Должно быть, ронины, которых убил Натабура, сторожили тропинку, которая вела в центр деревни, поэтому на него никто не обратил внимания, и ронинов, оказавшихся ближе, он свалил одним ударом. Того, кто оказался слева, разрубил наискось от горла до пояса, а того, кто слева, ранил в бок. В лицо брызнула теплая человеческая кровь. После этого он, как ураган, пронесся по тылу нападавших. И прежде чем разбойники осознали происходящее, их численность уменьшилась на пять убитых и трех раненых, которые с криком с криком: «Сикомэ! Сикомэ!»[3] – бросились врассыпную.

Вначале Натабура спас крестьянина с дубиной, который проявлял чудеса стойкости, обороняясь в одиночку против двоих, и ронин с трезубцем лишился руки. Не останавливаясь, Натабура поднырнул под следующего бойца, который оказался слишком нерасторопным, нанес ему скользящий удар в низ живота – просто потому что кусанаги деваться было некуда, перевернулся через голову и ударил по касательной, поразив противника во внутреннюю сторону бедра. Врубился между занятыми боем ронинами, разбросал их, вращаясь и при этом стараясь не задеть кончиком меча того крестьянина, на которого разбойники наседали. Расщепил древко яри, направленное в его сторону, и перепрыгнул через противника, успевшего присесть и закрыть глаза от страха, что не спасло его напряженную шею от точного удара. Успел ранить еще одного в горло, а второго проткнул, одновременно вынося кусанаги в сторону следующего ронина, чтобы лишить его маневра.

Тут только они заподозрили что-то неладное и шарахнулись в стороны, образуя вокруг Натабуры большое кольцо. И сразу из нападающих превратились в обороняющихся, потому что воодушевленные крестьяне удвоили усилия. Однако это еще не привело к перелому в сражении, а лишь ожесточило разбойников. И Натабуре сразу пришлось обороняться от троих, вооруженных прямыми мечами. Но то ли мечи у них были слишком тяжелыми, то ли ронины не имели понятия о фехтовании, однако они делали лишь неуклюжие выпады или простые рубящие движения. Прежде чем ронины перешли в атаку, Натабура успел переместиться и крайнему слева рассек лицо до кости.

После этого оставшиеся дрогнули и уже думали только о том, как бы сбежать в ближайшие кусты. Но он не дал им этого сделать и зарубил следующего справа, у которого были металлические нарукавники, а последнего, обороняющегося с ожесточением обреченного, убил ударом в сердце. И сразу же напал на человека в кольчуге и шлеме с полумаской духа лотоса из двух половинок, из-под которых тот следил за Натабурой темными пронзительными глазами. В одной руке он держал прямой меч, а в другой сай – короткий трезубец, предназначенный для защиты от меча. Натабура видел, как ронин до этого зарубил крестьянина, который оборонялся серпом на длинной рукояти. Против такого грозного противника у крестьянина не было никаких шансов.

Ронин в кольчуге оказался серьезным бойцом. Натабуре пришлось отразить несколько сильных и быстрых, но не очень искусных ударов. Он даже подумал, что противник знаком со школой тай-сабаки, настолько тщательно ронин готовил ловушку – пытался перехватить кусанаги трезубцем, чтобы в свою очередь ударить мечом. Но вблизи ему не хватало подвижности, чем Натабура и воспользовался: поднырнул из положения змея под его левую руку и уколол волшебным годзукой в единственное незащищенное место – прореху ворота кольчуги.

Как и почему годзука оказался в его левой руке, он уже не помнил – просто возник в тот момент, когда очень понадобился.

Ронин сделал два шага, зашатался и рухнул навзничь. После этого сражение мгновенно прекратилось. Оказалось, что человек в кольчуге был предводителем. Разбойники бросились врассыпную. Крестьяне пустились их ловить.

Несмотря на суматоху и неразбериху, троих ронинов поймали и приволокли на площадь. Солнце вот-вот должно было показаться из-за гор, и слабые его отблески падали на землю. Натабуру окружили. Рядом оказался Язаки, который, хотя во время боя лишь робко стрелял с веранды, теперь выглядел героем. Нануси Канрэй Синтага подошел и воскликнул под радостные возгласы крестьян:

– Слава Всевышнему! Ты спас нашу деревню. По праву тебе принадлежит любое оружие на этом поле. Выбирай, что хочешь!

– Кими мо, ками дзо! Я хочу взять десять стрел для короткого лука, – ответил Натабура, полагая, что Язаки истратил все стрелы. – А больше мне ничего не надо, сейса.

Теперь можно продолжить путь. Надо было только незаметно нырнуть в ближайшие кусты, и все дела. Натабура оглянулся. Язаки нигде не было. Пропал, как назло, в самый нужный момент.

– Скромность только украшает благородных рыцарей, – согласился Канрэй Синтага. – Отныне ты наш гость. Можешь оставаться в моем доме и жить столько, сколько тебе хочется.

Натабура не поверил ни единому его слову, в каждом из которых сквозило лицемерие. Надо было найти Язаки и уходить, уходить, пока в деревне царила неразбериха.

Вдруг с берега закричали:

– Корабли! Корабли!

Все побежали к морю, готовые к продолжению битвы. Подхваченный толпой Натабура невольно поддался общему порыву. Да и Язаки мелькал где-то в первых рядах. Уйти одному было как-то не по-дружески, да и, в общем-то, не с руки.

В этот момент из-за гор появилось солнце: вначале робко, словно на ощупь, потом брызнуло лучами и залило светом деревню и окрестности.

– Это не разбойники! – раздался голос Язаки. – Это одзия! Я вижу герб нашего кампаку! – И низко поклонился.

Кампаку в стране Нихон называли военного правителя провинции, а одзия – наместника одного из округов, входящих в провинцию. В свою очередь, оба они должны были подчиняться императору.

– Одзия! Одзия! – Крестьяне стали неистово кланяться.

Оказалось, что разбойники пришли не со стороны моря, а спустились с непроходимых гор. Что, несомненно, свидетельствовало о наличии дороги через них. Суда же, замеченные Натабурой, были флотилией одзия, который, видно, ждал рассвета, чтобы пристать к берегу.

Три плоскодонных судна выползали на шелестящую гальку. На каждом находилось не меньше двадцати человек пехоты, а на самом большом прибыл наместник.

Опустили трап, и одзия на белой лошади съехал на берег. Он был в санэ – доспехах с белой шнуровкой, указывая тем самым, что намерения его более чем серьезны, а гнев не имеет границ. Его сопровождала тяжеловооруженная стража с луками, копьями и широкими тяжелыми китайскими мечами. В стране Нихон таких воинов называли асигару. Их доспехи были сделаны из пластинок в виде листьев саккуры. Стража оказалась хорошо обученной – взяла копья на грудь и ловко оттеснила крестьян к деревне, образовав полукруг. Все это походило на ловушку и очень не понравилось Натабуре. В случае паники могла возникнуть давка, а дальше гор не убежишь. Зажмут и раздавят.

– Что за бунт?! – воскликнул одзия.

– Отец наш! – пал на колени нануси Канрэй Синтага. – Ночью нам пришлось обороняться от бандитов, которые покусились на твой урожай.

– Что?!! – брезгливо воскликнул одзия. – Какие еще бандиты? Ты и есть главный бандит! Отрубить ему голову!

Крестьянская толпа возмутилась:

– Не убивайте его! Он наш староста. А это бандиты!

К ногам одзия выпихнули связанных ронинов. Они словно одеревенели, были безразличны к происходящему и лежали, как мешки с хагой. Только у крайнего справа дрожали руки. По древнему закону Сётоку «Уложение семнадцати статей» участь их была предрешена.

– А почему вы прибежали с оружием?! – раздраженно вопросил одзия. – Кто так встречает своего господина?! – Он положил руки на рукояти мечей.

– Позволь мне сказать, прежде чем мне отрубят голову! – попросил нануси.

– Говори! – велел одзия.

– Мы сберегли урожай для казны от бандитов, но потеряли много людей. Если бы не этот юноша, о котором я вам доносил, – Канрэй Синтага нехотя показал на Натабуру, – ты бы не увидел нас живыми.

– Невелика потеря, – с усмешкой заметил одзия. – Отныне мы берем вас под защиту. В деревне будет стоять гарнизон, который вы будете кормить и содержать. Староста! Все должны сдать оружие. Таков указ великого кампаку Годзё Камакура! Да пребудет его слава вечно! Участки будут переписаны, а налоги увеличены! А ты подойди ко мне! – приказал он.