В самодеятельности в те времена недостатка не было. Курьезный образец ее являет собой тайный союз иллюминатов, созданный в 1776 году Адамом Вейсгауптом (1748-1830), профессором университета в Ингольштадте, вступившем в 1777 году в мюнхенскую Стрикт-обсервантскую ложу. Вейсгаупт присвоил себе имя Спартака, всех своих последователей тоже наградил именами древней истории, зашифровал немецкие города и веси названиями местностей древней Греции и Рима, разработал сложную иерархию степеней, причем высший класс он первоначально намеревался даже облечь в одеяния персов, поклонником которых он был до такой степени, что в датировке тайных документов общества пользовался не нашим обычным, а маздеистским календарем. Безобидное хобби книжного червя породило панические слухи, и в 1785 году общество иллюминатов было запрещено, а Вейсгаупту пришлось спасаться бегством [189].
Нечто гораздо более серьезное представляли собой активизировавшиеся в те годы розенкрейцеры, но о них у нас еще будет особый разговор.
Даже нам сегодня при всем обилии литературы (правда обилие порой может и наоборот, осложнить поиск), трудно ориентироваться во всей этой мешанине масонских систем, каково же было нашим неосмотрительным соотечественникам, которые в XVIII веке клюнули на модные заморские таинства! Беднягам можно посочувствовать: они только хлопали ушами и никак не могли понять, где же оно, наконец, «истинное» масонство.
Печальное свидетельство этих блужданий – показания Н.И.Новикова, данные им на следствии в 1792 году.
Судя по этим показаниям, Н.И.Новиков сначала вступил в английское масонство, которое в России возглавлял И.П.Елагин, но потом до него дошел слух, что есть еще какое-то «истинное масонство», привезенное бароном Рейхелем из Берлина [190]. На поверку это «истинное» масонство было всего-навсего вышеупомянутой системой Циннендорфа, а барон Рейхель до появления в России подвизался на службе у уже знакомого нам герцога Брауншвейгского [191]. Хитрый барон русским «больше четвертого или пятого градуса не давал, отговариваясь тем, что у него нет больше позволения». Тогда россияне отправили за «градусами» в Швецию князя Куракина, который вместе с князем Гагариным получил там все искомые градусы, но зато все российское масонство должно было «завсегда зависеть от Главной Шведской ложи» и ее Великого Мастера, герцога Зюдерманландского. Растерявшийся от обилия предлагаемых вариантов Н.И.Новиков обратился за разъяснением к Рейхелю, и тот изрек, что «всякое масонство, имеющее политические виды, есть ложное». Новиков после этой беседы «еще осторожней сделался противу шведского масонства и так называемого Стрикт-обсервантства». Тем не менее, Новикова все же «почти насильно уговорили» принять Шведский Седьмой градус. «Градус, – продолжает свое печальное повествование Новиков, – дан был рыцарский, и он мне совсем не полюбился и показался подозрительным, и я решился ни в какие связи со шведским масонством не вступать». А тут еще новое дело: приехал, воротясь из дальних странствий, предпринятых опять-таки за «истинным масонством», И.И.Репнин и объявил, что «истинное масонство» скрывается у розенкрейцеров [192].
Розенкрейцеры не замедлили появиться на сцене в лице Иоганна Георга Шварца [193], которого подцепил в Германии князь И.С.Гагарин и прислал в 1776 году воспитателем в Могилев, где Шварц не замедлил учредить ложу «Геркулеса в колыбели». Когда могилевские масоны прослышали, что в Курляндии есть «старое масонство», находящееся «в великом почтении у дворянства», они командировали туда Шварца. Курляндское масонство было не таким уж старым – первая ложа в Митаве была основана в 1754 году, а в 1764 году здесь начали задавать тон неотамплиеры из стрикт-обсервантов, и Швароц вывез из Митавы всего-навсего пятую стрикт-обсервантскую степень. Шварц отнюдь не был первым тамплиером в России – в 60-х годах в Петербурге уже существовали стрикт-обсервантский капитул и ложа «Феникс» той же системы, а в 1776 году тамплиерскую ложу «Искренность» основал в Москве известный в русской истории генерал Бенигсен, один из убийц Павла I, главнокомандующий русской армии в 1807 и 1813-1814 годах. Но Шварцу пятой степени показалось мало: он предложил русским масонам, чтобы они, положились на его курляндские связи, командировали его теперь в Берлин. И Шварц добился своей цели: жаждущие «света» россияне отправили его в Берлин с двумя сопроводительными письмами, в которых они, как признается Новиков, «просили» доставки им «древних истинных масонских актов» и о принятии их в союз. В Берлине Шварц встретился с одним из ведущих розенкрейцеров Велльнером, который посвятил его в их мистерии, а затем удостоился приема у герцога Ф.Брауншвейгского [194].
Так затягивалась петля вокруг русских масонов. Т.Бакунина пытается оправдать их, уверяет, будто попытки «завоевать симпатии» наследника (правильнее было бы сказать – завлечь Павла в масонские сети и заставить его плясать под свою дудку) и «обмен корреспонденцией» с герцогом Брауншвейгским «не могут считаться политическим заговором» [195]. Н.И.Новиков тоже оправдывался: «зависимость наша была весьма ограничена и состояла только в том, чтобы быть в сношении братском с немецким масонством под управлением герцога Брауншвейгского, чтобы признавать его Великим Мастером всего масонства». Что это были за «братские сношения», что за «обмен корреспонденцией» явствует из перехваченной записки Баженова об «образе мыслей Павла» [196]. В наше время такие поступки называются сбором и передачей шпионской информации. Они называются изменой Родине, будучи совершенными и в XVIII веке, они иного названия не заслуживают. Сам Н.И.Новиков видимо осознавал, во что он влип, и, когда следствие доходило до «этого обмена корреспонденцией» падал на колени: «Здесь… яко совершенный преступник в истинном и сердечном моем раскаянии, сокрушении, повергаю себя к стопам Ее Императорского Величества, яко не достойный никакого милосердия и помилования, но повинный всякому наказанию, которое воля Ее Императорского Величества мне определит» [197].
Но мы несколько отвлеклись от нашей темы. Это было неизбежным, поскольку требовалось как-то рассортировать многочисленные масонские системы XVIII века, в которых путаются и специалисты, а уж о широкой публике и говорить нечего, и определить, какую роль в этих системах играла тамплиерская легенда. А с ней не до конца все ясно: деятельность Клермонского капитула и барона фон Хунда в Германии по времени совпадают, и колеблешься даже, кому отдавать приоритет. Г.Боос, например, склонен думать, что «историю продолжения существования ордена тамплиеров и смехотворное подражание рыцарству следует приписать немецкой изобретательности» [198]. П.Шевалье также прослеживает встречное влияние Германии на Францию, и особое внимание уделяет той роли, которую сыграл в управлении франко-германских связей и в распространении тамплиерской легенды Жан-Батист Виллермоз (1730-1824), торговец шелком из Лиона, основавший в 1765 году в этом городе Капитул Рыцарей Черного Орла. В первый период своей деятельности Виллермоз находился под сильным влиянием темной личности по имени Мартинес де Паскуали (1727-1774), сына испанского еврея-марана, знатока кабалистики, члена Ложи Храма Избранных Шотландцев (системы девяти степеней), учредившего в 1758 году Орден Избранных Когенов Вселенной, членами которого были маркиз Луи Клод де Сен-Мартен (1743-1803), теософ и мистик, последователь Якова Беме и Сведенборга, издавший после смерти своего учителя книгу «О заблуждении к истине» (его поклонники и назывались позже мартинистами), знаменитый просветитель барон Гольбах и Виллермоз [199]. Однако позже через масонов города Мец, который служил связующим звеном с Германией и в котором с 60-х годов существовал Капитул Высших Степеней, Виллермоз познакомился с легендой о происхождении масонства от тамплиеров и уверовал в нее. Первое предложение примкнуть к тамплиерскому масонству лионские масоны получили от Дрезденской ложи еще в 1766 году, но осуществил этот план в 1772 году Виллермоз, соединивший свои ложи с немецким стрикт-обсервантством, в результате чего возникла, как выражается Л.Хаммермайер, «франко-немецкая масонская держава» [200]. Была учреждена пятая тамплиерская провинция Овернь с директорией в Лионе. В этой системе работал тогда прославившийся позднее как теоретик реакции Жозеф де Местр (1753-1821).
