Забавно, подумал я, даже в те годы, когда Москва была гораздо меньших размеров, учредители пеклись о том, чтобы время и силы ученого народа понапрасну не терялись в уличных пробках. Хмыкнул себе и продолжил читать:
«7 мая 1755 года состоялась торжественная инаугурация Московского университета. Осенью завершен первый набор казеннокоштных студентов – 30 человек. Жалование каждого студента составляло 40 рублей в год.
Скоро помещение в доме у Воскресенских ворот оказалось тесным, и сенатским указом от 4-го мая 1756 года приказано было приобрести еще дом Главной Аптеки, что на Моховой…»
Где-то в коридоре скрипнула дверь, и я оторвался от книги. Тихие неритмичные шаги. Скрип еще одной двери. Приоткрыв ее, человек, видимо, постоял возле, но не вошел. Опять шаги. Я отложил книгу. Черный аспирант? Это же он, как говорила Лиля, бродит по коридорам, заглядывает в незапертые двери.
Я встал. Мышцы мои напряглись – будем брать. Если не справлюсь сам, то, по крайней мере, шум подниму. На него кто-нибудь из студентов выскочит, поможет черного аспиранта скрутить. Шаги приближаются. И затихают. Он остановился?
Вдруг раздалось негромкое постукивание. Он стучит в дверь? Тогда это не черный аспирант. Чего бы ему так к себе внимание привлекать?
На стук кто-то вышел в коридор. Понимаю, что о чем-то говорят, но слов разобрать не могу. Человек идет дальше. И снова тихонько стучит в дверь. Ждет. Никто не выходит. Снова идет. Стучит. Приближается. Я напрягся. А вдруг все-таки Он?
Из какой-то комнаты выходят, и теперь уже слышу:
– Ты знаешь, который час?
Я глянул – долго же уже читаю – пол пятого. Другой голос:
– Ну, поздно, ну засиделся, зачитался вот… Слушай, есть у тебя морковка, или картошка, или лук…
Через минуту что-то ударилось, по-видимому, о дно кастрюли. Дверь закрылась, и человек пошел дальше. Снова постукивания в двери. Похожий разговор.
И вот он подошел к моей двери – молодой бледный парень с воспаленными то ли ночью, то ли чтением глазами. В синей – нет, не черной – рубашке. В руках у него действительно кастрюля. Не обращая внимания на то, что дверь приоткрыта, он потянулся постучать. Но я не дал ему этого сделать. Открыл сам и приложил палец ко рту:
– Тихо.
Парень направил взгляд на кастрюлю, потом снова на меня. Я покачал головой. Он начал было приоткрывать рот, тогда я показал кулак. Бледный парень вздохнул и пошел дальше по коридору в сторону кухни, попутно продолжая постукивать в попадающиеся на его пути комнаты:
– Ну, поздно, ну засиделся… Нет, картошки уже не надо. Морковка? Давай… Кабачок? Очень хорошо…
Я выпил чайку, успокоился и продолжил читать:
«Университет родился, но мог и не выжить. Изначально со студентов не взималась плата за обучение (в дальнейшем от нее стали освобождать неимущих студентов). А государственные ассигнования лишь частично покрывали его потребности. Университету нужны были дополнительные источники дохода.
В 1757 г. случился финансовый кризис университета. „Шувалова озабочивали весьма суммы Университета… Канцелярия, несмотря на настоятельные требования Куратора, не могла отдать отчета в расходах сумм за первые два года существования Университета… Статс-Контора не всегда исправно и в сроки отпускала штатную сумму, от чего бывали большие затруднения в содержании чиновников и в экономических оборотах. Ассессоры жаловались, что студентам и ученикам, состоящим на казенном содержании, денег достает только на пищу, что они просят об одежде. Существовал странный обычай отдавать казенные суммы в заем частным людям, вероятно с тою целью, чтобы увеличивать проценты…
Иногда и Профессоры, и учителя по месяцам не получали жалованья и терпели нужду. Суммы, ходившие за проценты по частным рукам, приводили в затруднение. Шувалов ходатайствовал о том, чтобы Университету пожалована была деревня и даже получил на то обещание Императрицы…”
Тяжелое финансовое состояние университета в первые годы значительно замедлило его развитие. На помощь пришли благотворители. „В 1785 году, в Сентябре месяце, Императрица (Екатерина) приказала купить дом Генерал-Поручика Князя Борятинского, что на Моховой, и подарила его Университету… Подражая щедротам Императрицы, многие частные лица благородно соревновали друг другу в пожертвованиях Университету…” Среди меценатов выделялись Демидовы, Строгановы, Е. Р. Дашкова. Они приобретали и передавали университету научные приборы, коллекции, книги, учреждали стипендии для студентов.
Более всех помогали Демидовы, поставлявшие казне оружие и жестоко эксплуатировавшие труд уральских крестьян. По своей ли воле, по настоятельной ли „просьбе” Шувалова, но эти промышленники весьма облегчили жизнь молодого университета: „17 февраля 1755 в дар университету горнопромышленник Н. А. Демидов передал коллекцию минералов (собрание минералов проф. Генкеля), которая составила основу университетского минералогического кабинета…
Прокопий Акинеевич Демидов в 1779 г. января 11-го, накануне незабвенного дня учреждения, при письме на имя Шувалов, прислал 10 000 рублей для Московского университета… Сумма, пожертвованная Демидовым, отдана была в Московский банк с тем, чтобы на проценты, с нею получаемые, могли содержаться в Университете шестеро Студентов и выходить не только в учители, но и в Профессоры…
Готовилось начать каменное строение в Университете: Никита Акинеевич Демидов, узнав о том, написал Шувалову, 1779 года Декабря 11-го, письмо, в котором обещался выставить для кровли Университетского дома 5 500 листов черного аршинного железа с своих заводов, – и исполнив обещание, в 1781 году Мая 8-го прислал еще 800 пудов лучшего связного железа на укрепление стен Университетского дома…”
Много было и других меценатов. Так „тайный Советник Собаки завещал Университету 2 500 руб. на вспоможение учащимся или на содержание питомцев: на проценты с этих денег, отданных в частные руки, содержались два Студента…
Коллежский Асессор Твердышев пожертвовал Московскому Университету на содержание известного числа Студентов 20 000 рублей…
Такая ревность любителей образования одушевила иностранных ученых, живущих в Москве, на такие же подвиги. Профессор Иоганн Георг Шварц взялся читать публичные лекции без жалования и платы. Его примеру последовал Лиценциат прав, один из искуснейших теоретических юриспрудентов, Шнейдер…
Князь Потемкин-Таврический… всегда с благодарностью помнил о месте своего учения, где раскрылись его счастливые особенности. Он хотел выразить свои признательные чувства Университету на деле и, в начале 1791 года, определил доходы с своей Ачуевской дачи, с ее рыбными ловлями и солеными озерами, на умножение Университетского капитала…”
И позже находились жертвующие на нужды Университета. Выпускники не забывали о своей alma mater: собирали средства по подписке, профессора по установившейся традиции завещали университетской библиотеке свои личные собрания…
Петр І, Ломоносов, Шувалов, Елизавета, Демидов… Благодаря им родился, выжил и стал развиваться университет. Демократический университет, начавший широкое распространение среди учащихся и преподавателей передовых научных и общественных идей. В него могли поступать выходцы из различных сословий, за исключением крепостных крестьян. Во второй половине 18 века в университете преподавали 26 русских профессоров, и только трое из них имели дворянское происхождение. Среди учащихся разночинцы также составляли большинство.
Поступить в университет было и сложно, и просто. Сложно, потому что многим абитуриентам было и по 13, а то и по 11 лет – для университета рановато. Просто, потому что на вступительном экзамене могли спросить, кто был Александр Македонский или как называется столица Франции или в какое море впадает Волга.
Указ о создании Московского университета был подписан 12 (25 по новому стилю) января 1755 года (в День св. Татьяны по православному церковному календарю), а 26 апреля (7 мая) в день празднования годовщины коронации Елизаветы Петровны состоялась церемония торжественного открытия занятий.
И ныне эти даты традиционно отмечаются в университете студенческими празднованиями. К ним приурочены ежегодная научная конференция „Ломоносовские чтения”, а также дни научного творчества студентов…»
