Три глотка. Что-то теплое, кислое, горчит. Он глотает мочу из рук девочки, которую не знает. Она выжимает тряпку, чтобы капли попадали ему в рот. Ему хочется плакать, как плачут дети вокруг. Но ведь он взрослый, бывалый солдат, 200 дней и 200 ночей в Сталинграде. Приходит мысль: "То, что здесь – пострашней. Эти тут – хуже, чем все фашисты вместе взятые".

В Беслан прибывает Владимир Яковлев, уполномоченный Путина по югу России, бывший мэр Санкт-Петербурга. С начала кризиса прошло почти 30 часов. Аушев звонит по мобильному телефону старому соратнику Ахмеду Закаеву в Лондон, где тот представляет находящегося в подполье чеченского президента Аслана Масхадова.

Закаев, по следам которого гнались московские спецслужбы, получил в Лондоне политическое убежище и наладил комфортабельную жизнь. С тех пор, как его поддерживает британское правительство, и он считается дипломатическим представителем рассеянной по всему миру чеченской диаспоры, Закаев носит темные костюмы и серебристые галстуки, у него резиденция на Лестер-Сквер недалеко от парламентского и правительственного квартала. Администраторы в его бюро теперь англичане.

В этот четверг, когда звонит Аушев, он как раз вышел из своего офиса, чтобы в студии Би-Би-Си дать интервью о драме с заложниками в Беслане. Его мобильник отключен. Связь удается установить лишь со второй попытки. Аушев передает трубку ветерану политического фронта Дзасохову, который в 1999 году, когда начиналась вторая чеченская война, приютил в своей республике жену и дочь Масхадова. Они знакомы, уважают друг друга, у них свои счеты.

Потому Закаев обещает по каналу "для экстренных случаев" связаться с Масхадовым и передать ему просьбу. Теперь Дзасохов опять звонит Путину. Российский президент готов вести переговоры о том, чтобы выпустить арестованных террористов, если за это из спортзала будет выпущено "значительное число" детей. Глава России просит антикризисный штаб сделать все, чтобы не подвергать детей опасности.

В азербайджанской столице Баку в это же время разыскивают некоего "Али", чтобы через него установить связь с чеченским президентом Масхадовым. Быстро становится ясно, что Масхадову нужны гарантии безопасности. Его предшественник Дудаев был убит после того, как россияне через сигнал спутникого телефона узнали, где он находился. Так рисковать Масхадов не хочет. Он выходит на связь через интернет.

В военном крыле антикризисного штаба тем временем укрепляется убеждение, что террористы в школе уж не такие неизвестные люди. Сейчас задача – максимально сократить ущерб для авторитета собственных войск. Командующий спецназом ФСБ в 15 часов 20 минут требует, чтобы Восьмая армия подтянула танки и бронетранспортеры.

В гражданском крыле штаба настроение радостное – террористы согласились пустить к себе Руслана Аушева. Будет прямой контакт. Есть надежда.

Переговорщик Руслан Аушев надевает шлем и черную накидку – он отправляется в школу. Он пересекает двор, идет к большой створчатой двери в спортзал, которая открывается навстречу ему. Он останавливается на пороге. Он спрашивает захватчиков, узнают ли они его. Узнают.

На этот случай все террористы одели маски. Прибытие Аушева они снимают на видеокамеру. Они передают Аушеву новый список требований, адресованных "его превосходительству президенту Российской Федерации Путину рабом Аллаха Шамилем Басаевым".

"Полковник" говорит Аушеву, что правительство может собрать во дворе и расстрелять всех родственников тех, кто захватил школу. Это не изменит их решимости настаивать на своих требованиях. Директор школы успевает сказать Аушеву, что заложников около 1200. Один из захватчиков поправляет ее и говорит, что их 1020.

Все это время Аушев держит обе руки у головы, как если бы он был охвачен ужасом. Ему разрешают забрать заложников. Он покидает школу с 12 женщинами и 15 грудными детьми. Одна из женщин передает своего ребенка другой женщине, сама возвращается – в зале еще двое ее детей. Одна из бабушек, которой разрешили уйти с внуком, остается, потому что второй внук по-прежнему в заложниках. Весь мир обходит фотография, на которой Аушев стоит около своей машины, на заднем сидении которой обнаженный грудной ребенок.

В антикризисном штабе анализируют список требований террористов. Текст написан на странице, вырванной из тетради по математике. В нем масса орфографических ошибок. Захватчики требуют окончания войны и вывода российских войск из Чечни, принятия Чечни в качестве независимого государства в СНГ, введения рубля в качестве валюты и использование миротворческих войск СНГ в Чечне.

Требования из разряда тех, что в короткое время выполнить невозможно.

Дирекция больницы организует свой кризисный штаб из 10 врачей. Они понимают, что в школе в опасности находятся более 1000 человек и что скоро может потребоваться помощь врачей. На официальную цифру 354 заложника они не обращают внимания.

В Беслане 5 операционных и 15 хирургов. Можно освободить 215 коек, если удалить всех пациентов, состояние которых не является угрожающим. Если вызвать всех врачей района, в распоряжении будет человек 200. У 23 врачей больницы дети оказались заложниками в школе. В заложниках 10 медсестер. И одна из их коллег – Лариса Мамитова

В трех больницах Владикавказа тоже подготовлены койки, приведены в готовность операционные, дежурят несколько десятков врачей. Всего на второй день захвата заложников, в Беслане и Владикавказе в четырех больницах в готовности 1045 коек. Указания директорам больниц поступают напрямую из Москвы, из учреждений Минздрава.

То самое правительство, которое в официальных заявлениях говорит о том, что число заложников где-то между двумя и четырьмя сотнями, позднее – называет число 354, добивается, чтобы одновременно для жертв готовилось более тысячи коек.

Ситуация складывается скверно. Правительственным переговорщикам не удается продвинуться ни на шаг вперед. Хотя переговоры с террористами они ведут практически непрерывно. Распространяется слух, что боевики накачались наркотиками, что они глотают таблетки, чтобы не заснуть, что они принимают средства, чтобы в решающий момент взорвать бомбы в спортзале и самим погибнуть. Позднее генеральная прокуратура с полной серьезностью заявит: "Люди, взявшие заложников в Беслане, были бандой наркоманов, которые в конце концов стали совершать ошибки из-за явлений абстиненции".

Но человек, отвечающий на телефонные звонки, явно в полном сознании. Когда педиатр Рошаль обращается к нему с какой-либо просьбой или задает вопрос, собеседник отвечает спокойно и без промедления.

"Ведь вы и ваши люди – горцы, вам же знакомо чувство достоинства. Разве уважающий себя мужчина берет в заложники детей? Отпустите хотя бы самых маленьких. Пожалуйста!"

Ответ: "Нет!"

"Отпустите женщин. У вас же в заложниках достаточно мужчин".

"Нет!"

"Тогда хотя бы разрешите передать воду и питание для детей".

И в этом террорист отказывает:

"Дети объявили голодовку. Не хотят ни пить, ни есть".

"Какая голодовка? У вас там дети малые, грудные, есть! Это они объявили голодовку? Пожалуйста, пропустите меня осмотреть детей!"

"Нет!"

В восемь вечера Заурбека Гутиева, ветерана Сталинграда, что-то вырывает из дремы. Террористы орут команды, гремят винтовками, автоматами, пистолетами. Старик видит, что оказался в группе 35-40 человек, сплошь взрослых, в том числе пожилых женщин и мужчин, которых выводят из спортзала, через узенькую дверь их гонят к залу для бокса. Через маленький закуток в маленькое помещение рядом со спортзалом, где стоят брусья, турники, гимнастические кони.