- Прости меня, Лив. – тихо и с огромной болью сказал он. – Я виноват во всем и попробую все исправить.

Лив подняла на него заплаканные глаза и посмотрела на его разбитую губу… Она видела его потерянный, воспаленный взгляд и понимала, что он страдает не меньше, зная, что она никогда не будет с ним… Но надежда умирает последней, ведь так?

- Мы оба виноваты. – прошептала Лив, всхлипывая. – Нам нельзя было делать это, я могла отстраниться от тебя, но я этого не сделала. Я отвечала тебе, и… не знаю, можно ли тут что-то исправить. Он теперь ненавидит меня и никогда мне этого не простит…

Макс горько вздохнул.

- Не думаю, что он когда-либо сможет возненавидеть тебя. Но исправить можно все, белоснежка. Вопрос только в том, каким будет этот способ и чего еще придется лишиться, ради достижения цели.

Он встал и ушел в дом, а Лив снова уткнула лицо в колени и горько зарыдала.

Глава 15

Через три дня состоялись выборы в мэры Нью-Йорка, и высокий, импозантный Джулиан Слоу с открытой, шикарной, белозубой улыбкой уверенно победил всех своих соперников, обойдя ближайшего практически на двадцать процентов.

Что касается Майкла Хоффорда, то он, получив необъятно огромный откат, все-таки согласился на то, чтобы двое подкупленных мелких преступников с улицы врезали ему по голове и наподдавали по ребрам, перед этим посидев в кустах и пошушукавшись, как и договаривались, специально для скрытой камеры, о том, что некий Эрнесто Карелли хорошо им заплатил за то, чтобы отдубасить беднягу кандидата по первое число… Так что избитый, но, в общем-то, довольный Майкл расслаблялся в своем дорогущем особняке, выжидая от Эйдена Мартинеса сигнала к тому, чтобы в нужный момент снова возникнуть на арене этого сумасшедшего цирка.

Три дня… Любому обычному человеку, тем более, занятому многочисленными делами, этот срок может показаться тремя мимолетными секундами, но для Лив…

Ей казалось, что она ощущает каждую минуту из этих дней, и она не видела конца и края своему мучению. Без Джонни жизнь превратилась в болезненно тянущуюся резину или в болото, большое, черное и наполненное лишь зыбкой грязью, которое затягивало Лив с особо медленным зверством, будто издеваясь над ее душой и сердцем.

Все, что существовало для нее сейчас, это была ее боль. Она плевала на все: на бизнес, на Эрнесто, на его игры и интрижки, но ей приходилось преодолевать депрессию и рассеянность ради отца. Он все еще находился в лапах этого таракана, и Лив намеревалась вытащить его во что бы то ни стало.

Но остановить слезы и успокоить болезненно долбящее со всей силы по грудной клетке сердце ей удавалось с трудом и лишь на короткое время.

Джонни не приходил и не отвечал на ее звонки и сообщения, но, надо сказать, он не бросил бизнес ее отца и продолжал помогать Лив, получая все необходимые инструкции от Брайана и общаясь исключительно с ним. В поместье ее отца он не появлялся, в квартире миссис Портер – тоже. Каждый раз возвращаясь туда, Лив с замиранием сердца ждала, что когда откроет дверь, она увидит его, развязно раскинувшегося на диване, встретится взглядом с его игривыми зелеными глазами и сможет прижаться к нему и не отпускать… никогда и никуда. Но каждый день картина пустой, как будто лишившейся жизненных сил и особого, светлого, сияющего чем-то изнутри наполнения встречала ее утомленный взгляд и больную душу.

Она знала, что виновата лишь только она одна в том, что произошло. Если бы она не дала Максу возможности заметить, что он ей небезразличен, он бы отступился от нее сразу же, как только узнал, что она с Джонни. Если бы она не позволила своему разуму включать уже проигранное когда-то кино и утонуть в ощущениях прошлого, она бы не подпустила Макса так близко к себе. Итог один – винить, кроме своей глупой, девичьей головы, больше некого. Но она не оставляла попыток поговорить с ним.

Лив искала его. Она узнала у бармена Тони, когда Джонни будет на смене в «Аквамарине», и приехала туда… Он не обрадовался. Не разозлился. Он холодно и жестко посмотрел на нее и спросил:

- Что ты здесь делаешь?

Она опять плакала. Смахнув слезы со щеки, Лив с мольбой в глазах впилась в него взглядом, страдая от его равнодушия к ней. Господи, да она бы сделала все, что угодно, лишь бы вернуть его, лишь бы заставить его глаза снова сиять при виде нее…

- Джонни. Давай поговорим! Пожалуйста!

- Не о чем разговаривать, Лив. – все также холодно ответил Джонни, вытирая тряпкой какой-то бокал. – Уходи. И больше не приезжай.

Слезы, слезы, слезы… Может ли быть еще больнее после того, как она увидела его безразличный взгляд?.. Будущее рушится, как тот небоскреб в игре, в которую периодически любила играть Лив.

- Всего минуту, Джонни. Прошу. – тихо прошептала она пересохшими губами, умоляюще глядя на него и чувствуя, как ее тяжелое тело давит ее куда-то вниз: там наверняка была приготовлена очередная темная бездна отчаяния и боли для нее. Он покачал головой.

- Я догадываюсь, о чем ты хочешь мне сказать, поэтому нет, Лив. Ни минуту, ни секунду. Извини, мне надо работать.

И он отошел от нее к другому концу бара, мило улыбнувшись какой-то девушке и в своем прежнем стиле игриво подмигнув ей… Лив ушла, умирая от боли.

Через несколько минут по телевизору должно было начаться выступление нового мэра, в котором он должен был осветить будущие направления своей работы и ближайшие перспективы города, в котором он теперь мог чувствовать себя, как хозяин большого дома.

Лив сидела в гостиной особняка и пусто пялилась на огромный плазменный экран почти во всю стену, вдавившись в диван и обняв свои колени, положив на них подбородок. Картинки были радужными, люди на экране – веселыми, а все, о чем она могла думать, - это глубокая тоска по Джонни, отзывающаяся болью в ребрах, груди и уничтожая ее со скоростью улитки, причиняя еще больше мучений ее душе.

В гостиной появился Брайан с чашкой кофе в руках. В отличие от Лив, одетой в поношенную белую футболку и джинсовые шорты, выглядел он гораздо более свежо и презентабельно в светло-голубом пуловере, из-под которого торчал идеально выглаженный белый воротник рубашки, темно-серых брюках и туфлях.

Усевшись рядом с Лив, он протянул ей кофе и сочувственно спросил:

- Ты как? Опять ездила к нему?

Лив еле заметно кивнула.

- Это бесполезно, Брайан. Он больше не любит меня и никогда не простит. Да он даже смотреть на меня не хочет! – она почувствовала, как задрожали ее губы, и слеза скатилась по щеке.

Брайан вздохнул и осторожно вытер ее щеку своей теплой ладонью.

- Лив. Тебе нужно перестать наседать на него. Дай ему время. Он должен пережить случившееся, подзабыть эту яркую картинку в своей голове, и тогда… ты сможешь рассчитывать на разговор. Не думаю, что он разлюбил тебя так сразу… Это ведь не происходит по щелчку. Но боль должна немного подлечиться временем. Отпусти его, Оливия.

Лив кивнула, понимая, что Брайан прав, и чувствуя, что нервы опять дрожат на грани безудержной истерики, но надежды, надежды не было… Вполне возможно, что их отношения так ужасно и так глупо подошли к концу… Возможно, он никогда больше не будет доверять ей, а как можно любить человека, к которому нет доверия? И тихая мечта о том, что у них есть годы, десятки лет, чтобы любить друг друга, лопается, как мыльный пузырь.

- Начинается. – сказал Брайан, увидев заставку одного политического канала, оповещавшую о начале интервью с мэром.

Какая-то миловидная девушка со светло-русыми волосами задавала вопросы темноволосому, тридцатидевятилетнему Джулиану, сияющему белоснежным ровным рядом зубов через широко растянутые губы, но глаза его, при этом, оставались холодными и безучастными.

Лив слушала вполуха, усиленно пытаясь вырваться в реальность, но все равно пропустила большинство слов, сказанные этим самым новым мэром… Хотя, кое-что все-таки зацепило ее внимание.

- Мистер Слоу, скажите, каковы же основные направления вашей политики? Чего ожидать городу в первую очередь? Так сказать, в ближайшей перспективе? – спросила ведущая, угодливо улыбнувшись новоявленному политику.