Кистью мазнуло сожаление. Хорошо, когда есть деньги, чтобы иметь второй скап. Хорошо, когда есть деньги, и можно позволить себе гонять на скоростных ботах вместо зарабатывания на жизнь. И пусть гоночные боты стары и ушатаны, но деньги-то на жратву все равно надо откуда-то брать. Финстатус сам по себе не вырастет.

– Ну что, Батут, пива нальешь пожирателям пространства? – самый разрисованный фрисер перегнулся через барную стойку, целя пальцем в контакты заказа, не дожидаясь пока бармен подойдет к нему.

И тут же полетел назад, получив чувствительный удар в твердый ворот скапа. Данила одобрительно поджал губы. Удар у отставного охранника по-прежнему был неплох.

– Вот там сядь и жди, – толстый палец бармена указал на несколько свободных столиков в углу. – Вякнешь, схлопочешь.

– Почто серчаешь муж могутный, гляди, как бы не впасть в стращание великое, – последним шиком фрисеров было «возвращение к корням», из-за чего довольно большая часть черно-шипастых изъяснялось на дикой смеси слов из уже века как забытого старославянского, космотерминов и пафосных эпитетов, посвященных им любимым.

Компания одобрительно заржала, поддерживая хорошо завернутую фразу. Бармен, судя по всему, восторга фрисеров не разделил.

– Сели и ждите, – его взгляд стал похож на прицел. – Встанете – вылетите, никаких ботов не понадобится. Второй раз говорить не буду.

– Не по правде живешь, – с затаенной угрозой проговорил фрисер.

Бармен даже не повернулся, ушел в другую сторону бара к очередному клиенту. Фрисер прошипел в уходящую спину что-то злобное, но тихо. Так, чтобы не услышал никто. Слез со стула, клацнув о сиденье контактами скапа на заднице, и направился в угол, к уже занявшей место компании. Последовал неприличный жест, презрительный пшик, с точно рассчитанной громкостью, и все расселись.

Данила отвернулся и стал осматривать зал. Ну что, это представление закончилось, нового не предвидится, идем далее по программе. Где тут у нас отдых душевный для сола усталого? А отдых был. Не сказать, что много и не сказать, что выбор богатый, но был. То тут, то там среди жестких форм рабочих скапов промелькивали отстегнутые нагрудники, из которых интересующимся демонстрировались … формы. Настолько, насколько позволяли конструкционные особенности. И скапов …, и форм.

Они не в городе, это там тихо, вольготно и уютно. Они в третьем предпортовом. В месте, где скап снимают только на ночь, в обычной одежде сильно не походишь – хорошо если к вечеру только синяками обойдешься. Но женщины, они же в другом мире живут. Как тут выделишься, если все отличия – расцветка голограмм на броне скапа? Не-ет, так не пойдет. И конструкторы скапов, потакая кошелькам покупателей, верее, покупательниц, регулярно выдают все новые и новые виды скафандров, позволяющие конкретнее рассказать претендентам на … опять-таки формы, какое счастье их может ожидать, если они будут достаточно расторопны.

Данила не уставал удивляться, как завсегдатайки баров чувствуют момент готовности. Он только пару раз обвел взглядом зал, а сзади уже раздалось.

– Скучаешь?

Что-то голос какой-то хрипловатый. Данила обернулся. А-а, нет, весьма даже и приятный голос. Женская модель скапа очень неплохо намекала на всю фигуру, а из отстегнутой полукирасы виднелась пара грудей. Не сказать, чтобы что-то выдающееся, Данила любил, когда в руку не помещается…. Но ничего, сойдет. Не всем же быть идеалами. Взгляд поднялся выше. Тоже ничего. Скуластая кругленькая мордочка, неестественно черные прямые волосы подстрижены коротко, даже короче, чем нужно под шлем и иссечены по последней моде. «Звездный дождь», так, кажется, прическа называется. Неплохо, очень неплохо. Местная прима? Данила чуть повел глазами. Примы, они обычно редко одни ходят, а он тут чужой. Еще не хватало утром проснуться в канаве с головной болью и пустым финстатусом идэшки. Это если проснуться вообще.

Обегая бар, он столкнулся взглядом с барменом, и тот прикрыл глаза, успокаивая. Можно? Почему-то Данила ему поверил.

– Душа стонет, – поведал он приме.

– И у меня, – с готовностью согласилась она. Ну, собственно, и все. Вот вечер и сложился. Теперь добрать до кондиции и по плану. Старому, доброму. Вспомнить бы утром, как ее зовут. Или не вспоминать?

Почему-то вздохнулось. Нет, все, вроде, хорошо. Выгодный спокойный рейс, впереди, похоже еще. Симпатичная девчонка. А девчонка ли? Мерцающий свет мешал оценить возраст. Да ладно, какая разница, сколько их было и сколько еще будет в беспокойной жизни сола? Все нормально. Но что-то все равно вздыхается.

А-а, зальем. Данила поднял глаза на бармена.

– Хозяин, мне еще «Вихревого», а моей сострадающей половинке …, тебе что?

– «Черную Галактику»», – бодро улыбнулась «сострадающая половинка» и состроила глазки. Да ладно, можно уже не стараться. Расслабься, будь, естественней что ли?

– «Черную Галактику», – махнул рукой Данила и вздохнул про себя еще раз. Много видеть плохо. У него с того, «алкогольного», рейса до сих пор валяется где-то «коктейльный» набор. Берешь шампанпродукт, или любой другой, ищешь нужный пакетик. Пшш-ш-ш. Готово. Тут тебе и «Галактика», хоть черная, хоть красная. Тут тебе и «Метеоритный Дождь». Да хоть «Мегавзрыв». И где счастье? Ладно, он сюда не за философией пришел.

– Как зовут, приятель? – бармен поставил перед ними заказ.

Прима тоже придвинулась. Ей тоже интересно? А она утром вспомнит?

– Позывной: Бом.

– Бом? – хихикнула прима. Данила чуть покривился.

– Бом? – бармен явно услышал больше. – Бродяга Младший?

– Он самый, – кивнул Данила.

– Тиха! – бармен застучал пустой кружкой по стойке.

Как ни странно, его услышали. И замолчали. Да уж, он обладал весом в своем королевстве. Замолчали даже фрисы, только продолжала бравурно выбивать ритм их музыка из динамиков на скапах. Подчеркивая наступившую тишину.

– У нас сегодня в гостях никто иной как Бродяга Младший, – громко и четко объявил бармен.

Зал взревел. Данила чуть покраснел. Нет, понятно, его предпоследний рейд стал событием, о котором заговорили, но на громкую славу он пока не рассчитывал. А тут на тебе. Правда, оказалось, что большая часть зала взревела просто потому, что бармен что-то сказал. Они бы заорали, даже объяви он о повышении транспортного налога. Им уже все равно, что праздновать. Но несколько фигур поднялись со своих мест, клацнув контактами скапов, и направились к стойке.

– Бом?

– Да.

– Слышали про тебя.

– И что?

– Хороший был рейс.

– Не дай Бог.

– А я тоже слышала, – отчаянно попыталась не упустить разговор прима, блеснув знанием новостных лент. – Там ты спасался от кучи пиратов.

– Рейдеров, – поправил ее Данила. И решил быть честным. – И не кучи, а всего двое их было. Старые корыта, – с горечью добавил он.

Гонка трех разваливающихся на ходу вёдер попала в новости исключительно из-за упрямства самого Данилы. Груз был – говно, если честно. И ничего бы рейдеры, судя по всему, в недавнем прошлом такие же солы, только разорившиеся, ему бы не сделали. Ну забрали бы кучу железного хлама, так он застрахован по самую крышу. Его бы отцу такую страховку. Но Данила уперся. Рейдеры тоже. И двое суток без перерыва они маневрировали, стараясь переиграть друг друга. Победил уже плохо осознающий реальность Данила, дотянувший до зоны ответственности безопасников ДальГала, которые полдня тупо ставили ставки, следя на радаре за этими гонками инвалидов, и ленясь так далеко летать для спасения старого корыта. Один из них поделился хохмой со своим диспетчером. А под боком у того сидел практикант-журналист, сосланный в дыру за какие-то грехи и увидевший свой шанс. Он и превратил заурядную, в общем, потасовку в детектив масштаба сектора.

Встречали Данилу, позывной: Бом, чуть не цветами. Но немедленного счастья не случилось. Беда была в том, что часть груза он закрепил плохо, и он побился. А заказчик, к слову тот же ДальГал, даже смотреть не стал на его героические гонки – штраф составил почти всю сумму гонорара. Новосотворенный кумир Данила уже прикидывал, как будет дохнуть с голоду, как вдруг промелькнувшее в новостях имя сослужило ему добрую службу. Одной немаленькой конторе понравилось упорство, с которым молодой сол спасал груз. И он получил контракт чуть ли не в день оплаты штрафа. Неплохой контракт, чего уж там. И через пару дней наклевывался следующий. Так что жизнь выравнивалась.