— Ты у новенького-то суп за обедом попроси, а я попрошу второе! — обращался к Плевку Славик. — Я видел, он сегодня от завтрака отказался, так Олег Фикса все сожрал.

— А вдруг он сам есть будет?

— Не, он же вольняшка, ему передачку скоро привезут, вот увидишь.

Новичку стало муторно от этих разговоров. Кроме того, в голове начало гудеть, сказывалось действие нейролептиков. Андрей попытался заснуть, но вместо этого впал в полузабытье и, казалось, грезил наяву. Больной опять увидел брата-рыцаря, который вел свой отряд, состоявший из воинов Храма и пилигримов, долгой дорогой от Антиохии к Иерусалиму для поклонения Гробу Господню.

9

Разномастные паломники со всей Европы наводнили Геную. С той поры как Папа Урбан Второй провозгласил первый крестовый поход, вся Европа ринулась в поддерживаемое истовыми молитвами паломничество на Святую землю. Много разговоров было и о братстве рыцарей Храма, которое не только боролось с неверными, но также помогало всем паломникам передвигаться к Святой земле. Французы и фламандцы, венгры и немцы, итальянцы и англичане — вся христианская Европа хотела посетить святые места. Из порта Генуи с помощью расторопных местных купцов и судовладельцев, не без помощи тамплиеров начинался долгий путь пилигримов. Сначала морем до одного из ближневосточных портов, затем по суше, по узкой полосе вдоль Средиземного моря до Иерусалима.

Собирая с паломников звонкое золото, отчеканенное по всей Европе, судовладельцы окупали свои расходы на транспортировку верующих к Святой земле в три-четыре раза. Дукаты и флорины, экю и ливры лились полноводной рекой в карманы тех, кто организовывал путешествие на Святую землю и защиту христиан от иноверцев. Банковские конторы рыцарей Храма, расположенные в каждом более или менее крупном населенном пункте по пути к Иерусалиму, позволяли легко осуществлять конвертацию чеков, которые тамплиеры выдавали в обмен на наличные, обратно в деньги. Авторитет ордена и военная сила, которой обладали храмовники, делали путь к Святой земле менее опасным и более предсказуемым.

Корабль, везший одну из таких групп пилигримов, после двухмесячного плавания по Средиземному морю бросил якорь вблизи Антиохии. Многоязычная, разношерстно одетая толпа паломников высадилась в порту, который был морскими воротами христианского княжества, подчиненного Иерусалимскому Королевству. Среди пилигримов были не только мужчины, но также набожные монахини и монахи, а также несколько симпатичных молодых христианок, присутствие которых в составе группы сильно смущало рыцарей, хозяев города.

Трудная монашеская жизнь с множеством ограничений не включала в себя такой жизненный аспект, как общение с прекрасным полом. Но рыцари оставались мужчинами и, подчиняясь своей земной природе, заглядывались на приезжих красавиц. “Интересно, как будет выглядеть та белокурая нормандка, которая сейчас пьет из кувшина, когда она ложится спать”, — мелькнула нехорошая мысль в голове Роллана Мондидье, брата-рыцаря ордена, которому выпал жребий руководить отрядом воинов для охраны христиан от набегов сарацин и защиты от произвола разбойников. Сверхусилием воли рыцарь попытался изгнать из своего сознания обольстительную христианку. “Это ты, враг рода человеческого, искушаешь меня, навевая греховные помыслы! — сердился на лукавого Роллан. — Придется исповедоваться сегодня в греховных мыслях капеллану”.

Среди паломников было два десятка французов, соотечественников командора. С обычной для своих соотечественников живостью пилигримы интересовались у рыцаря подробностями предстоящего пути. Родная речь была для командора как бальзам на раны. За двадцать лет своего пребывания на святых местах Мондидье выучил несколько европейских языков, мог объясняться даже с пленными сарацинами, прекрасно знал латынь, язык богослужений, но каждый раз, встречая своих соотечественников, радовался, особенно когда говорили на его, шампанском, наречии.

В группе пилигримов выделялся высокий худой юноша с горящим взором, постоянно читающий про себя молитвы. Во время путешествия по Средиземному морю он ни с кем не разговаривал, постоянно стоял на носу корабля и лишь иногда спрашивал у рулевого:

— Ну, когда же?

— Скоро, ветер попутный, через сутки доплывем.

“Ходить по земле, на которой жил и проповедовал Спаситель, побывать на месте, где Господь принял крестные муки и смерть, а потом воскрес и вознесся на небеса! Что может быть в жизни лучше этого! Ради этого можно отдать не только состояние, но и саму жизнь!” — думал юный паломник.

Когда на горизонте показался долгожданный берег, юноша даже хотел спрыгнуть в море, чтобы быстрее добраться до него, но его удержали пара монахов, упрекая молодого Роже в нетерпеливости и горячности.

Сейчас, глядя на этого отпрыска довольно знатной аристократической фамилии, Мондидье узнавал себя в молодости. Двадцать лет назад юный барон покинул зеленые долины родной Шампани. Отписав свой родовой замок ордену и организовав на его месте командорство, юный рыцарь пустился в опасное путешествие к Святой земле. Дававший будущему защитнику Гроба Господня благословение местный епископ сказал:

— Тебе предстоит самый славный путь, который может достаться человеку, не потеряй на этом тернистом пути чести твоих предков! Per Aspera ad Astra Per!

10

Очнулся Андрей от толчков в бок. Новичок выругался про себя, кляня тех, кто помешал созерцать жизнь и приключения крестоносца-храмовника. Возвращение в действительность было для пациента ушатом холодной воды.

Около его кровати стояла санитарка с тарелкой супа:

— Обед, поешь немного.

— Я не хочу есть.

— Надо, что значит “не хочу”? Вон худющий какой, кожа да кости, — с этими словами Венера поднесла ложку с абсолютно безвкусным постным супом ко рту привязанного.

— Я не буду!

— Через зонд кормить будем, — пригрозила санитарка. Новичок не знал, что такое зонд, но, поняв, что придется уступить, нехотя проглотил несколько ложек.

— Дайте я доем за него — закричал только что поевший Плевок.

— Ты сколько можешь жрать-то! — зло сказала Венера. — Добавку на обеде съел, еще просишь, а потом с очка не слазишь!

— Что вам, жалко, что ли, все равно выливать будете.

— А палату помоешь?

— Помою, — жадно хватая протянутую ему тарелку, пробасил Сухоплюев. Затем без ложки выпил все содержимое тарелки и, довольный, спросил: — А второе?

— Ну ты наглец, Вова, — только и могла ответить санитарка.

— Второе мне, — закричал Фикса. — Я тоже палату помыть могу!

— Ты, Олег, иди из-под Чомбы матрац достань, он, кажется, обделался.

С необыкновенной прытью Фикса вытащил обгаженный матрац и сказал:

— Готово!

— На, держи, — подавая помощнику тарелку с перловой кашей, произнесла санитарка.

Андрей, несмотря на то, что последние три дня ничего не ел, голода не испытывал, единственное, чего он хотел, — покурить. В палату вошел Карась.

— Хороший был сегодня обед, и каши дали полную поварешку, — довольно рыгая, сказал он и продолжил: — Сейчас таблетки, а потом покурить разрешат.

— Илья, дай мне еще сигаретку, я тебе потом пачку отдам!

— Вот это разговор, только не забудь, что пообещал; как к тебе приедут, первым делом мне долг верни, — протягивая сигаретку “Астры” Андрею, сказал Карась.

— А как я курить-то буду, я же привязан!

— А ты санитару скажи, что по-большому хочешь, может, он тебя и отвяжет.

— А как его зовут?

— Женя.

— Женя! — закричал Андрей. — Я в туалет хочу!

— Фикса, — ответил санитар, принеси утку этому, как его звать-то, ну, в общем, новенькому!

— Я по-большому хочу!

— Толька, неси ему судно.

— Отвяжите меня!

— Обойдешься! По смене передали, чтобы не отвязывали, ты буйный.

— Пошел ты на … — выругался на Женю новичок.

— Ты мне поговори еще, вообще не отвяжем, полежишь недельку на вязках, тогда будешь знать, как с персоналом надо обращаться! — зло сплюнув прямо на пол, ответил санитар.