Лесли не ответил. Мать заметила, что он бледен и чем-то угнетен. Казалось, он держит себя в руках огромным усилием воли. Проглотив ложку супа, он отодвинул тарелку. Ему налили вина, он поднял бокал, и она увидела, как дрожит у него рука.
— Что-то случилось, Лесли? — тихо спросила она, наклонившись к нему.
— Потом расскажу, — ответил он. В его голосе прозвучало бесконечное отчаяние. Таким она видела его впервые.
Миссис Роуз опустила глаза. Она пыталась хоть что-нибудь съесть, пыталась скрыть от слуг свою нестерпимую муку. Две горячих слезы набежали на глаза, ослепив ее, и медленно скатились по щекам. Она поняла, что сын знает страшную тайну, которую она всю жизнь тщилась от него скрыть. Ей казалось, что ужин длится вечно. Мистер Роуз, напротив, смаковал блага жизни и поглощал еду с завидным аппетитом. Словно не замечая, что жена и сын пребывают в смятении чувств, он попробовал втянуть их в застольную беседу, однако они не поддержали разговор, и он, слегка пожав плечами, погрузился в размышления о своем. Наконец подали кофе. Миссис Роуз с облегчением вздохнула, когда за дворецким закрылась дверь.
— В чем дело, Лесли? — немедленно спросила она. — Я от страха чуть с ума не схожу.
— Жаль, что ты сочла нужным выставить свои чувства на обозрение перед слугами, — отпустил реплику мистер Роуз.
— Полковник Блиссард отказал мне в руке Джэнет, — усталым безнадежным голосом еле слышно ответил Лесли. — Он вручил мне ее письмо, добавив, что она очень сожалеет.
— Но почему? — спросила миссис Роуз.
Лесли опустил глаза, словно стыдился того, что ему предстояло сказать. Слова, что он произнес, казалось, возникали сами по себе, помимо движения губ, и хотя он говорил очень тихо, прозвучали они удивительно четко:
— Он утверждает, что отец у меня мошенник. Он дал мне прочитать статью, в которой правдиво и точно описана карьера отца в бизнесе. Дело, похоже, может дойти до суда.
Миссис Роуз вскрикнула, но муж жестом заставил ее промолчать.
— Пусть Лесли закончит, — спокойно заметил он.
— Сперва я не мог поверить. Я сказал полковнику Блиссарду, что верю в честность отца, как в самого себя, а он приводил доказательство за доказательством. Он показал старый номер «Таймс», и я прочитал, что двадцать лет назад отца судили и он чудом избежал каторги. Полковник сказал, что сам только что докопался до этой истории и не стал бы мне о ней сообщать, ведь мы с Джэнет любим друг друга, но как раз сейчас отец затеял грандиозную аферу. В золотом руднике «Нью-Лион» нет никакого золота, и отец это прекрасно знал. Нет, кажется, такого обмана, на который бы он не пошел, чтобы обжулить акционеров, тысячи людей разорились. Теперь все это выплыло. Завтра состоится общее собрание акционеров, и одному Богу известно, чем оно кончится. Разве полковник Блиссард выдаст за меня дочь, если через несколько дней мой отец может очутиться в «Олд Бейли»[19]?
Лесли закончил, и какое-то время все трое молчали. Наконец мистер Роуз, нетерпеливо махнув рукой, вскочил, подошел к камину и закурил сигару.
— Полковник Блиссард — старый осел. Не сомневайтесь, я действовал в рамках закона. Нужно быть последним идиотом, чтобы выйти за эти рамки, настолько, по правде говоря, они широкие.
— Пусть так, но это все равно бесчестно.
— Мораль биржи и личная мораль — разные вещи. Верно, я выпустил акции золотого рудника, а когда они высоко поднялись, продал свой пай. Зачем, по-вашему, выпускают акции? Только для того, чтобы узкий круг посвященных мог вовремя от них избавиться. Прискорбно, что многие потеряли на этом деньги, но кто-то должен терять, чтобы другие смогли заработать. На бирже играют одни дураки. Если какие-то старые девы и отставные полковники пытаются разбогатеть, не ударив для этого пальцем о палец, — что ж, их мне не жаль.
Лесли не смотрел на отца. Казалось, он боится встретиться с ним взглядом. Потом он снова заговорил все тем же усталым бесцветным голосом:
— Ты ведь знал, что в руднике нет золота.
— В этом нельзя быть уверенным на все сто процентов, — со смехом возразил финансист.
— По-моему, это ничуть не лучше самой подлой кражи.
— Сожалею, что ты не одобряешь мой способ зарабатывать деньги. Но порасспроси обо мне в Сити — и тебе скажут, что я человек надежный. Хитрый, если угодно, хитрый, как лис, но я ни разу никому не перебежал дорогу и не бросил друга в беде. В бизнесе каждый сам за себя и против всех. Не сумей я приспособиться к нынешним нормам — не имел бы и ты возможности потакать любой своей прихоти.
— По мне, так лучше грызть черствую корку, но знать, что она заработана честным трудом.
— Не нужно бросаться словами, — с упреком заметил финансист.
— Я и в самом деле так думаю. Если и дальше жить на доходы от твоих… от твоих операций, я буду ничем не лучше тебя. Я решил уйти из дома. Попробую заработать на жизнь в Америке.
— Не будь сопливым дураком! — воскликнул мистер Роуз. — Да скажи ему что-нибудь, Бетти, попытайся его вразумить.
— Я считаю, он прав во всем, — спокойно отозвалась миссис Роуз.
— Ты хочешь сказать, что позволишь ему уйти из дома и самому зарабатывать на жизнь?
— Не совсем самому, я намерена уйти с ним вместе.
— То есть как это?
— Ты забыл, что однажды, много лет назад, я решила тебя бросить? После того, как тебя судили? Тогда тебя оправдали, но на твою репутацию легло несмываемое пятно. Я не могла смириться с мыслью, что мой сын вырастет под твоим влиянием. Ты молил меня о прощении, обещал, что, если я останусь, впредь будешь вести дела только по-честному. Я воспитала моего мальчика в твердой вере, что ты — воплощенная честь. Деньги сыпались, как из рога изобилия, а меня терзал страх, что ты добыл их неправедно. Но поздно было что-нибудь делать, и я ради Лесли держала язык за зубами. Теперь, когда он все знает, мне незачем оставаться. Мне ненавистны и отвратительны твои деньги, потому что я знаю — ты бесчестен до мозга костей.
В комнате снова воцарилось молчание. Наконец финансист подошел к жене и уже другим тоном — казалось, он и вправду сильно переживает, — произнес:
— После всех долгих лет, Бетти, ты не можешь бросить меня вот так. Без тебя мне будет совсем одиноко. Ты же знаешь, что я люблю тебя всей душой.
Она ничего не сказала, лишь чуть подалась назад, чтобы муж ее не коснулся.
— Ты и в самом деле сделаешь это?
— Я смогу остаться только на одном условии.
— Согласен на все, — воскликнул он.
— Одному Богу ведомо, каким путем ты сколотил состояние, но сделанного не воротишь, и вред, что ты причинил, не исправишь. Но последняя афера — совсем другое дело, ты еще можешь вернуть этим несчастным деньги, что выудил у них обманом.
— Как то есть вернуть?! — опешил мистер Роуз.
Но Лесли мигом сообразил, что мать имела в виду, встрепенулся и подошел к отцу. Он словно ожил.
— Если мы для тебя хоть что-нибудь значим, ты это сделаешь, папа. Ты знаешь, как мы тебя любим, мама и я. Одним этим шагом ты сможешь все искупить, перечеркнуть неприглядное прошлое. На завтрашнем собрании ты можешь предложить выкупить обратно все акции.
— Пара кретинов! — взорвался финансист. — Эти акции и шести пенсов не стоят. Вы что, думаете, я соглашусь выбросить на помойку двести пятьдесят тысяч фунтов?
— Я останусь только на этом условии, — тихо, однако твердо промолвила миссис Роуз.
— Ну, так катитесь вы оба ко всем чертям! — вышел из себя финансист. — Езжайте в Америку, посмотрим, как вам понравится жить на десять долларов в неделю. Вот узнаете, каким трудом достаются деньги, — перестанете воротить от меня нос. Терпения с вами не напасешься.
Мистер Роуз выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Глянул на часы, увидел, что время позднее, и направился прямиком в свою спальню. Но заснуть он не мог. Он слышал, как жена и сын разошлись по своим комнатам, и попытался унять боль, которую ему причиняла мысль о них. Он любил их и не представлял, как сумеет без них прожить. Жену он знал хорошо и не сомневался, что та исполнит свою угрозу. Его одолевала бессильная ярость при мысли о ее безрассудстве. Мистер Роуз долго копил состояние и теперь сделал блестящий ход, который придал ему веса в глазах великих финансистов его времени. С ним нельзя было не считаться. Правда, по его адресу будет сказано много нелестного, но блеск огромного богатства вскоре ослепит тех, кто не одобряет способов, какими он это богатство нажил. Через полгода его коварство забудется, а вот хватка останется у всех в памяти.