— Дорогая Марга, мои опасения подтвердились: я в карцере. Не знаю, получишь ли ты когда-нибудь это письмо, тем не менее пишу тебе, для меня это сейчас огромное облегчение. Надеюсь, все закончится хорошо! Вчера несколько товарищей хотели бежать. Их схватили из-за предательства одного солдата. Сразу же после этого забрали Людвига и меня. Первый, самый страшный допрос уже позади. Если так будет продолжаться, мне придется покончить с собой. Пока у нас двое погибших.

 — Сегодня допрос продолжился, на этот раз было не так ужасно. Людвиг вне опасности. Они его не очень били. Мое впечатление: все выглядит немного лучше, но пока неясно, выживу ли я. У нас уже трое умерших. Сегодня во второй половине дня они заперли нас в камере, пока нас еще пятеро — все, кто остался.

 — Мы узнали, что расследование закончено, и теперь они отправят дело в Берлин. На допросах мы произвели хорошее впечатление, им импонирует наша твердая позиция. Никто из нас не сказал ни одного дурного слова про других, каждый берет вину на себя. Тем не менее мне не по себе от этой ситуации. Все это мне хорошо знакомо. Нам следует быть готовыми к исключительно суровому наказанию. Расстрел или повешение. Когда будут новости, напишу еще.

 — Мы все еще живы. Они говорят, дело закончится хорошо. Комендант лагеря будет ходатайствовать за нас. Это утешительно, потому что наша судьба зависит теперь от Берлина. Все остальные ждут смертного приговора. Нас двое поляков и трое венцев. Людвиг отделается легко и пошлет тебе это письмо. Он не слишком отягощен виной, а вот Эрнст и я известны как «неисправимые красные», другие и вовсе поляки.

 — Моя бедная маленькая женушка, пришло время для серьезного разговора. Сегодня нам сообщили, что дело вернулось из Берлина. Короче, нам сказали: «Вы должны рассчитывать на худшее». Это значит, что нас казнят.

В последние дни я много думал о своей жизни. Когда тебя ожидает скорый конец, поневоле хочется заглянуть в глубины собственной души. Не впадая в ложную сентиментальность, я вижу свои ошибки и слабости моего характера. Я очень рано — в шестнадцать лет — познал женщину. Когда для других начиналась пора любви, я уже почти все знал о ее прекрасных и отвратительных сторонах. Я брал женщин, которые попадались мне, и не слишком высоко ценил их. У меня не было трагедий, ноя не испытал и того, что называют настоящей любовью. Так было многие годы. Лишь попав в тюрьму, я решил отказаться от мимолетных отношений и целиком посвятить себя своей работе и политической борьбе. И мне не составило особого труда претворить это решение в жизнь.

Пока не появилась ты. В тебе я увидел женщину, которой мне захотелось отдать свое сердце, я впервые почувствовал, что такое любовь, а не просто половое влечение. Но нам так и не удалось пожить нормальной жизнью. К небезызвестным обстоятельствам добавились плохие черты моего характера, прожитый мной до тебя кусок моей жизни. Мы так и не смогли понять друг друга до конца. Твоя чрезмерная ранимость, твое душевное и физическое истощение в борьбе за наше выживание только усугубили внутреннюю отчужденность. А наша вынужденная разлука грозила навсегда разобщить нас.

Между темя осознал, как много ты для меня значишь. По-моему, и ты тоньше прочувствовала меня. Отринув свой опыт с другими мужчинами, ты прошла тот же путь, что и я: к нашей совместной жизни. Этот опыт больно задел меня, но благодаря ему я тоже обрел семью: мою жену и моего ребенка. Пусть я еще и не добился твоей любви, я был безмерно счастлив. Теперь я уже мог строить конкретные планы относительно нашего ребенка и его будущего, мог рассматривать тебя как свою настоящую жену. Ты пришла к тому же результату, об этом говорит твое письмо, которое я получил за день до своего ареста. С тревогой и страхом следил я за сообщениями о воздушных налетах на Вену. Но во мне все еще жила надежда когда-нибудь увидеть тебя и нашего маленького сына.

Здешняя жизнь продолжалась, равно как и борьба. Я не мог прекратить борьбу, ты это понимаешь. И вот судьба настигла меня, как и миллионы других до меня. Именно здесь и именно так оборвется моя жизнь.

Я не грушу, не грусти и ты, Марга. Я выполнил свою задачу. Я умираю стоя, за свои идеалы. Мне лишь больно, уже видя конец человеческих страданий, быть не в силах помочь, не иметь возможности участвовать в строительстве нового мира и насладиться плодами огромных принесенных жертв.

Когда закончится война, ты вернешься в Испанию, намою вторую безмерно любимую родину. Заботься о нашем сыне, вырасти из него человека, живущего для других. Найди для себя решение, которое поможет тебе забыть, как тяжело было жить со мной. Прости меня за все, что я причинил тебе. Тогда я смогу спокойно уйти.

До последней минуты я буду думать о тебе и об Эди. Обнимаю и целую тебя.

 — Любимая моя, я до сих пор ничего не знаю о нашей судьбе. Эта неопределенность ужасна. Конечно, мы надеемся избежать самого страшного, и может быть, нам повезет, хотя шансы крайне малы. Строго говоря, ситуация не такая уж плохая: война могла бы закончиться еще в этом году. «Могла бы», говорю я, но думаю, скорее всего, она продлится еще до февраля или марта.

Праздники на носу. Ты будешь одна с моим ненаглядным мальчиком. В следующем году ты будешь праздновать Рождество уже с твоими сестрами и братьями или со мной, если здесь все хорошо закончится. Не обижайся, если я не смогу тебе больше написать в эти дни. Сама понимаешь, у меня на это нет никаких нервов. В этот миг я хочу быть твердым, а сентиментальные мысли ослабляют. От всего сердца, со всей любовью желаю вам самого лучшего, мира и счастья. Главное, чтобы вы благополучно пережили все бомбежки, это теперь моя самая большая тревога.

Лучше пиши мне теперь только обычные нормальные письма. Завтра или послезавтра попробую отдать это, потом такой возможности может не быть. Не посылай мне посылок, даже к празднику. Вместо этого прошу, посылай мне каждую неделю письмо или открытку, чтобы я знал, как у вас дела.

Пусть отец напишет коменданту лагеря и спросит, жив ли я еще. Сделай и ты это. Обещаешь?

 — Моя дорогая, бедная Марга! Дело завернули, потому что там чего-то не хватает. Это значит, что нас опять будут допрашивать. Это неплохая новость, стало быть, ходатайство о смертном приговоре пока не удовлетворено. Борьба за наши жизни продолжается. Это продлится еще недели, а время — это жизнь.

Марга, может, ты обижаешься на меня за все то, что я написал тебе. Но на это есть две причины: во-первых, ты должна знать все о моей жизни и о моих страданиях в эти решающие дни, чтобы оставаться сильной, когда получишь письмо в траурной рамке. Во-вторых, для меня огромное облегчение, что я могу излить тебе свою душу. (Завтра попытаюсь отослать это письмо, надеюсь, оно придет.) Марга, я хотел бы выплакаться в твои ладони, чтобы избавиться от этой адской усталости, которая навалилась на меня. Я не испытываю страха, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы поверить мне. Но все это слишком долго тянется. И я хочу, наконец, заключить тебя в свои объятия. Если я останусь в живых, я все сделаю, чтобы поскорее увидеть тебя. Интересно, о чем ты сейчас думаешь, любимая.

 — Наше положение сегодня немного улучшилось. Посмотрим, что будет дальше. Одно ясно: на Рождество я еще буду жив, поэтому пообещай мне, что вспомнишь в этот день своего мучителя.