Белые клыки величиной с полпальца клацнули в сантиметре возле его носа, и одуревший от такого зрелища Кетгут изо всех сил рванулся в сторону. Тщетно! Особь, восседающая на нем, оказалась довольно крупной и очень сильной. На грудную клетку давило килограммов сто.

Вдобавок ко всему самка-оборотень вдруг противно уркнула и с размаху звезданула лапой ему по виску. Мир на время померк и потерял привычные очертания…

От оглушающего удара Кетгута чуть было не вывернуло наизнанку. Он сглотнул тягучую слюну, с силой сжал веки и мотнул головой, приходя в себя.

По лицу молотили крупные капли. Давненько Истадалу не накрывал такой плотный ливень.

– У тебя есть одна попытка правильно ответить на вопрос, который сейчас услышишь, – с гортанным рыком сказала кошачья. Кетгут ощутил, как из зубастой пасти воняет гнилью, и на него накатил новый приступ тошноты. – Если солжешь, при следующем ударе выпущу когти.

Что ж. Более чем доходчиво, ничего не скажешь. Подобной силы шлепок с выпущенными когтями окажется последним воспоминанием Кетгута перед гнетущим мороком колодца жизни.

– Ты понял мою подругу? – оскалилась вторая, подходя ближе.

– Если это и был тот вопрос, на который я должен честно ответить, то утверждаю прямо и однозначно: да, понял.

Оборотни так дико зашипели, что у Кетгута мгновенно отпала охота иронизировать.

«Интересно, а эти киски не боятся копов, что преследуют меня? – подумалось ему. – Хотя… далеко не всякий вооруженный полицай решится напасть на оборотня в боевой трансформации. Тем более – на пару. А может, они вообще поставили в соседних переулках заклинание отвода глаз?..»

Тем временем первая женщина-кошка приблизила морду к лицу Кетгута, шевельнув черными усами. Он столкнулся с взглядом изумрудных глаз с вертикальными зрачками и замер.

– Ты видишь Улики? – тихо проворковала оборотень.

Кетгут в первый миг настолько опешил от вопроса, что даже вдохнуть в очередной раз забыл.

Это был не просто провал. Это был крах. Конец.

Конец его тайны.

Кто-то узнал о его уникальной способности! Но откуда? Где и, главное, на чем он прокололся?

Кошачья, продолжая пристально пялиться на него своим жутким нечеловеческим взором, подняла левую лапу и выпустила когти.

– Я… мне… как бы… – Кетгут вконец растерялся.

Признаться и тем самым раскрыть свою тайну? Или получить по мордасам этими страшными лезвиями?

Но женщина-оборотень не ударила его. Она по очереди распорола когтями все карманы жилета-разгрузки, выгребая содержимое на мокрые булыжники тротуара.

Она, конечно, не могла видеть среди кучи извлеченных вещей призрачного пятна Улики. Но, когда Кетгут невольно скосил глаза в сторону, удовлетворенно фыркнула.

– Скажи нам, ты ведь ее видишь, правда? – осведомилась вторая, оглядываясь на подозрительный шум за спиной.

Из подъезда выглянула воронья голова какого-то тэнки. Но, узрев женщин-оборотней, тэнки коротко клекотнул и моментально спрятался обратно, оставив Кетгута вновь наслаждаться малоприятным обществом клыкастых и мерзкими потоками воды, текущими повсюду.

Полицейских до сих пор не было видно. Наверное, оборотни все же установили заклятие отвода глаз. Жалко, что у Кетгута паршивые способности к непрямой магии, а то бы он среагировал заранее и вообще не сунулся в этот роковой проулок.

– Потомок одного из основателей рода Келебра хочет встретиться с тобой, – сказала первая женщина-оборотень. – Он очень влиятельный… человек.

– В таком случае, вряд ли ему будет полезен кусок фарша, в который ты собралась меня превратить, – осмелев, предположил Кетгут.

– Ты возродишься, – по-звериному неуклюже пожала она плечами. – И мы снова найдем тебя. Прячься хоть в мертвых дюнах Хайрана, хоть на каторжных каменоломнях – все равно отыщем. И тогда разговор будет еще более неприятным. И вообще… Зачем испытывать мучительную боль, если можно договориться, как цивилизованные… люди?

– А вдруг ты ошибаешься, и не вижу я никаких Улик?

– Тогда ты умрешь просто так.

– Валяй.

Кетгут крепко зажмурился, рискуя быть исполосованным в лоскуты острыми когтями.

Удара опять не последовало. Лишь дождь продолжал монотонно колошматить по лицу своими холодными каплями.

– Значит, я нужен вам живой. И сейчас, – сделал вывод Кетгут, медленно открывая глаза. – Зачем же так пугать, кисы?

– Убей его, – озираясь, шепнула вторая женщина. – У меня скоро силы на поддержание боевой формы иссякнут. Убей. Возьмем после возрождения. Винкент простит.

– Винкент не простит, и ты это прекрасно знаешь, – возразила первая и навалилась на грудь Кетгута всем своим недюжинным весом. – Ты будешь сотрудничать, человечек?

– Жри вискас, дура, – прохрипел Кетгут.

Никогда раньше ему не приходилось наблюдать оборотней в столь безудержной ярости. И он свято верил, что больше никогда не придется. Уж больно это оказалось страшно и неприятно.

Чудовищный удары буквально вколотили его в тротуар. На боку остались глубокие царапины, из которых заструилась теплая кровь, а рядом с шеей клацнули клыки. Не известно, каким чудом ему удалось избежать смертельного укуса.

В следующий миг, когда Кетгут уже готов был сдохнуть от очередного шлепка, одна из кошачьих невообразимым образом выгнулась и дико мявкнула. Вторая тут же отпустила его и развернулась в противоположную сторону. Темная шерсть на ее холке встала дыбом.

Кетгут сипло втянул воздух и отхаркнул целый шматок грязи, который попал в глотку во время борьбы. Он смахнул с бровей капли, подхватил с мостовой Улику и стал, судорожно дергаясь, отползать назад. Попутно он пытался разглядеть, что же так взбудоражило кошачьих, что они вмиг забыли про ценную добычу?

Первая женщина-оборотень продолжала стоять посреди улочки, выгнув спину и душераздирающе шипя. Вторая прижалась к тротуару, готовясь к прыжку. А их загадочный противник находился в тени подъездного козырька, и Кетгуту так и не удалось определить – кто же это.

Впрочем, теперь для него главное было: поскорее слинять от осатаневших кошек-переростков.

Добравшись ползком до угла, Кетгут вскочил на ноги, чувствуя, как саднит окровавленный бок, и попятился назад, продолжая смотреть на вздыбленные спины оборотней.

Из переулка донесся рык и грохот. Что-то полыхнуло, высветив на мгновение каждую капельку, несущуюся с серо-синего неба. Возле подъезда замелькали кошачьи зубы вперемешку с конечностями какого-то существа. Куски шерсти полетели в разные стороны вместе с кровавыми брызгами…

Уже когда завеса ливня практически скрыла от его взора сцену смертельной схватки, второй раз полыхнуло. На этот раз вспышка сопровождалась оглушительным хлопком и ударной волной, которая осязаемой линзой спрессовала влажный воздух.

Кетгута ощутимо толкнуло в грудь.

Рядом осыпалось на мостовую оконное стекло…

Дальнейшее уже мало его интересовало. Кетгут наконец нашел в себе силы повернуться к злосчастному переулку спиной и дать деру.

Изо всех оставшихся сил он помчался мимо запертых парадных дверей, закрытых ставен, зашторенных витрин и пестрых вывесок… Вода хлестала его по лицу, бросалась под ноги мутными лужами и цеплялась тугими потоками, выплескивающимися из изогнутых концов водосточных труб. Дыхание вырывалось из ноздрей неровными толчками, в покалеченных когтями кошки-человека ребрах пульсировала тупая боль. Если срочно не обработать опасную рану, через день-два она даст о себе знать воспалением или того хуже – гангреной…

Кетгут бежал прочь от жутких взглядов с изумрудными вертикальными зрачками. Взглядов, обладателям которых откуда-то стало известно про его дар… Уникальный, незаменимый, очень и очень неплохо оплачиваемый дар палача в мире, теоретически лишенном прелести насильственной смерти.

А упругий полупрозрачный комок Улики, которую Кетгут сжимал в руке, навязчиво холодил ладонь.

От него веяло смертью.

В кабинке застыли клубы ароматного дыма. Кетгут задумчиво разглядывал зыбкие сизо-синие образования, которые от любого волнения воздуха искажались и гибли. Даже от слабого человеческого дыхания.