Кларк Кент шел по улицам Столицы, как обыкновенный человек. В своем синем шерстяном костюме, с большими темными очками на глазах, он чувствовал себя так же, как любой из нас — ведь он давно привык к этому обману. Скромно прогуливаясь, слегка раздраженный и нервный, он занимался им и сейчас. Его жизнь на Земле, это двойное существование было уже очень долгим.

— Извините… Простите…

Из-за толстых, искажающих очков, которые он всегда носил, хотя ему, с его сверхзрением, они были нужны, как рыбке зонтик, он только что столкнулся на улице с женщиной. Удивительно ли, что он немного вышел из равновесия?

Женщина, на которую он налетел, взглянула на Кларка с гневом, потому что он вывернул ее хозяйственные сумки, и груда замороженных ужинов свалилась прямо на ее новенькие модные джинсы.

— Смотри, куда идешь, ты, четырехглазый идиот! Джинсы за полтораста долларов — и все в картофельном пюре!

Вот так, Кларк Кент! Двигай дальше, ускоряя шаг, пока женщина испепеляет взглядом твою удаляющуюся спину. Ей, конечно, не приходит в голову, что он и не почувствует этого сквозь свой крахмальный воротник, делающий его нелегкую жизнь еще тяжелее. Неужели люди никогда не поймут, что бывают несчастные случаи?

— Но помни, помни — ты Супермен!

И прежде всего — ты несешь свое бремя ради этих людей.

— Терпение, сын мой, — донесся из невидимых пространств голос его покойного отца. — Будь терпелив с Землей.

Кларк Кент продолжал поступать так и тогда, когда внутренний голос уже замер. Он будет стойко переносить оскорбления и от женщины с хозяйственными сумками, и от Лоис Лейн. Он всего лишь Кларк Кент, придурок.

— Простите… Виноват…

Теперь Кент налетел на мужчину в черных очках, еще более слепого, чем он сам. Слепой повернул за своей собакой-поводырем; пес с подозрением уставился на Кента, но не смог понять его запаха: его нос вдыхал какие-то странные флюиды. Слепой оттянул собаку. Неловкость Кента не рассердила его; тот, кто всегда во тьме, привыкает быть устойчивым.

— Все о'кей, приятель. Только ходи не так быстро, понятно?

— Да, сэр, конечно. Мне, наверное, нужны новые очки.

Кент с извинениями отступил назад, повернулся и стукнулся о счетчик на автомобильной стоянке. Но ведь это может с любым иной раз случиться, верно?

Слепой продолжал свою прогулку по деловой части Столицы. Мрачноватое утро понедельника, серенькая погода. Его собака еще думала о странном запахе этого парня в синем костюме, но ее хозяин свернул уже на другую улицу, уверенный, что собака ведет его куда надо.

— Вот так, малыш… действуй так, что бы ни случилось…

И действительно случилось: маляр, наносивший свежую разметку на мостовую, катил по улице с вращающимся колесом, полным быстро сохнущей краски. Не слишком ли толстый слой получается? Маляр слегка прикрутил кран, не желая, чтобы краска сохла слишком медленно. Движимый стремлением сохранить свою работу в этом неустойчивом мире, он был так поглощен ее качеством, что не заметил собаку-поводыря. Сделай он хоть одну ошибку в разметке деловой части города, и ему придется отправиться работать на шоссе в Эйрширт, штат Миссисипи, где ребята будут швырять в него красными пивными бутылками.

— Хорошая собачка, славная… — сказал слепой, привычно идя по городскому маршруту в том же направлении, что и маляр.

Собака дремала на ходу.

Все способствовало столкновению, но тут в дело вступили и другие компоненты. На том углу, где они были, пересекались траектории нескольких людей. Одна из них была линией движения мисс Лорели Амброзиа, чье удивительное тело было одарено таким изобилием, что преградило дорогу безработному автослесарю. Не в силах оторвать взгляд от Лорели и ее платья, похожего на наряд Барби, он завертел головой и попятился, налетев на продавца пингвинов.

Этот джентльмен накануне вечером украл своих пингвинов из товарного вагона на редко посещаемой стороне реки. Это были весьма веселые птички с пластмассовыми перьями и механическими лапками, передвигавшими их по кругу на столе.

— Берите хорошеньких пингвинов!..

Он говорил так, будто людям действительно нужно было купить этих пингвинов, прежде чем войти в метро. И, может быть, он был прав.

— Берите птичек, пока они есть…

Он завел еще несколько игрушек и пустил их по кругу.

— Покупайте, пока они с пылу, с жару… Пусть птички покрутятся…

Его глаза, с большими мешками под ними, закрывались, потому что он нередко до самой ночи таскал свой краденый мелкий товар по улицам Столицы.

— Берите же птичек… Продаются механические птички…

Лорели Амброзиа, сама похожая на красивую механическую игрушку, шагнула к пингвинам, покачивая бедрами.

Продавец пингвинов проводил ее взглядом из-под тяжелых век:

— Как насчет птички, бэби? Возьми одну, похожую на тебя!

Безработный автослесарь, идя по пятам Лорели к столику с пингвинами, наткнулся на него и уронил. Двадцать пингвинов разбежались в разных направлениях.

Продавец начал устало их собирать — ведь в подобных ситуациях протекала большая часть его жизни.

— Это пустяки… Берите птичек… Выбирайте, какая понравится…

Распрямляясь, он изо всей силы ударился о девчушку, которая попыталась схватить одного из пингвинов. Но так как она была на роликовых коньках, то откатилась назад и помчалась вниз по улице.

По дороге она уничтожила завтрак некоего Джимми Олсона, фоторепортера из газеты «Дейли Плэнет», который остановился у своего излюбленного фургончика, чтобы поесть до работы горячих сосисок.

— Чего тебе, горчицы, кислой капусты?

Продавец сосисок равнодушно тыкал вилкой в свои гарниры, вынимая, развертывая, предлагая и в то же время прикидывая, сколько сосисок он продаст сегодня, сможет ли купить себе новые тапочки и въедет ли к нему в квартиру теща. Эти размышления были внезапно прерваны, потому что его фургончик укатил от него: колеса были приведены в движение врезавшейся в фургон девочкой на роликовых коньках.

Кислая капуста взлетела в воздух, горчица потекла на Джимми Олсона, который был единственным очевидцем всего этого.

— Эй… эй… а моя сосиска?

Однако продавец сосисок был занят не завтраком Джимми, а всеми своими сосисками, ибо они вели теперь независимое существование, катясь вниз по улице в струях пара. Если фургончик опрокинется, он пропал!

— Остановите этот фургон… Кто-нибудь, держите, держите их!..

Туфли продавца были грязными и скользкими, а бегал он всегда плохо. Его фургончик с сосисками убегал от него.

— Держите его! Держите его! Мои горячие сосиски!..

Но никто не собирался преградить путь набиравшему скорость фургону, из которого во все стороны сыпалась кислая капуста и лилась горчица. Ну, и как же далеко мог укатиться этот фургончик по улице большого города? Впереди был ряд телефонных будок. В каждой из них находился какой-нибудь типичный столичный житель, забывший обо всем, кроме трубки телефона в руке и нежного голоса на другом конце провода. Вообразите теперь изумление этих людей, когда в девять тридцать утра в них врезался фургон с горячими сосисками, а будки вместе со своими обитателями повалились одна на другую, как домино.

— Эй! Что за черт?! Оператор, минутку! Меня сшиб фургон с горячими сосисками!

В последней из свалившихся будок была женщина со своим любимым пуделем, которого внезапно почти задушил очень тугой поводок. Он свернул в колечко свое нервное тельце, извернулся и, совсем освободившись, побежал по улице, таща за собой поводок.

— Микки! О, Микки… Вернись!..

Не привыкший к падению на него телефонных будок, Микки бешено лаял. Его ожесточенный лай привлек внимание собаки-поводыря, и она, уже до этого испуганная запахом Кларка Кента, пустилась бежать во все лопатки.