– Не изъ книги-ли это, Иванъ Матвѣевичъ? – усомнился Петръ Ѳомичъ.
Разсказчикъ только посмотрѣлъ на него своими еще красивыми, серьезными глазами, затянулся сигарой, и продолжалъ:
– И вотъ, въ одинъ послѣдній декабрскій вечеръ, подъ новый годъ, овладѣла мною такая тоска, что я призналъ за лучшее не выходить изъ дому. Люди сдѣлались мнѣ ненавистны, представленіе о веселящейся толпѣ вызывало во мнѣ злость. Я рѣшилъ запереться у себя, пораньше лечь спать, и обойтись безъ всякой встрѣчи новаго года. Да и что за смыслъ гнаться за какимъ-то новымъ счастьемъ, привязывать свои надежды къ какой-то календарной точкѣ, когда судьба, видимо, упорно и неумолимо ожесточилась противъ меня? Я собирался послѣдовать принятому мною рѣшенію – было часовъ одиннадцать вечера – какъ вдругъ въ передней звякнулъ звонокъ. Слуга мой былъ отпущенъ, и я вышелъ самъ отпереть дверь. Отворяю, и вижу ее – ту, которую я такъ благоговѣйно и такъ печально любилъ… Въ первую минуту меня охватило чувство испуга. «Что случилось»? – спрашиваю я, усиливаясь разглядѣть черезъ вуаль выраженіе ея блѣднаго лица. Оказалось, что ничего не случилось, что она была одна дома, думала, что можетъ быть я приду встрѣтить у нихъ новый годъ, но когда пробило 10 часовъ, невыразимая тоска сжала ей сердце, слезы накоплялись и не пролились, и понемногу непонятная, необъяснимая сила словно подняла и толкнула ее. Она пришпилила шляпу, накинула шубу, и наобумъ, не размышляя, съ очень слабой надеждой застать меня дома, поѣхала ко мнѣ. Объяснять-ли вамъ, что мы оба перечувствововали въ этотъ вечеръ? Вы понимаете сами, что это нѣвозможно. Я смѣялся, я плакалъ, я изнемогалъ подъ безмѣрностью обрушившагося на меня счастья, я не жилъ, а только рѣялъ гдѣ-то на высяхъ жизни, какъ птица, вырвавшаяся изъ темной клѣтки и купающаяся въ давно не виданныхъ солнечныхъ лучахъ. Это было больше, чѣмъ счастье, это было безуміе блаженства. А внѣ этого безумія, вы помните, мы оба были глубоко несчастны. Но это заставляло насъ только сильнѣе ощущать свое счастье. Въ этомъ и заключается непостижимая, чудная тайна любви, которою она, любовь, только одна владѣетъ, въ какой бы формѣ ни проявлялась… Мы рѣшили немедленно начать хлопоты о разводѣ. Дѣло шло удачно; два мѣсяца мы жили своимъ счастьемъ и своими надеждами. А потомъ – она умерла. Неожиданная, неумолимая, безсмысленная смерть положила конецъ всему. Съ тѣхъ поръ, какъ вы знаете, обстоятельства мои совершенно перемѣнились. Мнѣ разомъ круто повезло, я теперь богатъ, даже очень богатъ, но все мое счастье, весь смыслъ моей жизни навсегда ограниченъ и исчерпанъ тѣми двумя мѣсяцами, съ того кануна новаго года.
Иванъ Матвѣевичъ замолчалъ и вспомнилъ о своей потухающей сигарѣ. И всѣ остальные тоже молча занялись своими сигарами.
Странное выраженіе было на ихъ лицахъ, и странное, сложное чувство владѣло ими. Имъ было какъ будто не по себѣ, и какая-то неиспытанная жажда загорѣлась въ душѣ каждаго, и недоумѣніе стояло въ потупленныхъ, задумчиво остановившихся глазахъ – словно невѣдомый яркій лучъ скользнулъ мимо нихъ, отчеркнувъ окружающую темноту…
