— Да, я не скрываю недовольства этим браком!

— Поэтому мы Вас и принимаем в свой круг…

— Хорошо, что Вы нас поддерживаете…

— Постойте, но стоит моей невестке умереть, и Кокомо вместе с ацтеками будут стоять у наших ворот!

— А если мы сделаем так, что окажем большую честь семье Кокомо, то они будут счастливы.

— Я Вас не понимаю, почтенный! — Уичаа нервно облизала губы — становилось жарко. Избавиться от неугодной невестки ей хотелось, как только она услышала о

возможном браке, желание усилилось с первой минуты их встречи.

— Звезды говорят, что засуха будет продолжаться недолго, они же скажут нам о воле бога Чаку: нашим полям нужен дождь, а для этого нужно хорошо попросить…

— Но Иш-Чель — жена Кинич-Ахава! Она принадлежит знатному роду! — Уичаа растерялась.

— А кто посмеет оспорить волю бога? Да еще в тяжелую минуту, когда нужно

откупиться от ацтеков?

— Вы предлагаете жребий? — ужаснулась Уичаа, — А если я его вытяну, вытяну первой?

— Госпожа, нужно создать такую ситуацию, чтобы право первой тянуть жребий

досталось Вашей невестке… А Вы нам еще нужны, вот Вы-то неприкосновенны…

— Вы что-то не договариваете… мой муж — халач-виник, и я должна тянуть первой!.. Хотя… зачем я сомневаюсь — вы уже все продумали?!

Жрец бога Чаку довольно улыбнулся ее прозорливости и согласно кивнул:

— Напрасно Вы, госпожа, от нас отделяетесь. Вы также принимаете в этом участие. Да, мы все продумали, но вот согласитесь ли Вы с нашим предложением? — задумчиво оглядел присутствующих жрец бога Чаку.

— Очевидно, оно не столь хорошо для меня, чтобы я могла сразу же согласиться? — вызывающе усмехнулась Уичаа, специально сделав паузу, словно задумываясь, что бы еще выторговать, и только затем, снисходительно поинтересовалась:

— Так в чем же оно состоит, уважаемый?

— Хм… В том, что с завтрашнего дня не наш халач-виник Копан будет управлять городом, а его сын — Кинич-Ахава…

Об этом Уичаа в тайне мечтала, но услышать на совете не ожидала, а потому в гневе вскочила со своего места:

— Это измена!

— Конечно, но Вам нужна власть над Вашим сыном так же, как и нам над ним. Мешает во всем наш правитель. Его слабоволие и бездействие не допустимы, но он болен! Духи зовут его! Теперь Вы думайте и решайте! Сейчас и немедленно!

— Но постойте, чем же мешает нам мой муж? Какие Духи? Халач-виник практически устранился от дел, он не предпринимает никаких действий, ни во что не вмешивается!

— Но важные решения принимает он! Тем он нам и мешает. Он уже заглянул в глаза Духам Смерти, он боится и ждет их. Посудите сами, устраняя Копана, мы передаем власть в руки Кинич-Ахава. Из-за нашествия ацтеков, ее не освещаем. Пока. Волею богов. Это для его усмирения. Следовательно, Вы на некоторое время, отходите на второй план, кто может Вас в чем-то заподозрить? Никто. Затем, мы устраняем Иш-Чель, вот тут Вы должны полностью контролировать поведение сына. То есть — не дать ему совершить необдуманные поступки. Потом, мы откупаемся от ацтеков, Кокомо претензий к нам не предъявляют, а мы заключаем новый брак, угодный всем нам… Вы получаете послушную невестку и правите Коацаоком, мы — новый сильный договор с сапотеками или даже с ацтеками, там будет видно… Что Вы скажете нам на это?

— Я пртив убийства мужа! Это измена и… — дрожь прошла по телу Уичаа. Устранить Иш-Чель — ее мечта, но устранить Копана — к этому она была не готова. И где гарантии, что все это собрание не посадит на правление городом кого-нибудь другого, устранив так же просто сначала ее сына, а затем и ее?

— Полноте, госпожа, власть притягивает Вас сильнее, чем брак с нашим халач-виником! Одна Вы не останетесь, и не заставляйте меня раскрывать Вам Ваши же тайны! — снизил голос до шепота жрец бога Чаку, при этом он весьма ехидно улыбался.

Уичаа поняла, что этому проныре довольно много известно такого, чем он вполне может держать ее в своих руках. Женщина задумалась. Если бы знать, что известно ему, можно было бы увильнуть, но сейчас она в трудном положении. Слишком много ей известно… А что известно ему?! Если откроется ее неверность Копану, то ей не избежать казни. А откажись она выполнить решение тайного общества, ни одно ее слово не будет иметь силу — слишком могущественные противники предлагают ей союз. Откажись она выполнить решение тайного собрания — в живых ее не оставят.

Уичаа отбросила всякие колебания Возможно, слишком быстро, слишком поспешно, но кто может обвинить человека, спасающего свою жизнь? Власть она действительно любила, и сына любила. Что больше? Об этом женщина никогда не задумывалась. Но сын для нее был продолжением власти, а значит, его она любила больше. Сейчас Уичаа старалась выторговать им обоим жизнь и власть, а потом… Слишком много было еще препятствий и проблем, чтобы о них думать сейчас. В настоящий момент она должна была принести в жертву все лишнее и чуждое, только бы удержать власть для сына в семье. Копан теперь был сброшен со счетов. Она билась за себя и сына.

— Хорошо. Выхода нет. Я согласна с Вами. Как Вы предполагаете убить моего мужа?

— Яд, госпожа.

— Хорошо, потому что… — беседующие не обращали внимания на вход в комнату, настолько они были заняты обсуждением своих проблем, что не заметили тень человека, который прятался за шкурой, висевшей над дверью, почти с самого начала переговоров. При последних словах, сказанных Уичаа, тень застонала и, цепляясь за шкуру, чтобы сдержать падение, бессильно рухнула в комнату, увлекая за собою все, что оказалось на ее пути.

Заговорщики испугались по-разному: Халаке-Ахава трусовато поджал под себя ноги и попытался сжаться в невидимый комок, тщетно накидывая на голову свой плащ; жрецы же воинственно выхватили припрятанные в складках одежды кремневые ножи; Уичаа испуганно вскрикнула — она единственная, кто мгновенно узнал подслушивающего.

Это был Копан.

Немая сцена продолжалась недолго. Убедившись, что халач-виник почему-то не подает признаков жизни, все, кроме Халаке-Ахава, подошли к лежавшему правителю и склонились над ним. Халач-виник не шевелился, обе руки его были прижаты к груди, глаза прикрыты, а губы что-то шептали. Жрец Ицамны встал на колени перед лежащим и прислонил свое ухо к самим губам поверженного правителя.

— "Предатели"… — услышал он.

Простояв так некоторое время, он выпрямился. Лицо жреца не изменилось. Оно было равнодушно.

— Хм… я понимаю, у нашего халач-виника удар. Можно предположить, что боги нас поддерживают… — невольная улыбка расползлась по лицу жреца бога Чаку, — Вот видите, госпожа, даже яд не понадобился! Люблю поддержку богов!

Уичаа удрученно смотрела на поверженного супруга. Она не знала радоваться ей или огорчаться. Слишком уж призрачной становилась ее власть. Если бы Копан умер, она ничего бы не боялась. Теперь же он ведь мог прийти в себя в себя в любой момент! Это значило жить в потоянном страхе разоблачения.

"Отступать не буду!.." — твердо решила женщина.

— Нужно прислать рабов, чтобы они перенесли халач-виника в его покои. Скорее всего, он пришел один — верховный жрец Ицамны осмотрел вход и остался доволен поворотом дела. Теперь он не скрывал своей радости.

— Скоро рассвет. У нас мало времени, нужно приставить верного человека и,

как только халач-виник начнет говорить — дать ему яд. Иначе всем нам смерть! Сейчас расходимся, на все у нас три дня. Каждый знает, что нужно делать… иначе все наши намерения потерпят провал.

Ты, Халаке-Ахава, подстрекай людей к бунту против Кинич-Ахава, делай это незаметно, спокойно, но быстро.

Вы, госпожа, изображайте убитую горем жену и следите за состоянием мужа.

Вы, уважаемый, готовьте народ к необходимому жертвоприношению от всех знатных домов города, — верховный жрец осмотрел всех присутствующих и снова затянулся трубкой.

Заговорщики покинули пирамиду бога Ицамны по одному. Верховный жрец бога Чаку ушел полностью довольный и даже, в какой-то мере, счастливый. Он был удовлетворен. То, над чем он трудился долгие годы, вскоре должно было принести плоды, которые он собирался любовно пожинать.