Три тяжелые башни «Советской Украины» создавали вокруг себя заколдованную зону, в которой даже море втягивалось в новую для него игру и сбивалось с темпа равномерных плесканий. Со стороны торчащих за борт орудий, на сотни метров от корабля, океан дергался рябью и гасил свои собственные колебания. Но башни «Украины» палили в невидимку, скрытого кривизной планеты. И где-то далеко, за синей гладью морской, пикирующие из атмосферных высей снаряды, незримые для медлительных человеческих глаз, врезались в радиосигналы-отражения собственных дистанционных взрывателей. И тогда неумолимо замыкались цепи и рвались детонаторы. 406-миллиметровые снаряды были глупы – они будили свои запалы не только над «Иосифом Сталиным», но и над зеркалом воды, стремясь своей последней активностью сгладить промашку предавших их артиллеристов. Но это была часть статистики – большая часть, плата законам баллистики за везение. Стрельба в загоризонтную, отстоящую более чем в пятидесяти километрах цель, огромную вблизи (ширина палубы тридцать два метра и корпус в четверть километра), но столь малую сравнительно с пробитым снарядами расстоянием. Это ведь не грядущие ракеты с головками самонаведения и рулями управления – эдакие самоубийцы, наслаждающиеся равенством сигналов-отражений от размещенных на носу локаторов и сразу включающие двигатели-корректоры, когда равенство нарушалось. Нет, это были очень простые, тяжелые болванки сравнительно с достижениями будущего. Но, однако, когда такая штуковина исчезала, разрываемая изнутри химией, на «Иосифе Сталине» начинали происходить мгновенные чудеса. Прочнейшие предметы, на крепление коих затрачивалось в доке по несколько часов – типа броневых плит передней палубы, толщиной в десять сантиметров, – внезапно срывались со своего места или выворачивались, рождая острейшие углы. Да, линкор был построен на славу, и отдельные снаряды не способны были нанести ему значительные увечья. Однако снарядов было множество.

– Знаете, Борис Иннокентьевич, – высказался наконец Гриценко, закуривая, что с ним бывало редко, – наше счастье, что Великий умер.

– Да? – оторопело посмотрел на адмирала Сергеев.

– Представьте, как бы выглядело потопление линкора с таким названием, если бы он был жив?

Сергеев улыбнулся кисло, и Гриценко сменил тему.

«Советская Украина» находилась в полной безопасности, система отслеживания локатором снарядов и определения по их траектории местоположения стреляющего была еще относительно несовершенна. Посему «Иосиф Сталин» со своими гигантскими орудиями был для нее не страшен, чего совсем нельзя было сказать о тяжелых крейсерах. Они находились в зоне непосредственного огневого воздействия 457-миллиметровых главных калибров и даже в зоне деятельности 152-миллиметровых гаубиц, помещенных по бортам линейного корабля, и бил он всей своей силищей по видимым в стереодальномеры целям, то есть очень точно. «Ленинград» и «Сталинград» не стояли без дела, они тоже огрызались, но все же их укусы походили на хватку шакалов в сравнении с прессом львиных челюстей. У них тоже имелись орудия в триста пять и сто пятьдесят два миллиметра, и поскольку они тоже определили цель визуально и аппаратура наведения их была изобретена теми же конструкторами и собрана в одном и том же цеху, то и били они так же точно. Вот только калибры у них были послабее и броня пожиже, хотя на каждом навешано ее было больше десяти тысяч тонн. И, конечно, не в стрельбе заключалась их основная работа – она была в выдаче координат. Это была война калибров, брони и скоростей, без применения всяких каверзных штучек типа управляемых торпед – честное соревнование со смертельным исходом. За «Сталина» было шесть 457-миллиметровых, двенадцать 152-миллиметровых и восемь 100-миллиметровых орудий, не считая малокалиберной артиллерии, которую в борьбе таких монстров можно было не учитывать. А против него в боевом отряде Гриценко значилось: девять 406-миллиметровых, восемнадцать 305-миллиметровых, двадцать восемь 152-миллиметровых и двадцать четыре 100-миллиметровых, опять же не считая мелочи. Явное превосходство преследователей не требовало доказательств для любого оппонента, владеющего начальными навыками арифметики.

Больше всего Гриценко опасался, чтобы к этому избиению сотоварищей не присоединились посторонние. Нужно было планово и методично бить своих, дабы чужие боялись. Даже корабли типа «Айова», не говоря уж о мощнейших «Миссури», вмешавшись, могли испортить все дело. Но, конечно, более всего он побаивался американской палубной авиации. Это понимал и Сергеев, а потому расчеты десяти башен счетверенных 37-миллиметровых автоматов с тревогой наблюдали за небом. Бог знает, о чем думали там, на «Сталине», может, действительно ожидали помощи оттуда, да только силы по-прежнему были не равны.

– Товарищ адмирал, – обратился к Гриценко запыхавшийся посыльный радист, – получено сообщение с линкора «Иосиф Сталин». Оно идет непрерывно, открытым текстом по нескольким частотам.

Гриценко взял распечатку. Революционные призывы с точностью до наоборот, вот что там содержалось. Новой информацией была фамилия подписавшего: капитан первого ранга Уфимцев Владимир Васильевич. Когда-то давно он видел этого человека мельком на флотской партийной конференции. Низенький, подвижный офицер, смеялся много по всякому поводу. Гриценко не дочитал, со злобой скомкал бумагу.

– Капитан Сергеев! – позвал он отошедшего в сторону начальника корабля. – Распорядитесь включить аппаратуру «глушения» на полную катушку. То же самое пусть произведут на «Сталинграде» и «Ленинграде».

«Значит, вы решили очиститься от скверны, товарищ Уфимцев, – прокомментировал про себя Гриценко, – и ради этого очищения вы считаете возможным новейший боевой корабль, снаряженный ракетами, о которых даже я не знаю, сдать янки? Веселый у вас патриотизм, бывший коммунист Уфимцев. Что же заставило тебя воевать со своими, партийный активист?» Гриценко понимал, что, наверное, никогда не узнает ответа на этот вопрос. Можно только догадываться.

А морская трагедия шла своим чередом. Первым потерял ход «Ленинград», вместо способности держать скорость тридцать три узла он едва смог делать пятнадцать – взорвался один из котлов. Постепенно он отстал, и его орудия перестали участвовать в соревновании. Лишь главные калибры могли теперь бить за горизонт по целеуказаниям со второго тяжелого крейсера. Это изменило соотношение сил в пользу «Сталина», можно сказать, почти сравняло силы, но слишком много повреждений он уже получил. Теперь нельзя было так просто сосчитать участвующие с его стороны орудия. А возможно, и с самого начала он не задействовал полный список наличных пушек. И неизвестно, вся ли более чем двухтысячная команда поддержала своего командира.

Славный это был корабль – «Иосиф Сталин», и умирал он величаво. С преследующего по пятам «Сталинграда» могли наблюдать его героическую кончину. Он уже был окутан дымом, и во многих местах вырывались наружу огненные языки. Одна из двух труб была снесена, словно срезана ножом; пыхнул жаром, еще в самом начале, самолетный ангар на корме; неизвестно что творилось внутри корпуса. Однако тонуть он вовсе не собирался, слишком надежна была его расположенная ниже ватерлинии противоминная защита – лучшая в мире.

Когда преследуемый снизил скорость, возможно, имея повреждения котлотурбинной установки, «Советской Украине» стало намного легче целиться за горизонт. И тогда избиение пошло интенсивнее. Еще через полчаса «Сталин» окончательно остановился. Вот тогда Гриценко, следуя инструкции, вышел на связь со штабом флота.

«Объект потерял ход. Почти полностью израсходованы снаряды главного калибра. „Ленинград“ серьезно поврежден. Жду указаний».

И они пришли.

«Продержитесь у противника еще сорок минут. В переговоры не вступать, помощь не оказывать. К вам идут подводные лодки. Они знают, что делать».

«Вот и все, Владимир Васильевич Уфимцев, – подумал адмирал Гриценко, – не успели вам помочь ваши любимые империалисты. Надо будет не забыть распорядиться, чтобы на ужин всем выдали спиртное».