Зато старушки, продолжал он, твердо убеждены, что все это украдено в их отсутствие неизвестными взломщиками. Сам он всегда пытается их образумить. Пытается даже отговорить от новых трат на все более надежные и дорогие замки. Но эти его усилия более чем напрасны. Как правило, возмущенные старушки попросту отправляются в другой магазин, но через некоторое время, когда замки, задвижки и секретные устройства из других мюнхенских магазинов оказываются, по их мнению, никуда не годными, вновь появляются в этом самом магазине, чтобы заказать очередной, еще более хитроумный, еще более дорогой замок.
Если мы перестанем их обслуживать, их станут обслуживать конкуренты, подытожил он, выписал счет и распрощался, получив от меня чек на сто семьдесят три марки.
А через несколько дней в мое отсутствие опять была выключена лампа на письменном столе. И опять я начала внимательно исследовать собственную квартиру, на сей раз уже не в поисках тех почти неразличимых следов, которые оставляют незваные визитеры. Что я разыскивала в тот раз, словно повинуясь внезапному наитию, так это миниатюрные микрофоны, микрофоны направленного действия, именуемые в просторечии «клопами».
Ни тогда, ни теперь я отнюдь не была специалистом в этой области. Я видела фотографии «клопов» в журналах. Знала, какими крохотными они бывают. Знала, что их подсоединяют либо к электропроводке, либо к передатчику. Короче, толком не знала ничего. И все же одно время я искренне верила, что сумею обнаружить такого «клопа». Более того, я взялась за эту задачу с прямо-таки болезненным честолюбием, свойственным, как правило, всем дилетантам. Для начала я развинтила, несмотря на трудности, неизбежно возникавшие после при сборке, все светильники, какие были в доме; потом исследовала розетки, обычное устройство которых уже само по себе оказалось для меня открытием. Наконец, я отвинтила эмалированную крышку газовой плиты и подозрительно — мне ведь никогда еще не доводилось заглядывать под крышку газовой плиты — уставилась на три медные трубки, тянущиеся от наружных вентилей вдоль газовых труб к задней стенке плиты, я была почти убеждена, что наткнулась на что-то очень важное, скажем, на распределитель подслушивающего устройства.
И пока я внимательно рассматривала свое «открытие», мне вдруг стало страшно: вдруг кто-нибудь из особых государственных служащих наблюдает за мной из окна напротив, вдруг он уже знает, что я раскрыла их тайну? Я осторожно опустила крышку и сходила за простынями, которыми завесила кухонное окно. Потом опять сняла крышку и принялась внимательно рассматривать медные трубочки. Даже то, что духовка изолирована фольгой, казалось мне в тот момент подозрительным.
На следующий день я сшила из простынь шторы и укрепила на кухонном окне; теперь в любое время, спокойно и не рискуя быть уличенной, я могла предаваться своим исследованиям. Дело в том, что у меня тогда было чувство, будто за мной следят из окна дома напротив. Окно это находилось на шестом этаже, и прямо за ним висела ослепительно яркая лампа. Я решила при первой же возможности попросить на время у мужа сестры, заядлого охотника, охотничий бинокль.
Что же касается трех медных трубочек в плите, то для начала я продемонстрировала их Анне В. и Сабине О., которые заглянули ко мне в тот день кое-что обсудить. На них это произвело сильное впечатление. Обе они, так же как и я, в жизни не заглядывали прежде под крышку газовой плиты. А вот Мартин Г., химик, которому я не преминула продемонстрировать развороченную плиту, лучше разбирался в подобных вещах. Он рассмеялся коротким, отрывистым смехом и даже не дал себе труда скрыть полное неверие в обыски, якобы имевшие место в моей квартире сначала через продолжительные, а теперь через все более короткие промежутки времени.
Впрочем, его позиция не заставила меня отказаться от дальнейших изысканий. Более того, я вплотную занялась тогда шарнирами кухонных шкафов. Мне почудилось, будто они вдруг увеличились в размерах и изменились по форме. Я разобрала их и взвесила на руке отдельные винты. Те, что полегче, я вообще не удостоила вниманием. Те, что потяжелее, старательно разглядывала в лупу, однако ничего подозрительного не обнаружила. Подозрительным был только их вес.
Вслед за шарнирами кухонных шкафов очередь дошла до шурупов письменного стола. Затем я исследовала, теперь уже намного внимательнее, пишущую машинку, холодильник вместе с морозилкой, откуда доносилось порой никогда прежде не слыханное подозрительное щелканье, словно что-то где-то включалось и выключалось, а через несколько недель, в течение которых я то и дело врывалась в кухню, чтоб установить, откуда точно доносится звук, щелканье само собой прекратилось.
Как и в случае с газовой плитой, светильниками и розетками, ковыряясь в пишущей машинке, холодильнике и кухонных шкафах, я, естественно, была не в состоянии определить, где самые обычные ручки, винты, выключатели, а где нет. И хотя я стеснялась просить продавца или продавщицу снять ради меня верхнюю крышку газовой плиты и продемонстрировать внутреннее ее устройство, мне ничего не стоило в каком-нибудь крупном магазине попросить показать модель именно моей пишущей машинки, холодильника или кухонных шкафов. Проверяя при этом шарниры, выключатели, ручки, я убеждалась, что в общем-то они такие же, как шарниры, выключатели, ручки на сходных предметах у меня в квартире. Но от поиска «клопа» я все равно не отказалась.
Повинуясь внезапному озарению, я принялась внимательно изучать металлические замки и большие кнопки на сумках. Однако сколь бы дотошно я их ни рассматривала, внешний вид говорил мне весьма мало. Из соображений безопасности я приобрела дешевую плетеную сумку и некоторое время выходила из дома только с ней. Повинуясь тому же внезапному озарению, я изучила все молнии на брюках. И из соображений безопасности вшила в одни брюки новую молнию. И некоторое время носила только их, ведь в них-то уж наверняка не было микрофона направленного действия. У многих туфель я поотрывала набойки с каблуков. При этом выяснилось, что каблуки, как правило, внутри полые. У хозяйки обувного магазина, куда я принесла туфли, чтобы снова сделать набойки, я поинтересовалась, обязательно ли каблуки должны быть полыми. И хотя она ответила утвердительно, я, опять же из соображений безопасности, купила себе новые туфли, которые и носила некоторое время не снимая — по крайней мере можно быть уверенной, что хотя бы разговоры, которые я веду вне стен собственной квартиры, не становятся достоянием чужих людей.
Сама того не ведая, я, по сути, вела себя как настоящий государственный преступник, по меньшей мере как человек, которому есть что скрывать. А в общем все мои мелкие уловки преследовали одну-единственную цель: не допустить, чтобы состоящие на особой государственной службе дамы и господа, которым ради безопасности нашего правового государства вменено в обязанность проводить регулярные обыски в моей квартире, надзирать за моей скромной особой, возможно, подслушивать мои разговоры, в том числе телефонные, догадались, что я в курсе их мероприятий.
Поэтому, разговаривая по телефону, я прибегала ко всякого рода туманным намекам, которые, должно быть, навлекали на меня еще большие подозрения. Поэтому, когда разговор у меня в доме заходил об обысках и о слежке за моей скромной особой — а я делала все, чтобы рано или поздно об этом зашел разговор, пусть даже со временем это стало наводить на гостей скуку, ведь события даже не собирались доходить до какой-нибудь драматической кульминации, скажем до официальной санкции на обыск или хотя бы временного моего ареста, все ограничивалось подозрительными щелчками на кухне за холодильником, двумя маленькими отверстиями в морозилке, смещением листа бумаги на два-три сантиметра, смещением острия шариковой ручки на длину одного слова, неоднократным выключением в мое отсутствие лампы на письменном столе, — так вот, когда разговор заходил об обысках и о слежке за моей скромной особой, я сообщала гостям о существенных, на мой взгляд, новых наблюдениях шепотом, на ухо, да еще под грохот музыки. Порой я вообще отказывалась обсуждать эту тему вслух. На листке бумажки быстро царапала все, что считала представляющим интерес, давала собеседникам прочитать записку, а затем выбрасывала ее в унитаз — я ведь не была уверена, что они не обыскивают мусорный бак, — при этом я, энергично жестикулируя, указывала на определенные предметы, в которых или на которых предполагала наличие микрофона, или на определенные стены, под штукатуркой которых, возможно, спрятана проводка. Иногда я обводила всю квартиру одним широким жестом, а потом пожимала плечами.
