— Нет! — сказал я, глядя на фонарик. — Я… не забыл адрес… Я… просто думаю, как лучше объяснить… Знаешь переулок, соседний с нашим?

— Знаю.

— Он выходит на пустырь. На пустыре стоит старый, заброшенный дом. Там никто не живёт. Окна заколочены. Там и соберутся. Дверь будет заперта. Надо постучать три раза.

— Три раза?

— Три раза. Придёшь?

— Конечно, приду. К девяти вряд ли успею. Приду около половины десятого.

И он быстро пошёл вперёд.

Не знаю, как я работал в этот день. Мысли мои путались. Рассказать папе? Но я хорошо помнил, что отец недавно в моём присутствии говорил одному товарищу:

«Ты не смеешь никого обвинять в предательстве, не проверив. Это слишком страшное обвинение»… Ведь мог же я и ошибиться… «Смотри, чтобы всех», — сказал тогда пристав. А голос, правда очень похожий на голос Крутова, ответил: «Всех… двадцатого…» Мало ли о чём они могли говорить! И всё же… всё же хорошо, что я ему не сказал, что соберутся у нас! Но как же быть дальше?!

И вот, работая, я думал, думал, думал… И наконец решил: я проверю сам, а поможет мне Валюшка. Придётся рассказать ей обо всём… Но я был уверен в сестрёнке. Молчать она умеет,

Наш переулок, длинный и скучный, кончался тупиком. Он упирался в стенку сарая. Между сараем и высоким забором соседнего участка шёл узенький переулочек, выходивший на этот самый пустырь. Сейчас он весь был завален снегом, и лишь вдоль самой стенки сарая шла, как в траншее, тропочка, протоптанная ребятами. Когда я вернулся с работы, Валюшка с гордостью показала мне румяный пирог.

— Хорошо, — сказал я, — мы скоро пойдём к дедушке, только сначала идём со мной… Одевайся живей!..

— Валюшка, — сказал я, когда мы вышли из дому, — ты должна помочь мне проверить, провокатор Крутов или нет.

— А что такое «провокатор»? — спросила она.

— А это такой человек: притворяется, будто он заодно с рабочими, выведает у них всё, а сам их полиции выдаст.

— Да ну-у? — испугалась Валюшка. — Видишь, недаром его Тузик не любит!

— Нет, — сказал я, — может, я и ошибся. Надо проверить.

— А как?

— Увидишь. Пойдём в пустой дом. Я сказал Крутову, что собрание будет там.

Заброшенный дом уныло стоял посреди пустыря. Входная дверь висела на одной петле, внутри было холодно и грязно. Все ребята с ближайших улиц часто играли на пустыре, и я хорошо знал в этом доме каждый закоулок.

Мы с Валюшкой зашли в дом и плотно закрыли за собой дверь. Я с трудом отодрал от перегородки две доски и припёр ими дверь изнутри так, чтобы её нельзя было открыть снаружи.

Потом мы вылезли через маленькое разбитое окно чуланчика по ту сторону дома.

— А теперь говори, — сказала Валюшка, — как будем проверять?

— Вот что я придумал, — сказал я, — мы сбегаем ненадолго к дедушке, а к девяти часам вернёмся, и ты спрячешься где-нибудь возле самого нашего дома. Только в таком месте, чтобы хорошо видела лазейку на пустырь. Сейчас вместе и присмотрим местечко, ладно? А я — понимаешь? — спрячусь в самой лазейке и стану ждать. Спрячусь там за угол сарая. Как увижу, что Крутов идёт один, — значит, он честный человек. Тогда я выйду к нему и скажу: передумали, мол, наши, у нас собираются, пойдём к нам. А коли там, на лестнице, был он… Ну, тогда уж, верно, он не один придёт…

— А с кем? — шёпотом спросила Валюшка.

— Ясно, — с полицией…

— Ой! — вскрикнула Валюшка.

— А ты что думаешь? Ясно! Так вот, коли я увижу, не один идёт… я сейчас к выходу в лазейку с нашей стороны. Зажгу фонарик в твою сторону, да и помашу им в воздухе! Смотри, вот так! А ты, значит, коли увидишь: огонёк вертится…

— Сразу домой, да всё и скажу, да? — захлёбываясь от волнения, перебила меня Валюшка.

— Вот-вот! Поняла?

— Поняла!.. А ты-то сам тогда что?..

— Ну, я там уж посмотрю, что делать. А теперь бежим скорее к дедушке. К девяти нам надо быть на посту!

Дед очень нам обрадовался, только его огорчило, что мы пришли ненадолго.

— Мы, дедушка, завтра придём с мамой ещё раз, — утешала его Валюшка.

Мы оба сидели, как на иголках, и не спускали глаз с часов-ходиков. К девяти были уже на месте.

Дул резкий, морозный ветер. Небо было в тучах, но где-то за ними светила луна. И всё было хорошо видно.

— Знаешь что? — сказал я. — Садись здесь на завалинке и гляди в оба.

Переулок был пуст. Стараясь держаться в тени домов, я быстро пробежал его, зашёл за край сарая, прижался плечом к углу и стал наблюдать.

Кругом ни души. Только ветер со свистом носился по пустырю. Тучи снега поднимались там, где снег не был утоптан ребячьими ногами. Ветер врывался и в мою лазейку. Колкий снег обжигал мне лицо, пробивался в слишком короткие рукава пальтишка, сыпался за шиворот. Брр… Холодно! Я не отрывая глаз смотрел туда, откуда, по моим расчётам, должен был появиться Крутов.

Сердце тоскливо замирало. И вдруг я ясно представил себе весёлого, приветливого товарища Крутова, как он сидит у нас за столом и ругает царя, — и мне стало нестерпимо стыдно. Как мог я заподозрить его в такой гадости?! Голос… Какая чепуха! Мало ли голосов на свете! Эх, товарищ Крутов, и свинья же я перед тобой!..

Я начинал замерзать, ноги совсем застыли, зубы стучали. Никто не шёл. Неужели ещё нет половины десятого? Почему же не идёт Крутов?

Вдруг из-за угла старого дома — совсем не с той стороны, откуда я ждал, — показалась крадущаяся тёмная фигура. Я насторожился. «Ага, — подумал я, — это хорошо, что он такой осторожный, не переулком пошёл…» Человек остановился, огляделся. Мне было ясно видно каждое его движение. Я уже хотел выйти ему навстречу, как вдруг он взмахнул рукой и двинулся к двери дома. И сейчас же из-за того же угла появилась вторая фигура, третья… Люди шли молча, осторожной походкой, явно стараясь не шуметь.

Я обмер. И вдруг увидел, что из-за дома с противоположной стороны тоже появился человек. За ним ещё и ещё… Люди кольцом окружали дом.

Несколько мгновений я не мог шевельнуться от ужаса, я точно прирос к месту. А со стороны дома раздался стук.

Тук… тук… тук… Три раза.

Тогда я опомнился. Выхватив из кармана фонарик, бросился к выходу лазейки, нажал кнопку и бешено замахал фонариком. Но пальцы мои окоченели. Они не удержали фонарика. Он с размаху отлетел куда-то в сугроб.

Успела ли Валюшка заметить? Не замёрзла ли она там? Не убежала ли домой греться? Ведь маленькая ещё!..

Я выбрался из лазейки и, стараясь держаться поближе к заборам, со всех ног бросился домой.

Когда я вошёл, отец, полураздетый, стоял среди комнаты. Мама уже лежала в постели.

— Скорей раздевайся и ложись, — сказал мне отец, — они, конечно, сейчас сюда придут. А мы будто спим и знать ничего не знаем. И Крутова не знаем. Поняли?

— А у тебя… ничего нет? — спросил я. — А если обыск?..

— Что было, то сплыло. Ложись!

С русской печки свесилась голова Валюшки:

— Мишутка! Замёрз небось? Полезай сюда, здесь тепло!

Я быстро сбросил одежду на стул и залез на печку.

— Валюшка, расскажи, как ты?.. — спросил я, кутаясь в одеяло.

— Тихо, ребята, мы все спим! — вполголоса приказал отец, лёг в постель и потушил керосиновую лампу.

— Валюшка! — зашептал я на ухо сестре. — Расскажи! Замёрзла небось?

— У-у, как замёрзла! — зашептала мне на ухо Валюшка. — Сидела плакала… А уйти, знаю, нельзя! Вдруг слышу— бежит кто-то! Я так испугалась! А это Тузик меня нашёл! Вскочил на колени. Я плачу, а он языком слёзы мне с лица слизывает. Язык тёплый такой! Прижала я его к себе, согрел он меня немножко… Вдруг вижу — огонёк!.. Вертится!.. Я — бежать! Дома насилу выговорила: «Уходите все, сюда полиция придёт. Крутов выдал». Один по одному все ушли.

Я пригрелся на печке и, кажется, даже задремал. Разбудил меня осторожный стук в дверь — три раза — и неистовый лай Тузика.