– Вот и все, – сказала она.

– И очень зря, – не поддержала ее Юля.

– Но пойми, я не могу иначе!

– Многое приходится делать через «не могу», – без обычной улыбки сказала Юля и оставила Ирину одну. Ей еще предстоял сегодня разговор с мужем, и надо было заранее твердо и четко решить, что она ему скажет.

Однако в тот вечер она не стала разговаривать с Игорем. Ей вдруг показалось, что, возможно, Сергей еще вернется в Москву. И тогда, конечно, в первую очередь ей следовало все обговорить с ним. Но Сергей не появился. Юля подождала еще день и позвонила в Есино Владимиру. Она застала его дома. Он отдыхал. На все ее вопросы он ответил исчерпывающим образом, хотя разговаривал, как показалось Юле, необычно сдержанно.

– Какое же он принял решение? – задала Юля последний вопрос.

– Сказал, будет учиться. Но я, честно говоря, не очень поверил в его искренность, – признался Владимир. – Он здорово там у вас обломался. Стал какой-то не тот. Я его плохо понимаю.

– Он просто устал. Слишком много работал, – сказала Юля.

– Не больше, чем в полку, – ответил Владимир. – Одним словом, вернется, как договорились, числа десятого будущего месяца – и тоже прямо к старикам. Неделя у него останется, так что малость еще поохотимся.

Юля поблагодарила Владимира. Ей стало ясно больше, много больше. Только сильная обида могла заставить Сергея плюнуть на все и даже не попытаться защищать свои позиции. Обида незаслуженная и потому ранившая особенно глубоко. Она не одобрила решение Сергея. Она даже несколько изменила о нем свое мнение. Но это не помешало ей принять часть его обиды на себя. Но в ней даже эта часть вызвала не смирение, а совершенно обратное – бурю протеста. Ее взорвало несправедливое отношение к Сергею, стремление непременно избавиться от него, как от сильного партнера, который невольно стал и столь же сильным конкурентом. Теперь она четко знала, как вести себя в этой ситуации. Она не хотела осуждать отца. Ему было уже за шестьдесят. И надеяться на то, что он в чем-то изменится, было уже нереально. Но мириться с ловкачеством Игоря, закрывать глаза на его непорядочность она не могла и не желала. Накопившееся за последние годы у нее на душе помимо воли теперь выплеснулось наружу.

Подошла к концу неделя, и Александр Петрович, как обычно, осведомился, не поедет ли Юля на дачу с ним.

– Я приеду позже, – ответила Юля.

– В таком случае я заберу Игоря, – решил Александр Петрович.

Но Юля неожиданно запротестовала:

– Не надо его брать. Если он приедет, то приедет со мной.

– А поопределенней ты не можешь сказать? – попросил Александр Петрович. – Ты же знаешь, мать без тебя за стол не сядет.

– Я буду обязательно, – пообещала Юля. – Но к ужину меня не ждите.

– Н-да, – протянул Александр Петрович. – Ничего не скажешь, с возрастом характер у тебя становится все милей.

Очевидно, Александр Петрович что-то передал Игорю, ибо, когда тот несколько позднее встретил Юлю, он сразу спросил ее:

– У меня никаких дел в городе нет. Почему ты не хочешь, чтобы я уехал с отцом?

– Мне нужно поговорить с тобой, – спокойно, но твердо ответила Юля.

– Пожалуйста, я слушаю.

– Поговорим дома.

– Почему именно там?

– Здесь не место для таких разговоров.

– Ну знаешь, не выдумывала бы ты лучше ничего. Я чувствую, ты опять что-то затеваешь! – явно недовольно бросил Игорь. – И почему я должен из-за всякой ерунды лишать себя отдыха?

– Нет, не из-за ерунды, – сказала Юля. – Мне нужно с тобой поговорить. Но если ты не желаешь, поступай как знаешь. Но помни, это не в твоих интересах.

– Совершенно не понимаю твоего тона и манеры так разговаривать, – недоуменно пожал плечами Игорь. Но спорить больше не стал. – Я останусь. Но ты могла бы просто сказать: «Останься, мне надо с тобой поговорить».

– Именно так я и хотела сказать. Но, к сожалению, ты меня опередил, – сказала Юля и больше не проронила ни слова.

Супруги после работы молча доехали до дому. Не разговаривая, поднялись на лифте на свой этаж и зашли в квартиру.

– Где изволишь изъясняться? – не скрывая иронии, спросил Игорь. – На кухне или в будуаре?

– Ты напрасно веселишься, – спокойно ответила Юля.

– Но все действительно смешно.

Юля раскрыла свой шкаф, сняла с плечиков две кофточки, платье и небрежно бросила их на спинку кресла.

– Я не хочу слышать никаких твоих объяснений. Они меня совершенно не интересуют. Хотя я знаю, объяснить ты можешь все, – присаживаясь на подлокотник кресла, сказала она. – И не буду пытаться выяснить, кому из вас первому – тебе или отцу – пришла в голову светлая мысль отправить на учебу Кольцова. Сейчас это уже не имеет значения. Я говорю о другом. Ты забыл или делаешь вид, что забыл о том разговоре, который был у нас с тобой в Рузе. Мне очень жаль, но ты не сделал для себя из него нужных выводов и продолжаешь все ту же нечестную игру: Какую? Ты великолепно все знаешь сам. Не знаешь? Послушай, что говорят в КБ. Естественно, говорят не только о тебе, но и об отце. И даже обо мне.

– Никого и ничего я слушать не собираюсь! – вдруг резко оборвал ее Игорь.

– Не перебивай меня, – остановила его Юля.

– И почему ты вдруг решила по этому поводу читать нотацию мне?

– Выслушай меня до конца, – так же спокойно потребовала Юля.

– Не я откомандировал Кольцова. Не я! – не пожелал слушать ее Игорь.

– Хорошо. Я замолкаю. Но помни: больше ты от меня вообще не услышишь ни одного слова, – сказала Юля, встала с подлокотника и взяла свои вещи.

– Что значит «вообще»? – насторожился Игорь.

Юля ничего не ответила и молча начала укладывать вещи в чемодан.

– Пожалуйста. Я слушаю тебя, – сдался Игорь. – Только не говори со мной в таком ультимативном тоне. Я слушаю.

– Именно в таком тоне я и буду говорить, – ответила Юля. – Я просила тебя ничего мне не объяснять и не доказывать. Тем более разговаривать на эту же тему с отцом я не собираюсь совершенно. А тебе следует сделать выбор: либо ты раз и навсегда отказываешься от есинской группы и никогда и больше ни под каким предлогом и ни под каким соусом не вмешиваешься в работу над «Фотоном», или я тебе больше не жена.

– Что? – так и подскочил Игорь.

– Или я тебе больше не жена, – четко повторила Юля. – Ибо я совершенно не желаю, чтобы люди, которых я уважаю и чьим мнением я дорожу, считали меня хоть в какой-то мере тождественной с твоими делами.

– Ты сошла с ума! Ты черт знает что себе позволяешь! – снова вспылил Игорь. – Или ты думаешь, я сейчас упаду перед тобой на колени?

– Нет, мне этого не надо, – ответила Юля. – Я не знаю, как ты и что будешь говорить отцу, но у тебя есть хорошая возможность не ездить в Есино. Отец намеревается через пару недель отправить меня на войсковые испытания «Совы». Я не стала с ним спорить, ехать согласилась. Так вот, переубеди отца и поезжай туда сам.

– И не подумаю! – наотрез отказался Игорь.

– Дело твое. Я сказала все. И пока уеду к матери и хочу побыть там без тебя, – закончила разговор Юля.

– Можешь ехать куда угодно! Удерживать тебя не стану! – запальчиво бросил Игорь. – И потворствовать твоим капризам тоже не собираюсь.

Он снял форму, надел спортивный костюм и ушел на кухню. А Юля, уложив в чемодан кое-что еще из своего туалета, из косметики и парфюмерии, уехала в дом на Котельническую набережную, чтобы уже оттуда отправиться на субботу и воскресенье на дачу.

Глава 23

Сергей не провел в санатории еще и половину срока, а уже загрустил. Надоел пляж. Надоело с утра до вечера ничего не делать. Даже море. Он почти перестал на нем бывать, а заплывал на камни под Медведя и там отлеживался, наблюдая за рыбешками, крабами и прочей морской мелочью, суетящейся в прозрачной голубоватой воде. Однако скоро и это занятие ему наскучило. Горячка суждений первых дней прошла, он заскучал, почувствовал себя одиноким. И если бы не письма из Москвы и из Есино, наверно, не дотянул бы до конца срока и уехал. Ему уже начало казаться, что дома, у отца с матерью, он отдохнул бы куда лучше. Но письма, неожиданно начавшие приходить регулярно, сразу все изменили. И хотя желание поскорее вернуться в Москву у него не пропало, чувство одиночества тем не менее прошло. Он снова почувствовал себя в кругу тех, с кем неразлучно прожил последние годы, и воспрянул духом. Первое письмо пришло от Владимира. Брат писал: работа продолжается, он летает, и, сколько будет летать еще, никому не известно. А ему, откровенно говоря, все уже изрядно надоело, так как почти каждую ночь приходится делать одно и то же. Еще он сообщал о звонке Юли. Похоже, она тогда еще ничего не знала. А когда Остап сказал ей о его уходе, удивилась и расстроилась. Потом искала его, Сергея, и звонила уже Владимиру. Точно Владимир не понял, но, очевидно, ей вся эта история ужасно не по нутру. Письмо было длинное, очень спокойное. Оно именно так и подействовало на Сергея. Второе письмо было от Ирины. Она писала, что очень скучает. Работать в «конторе», как она выразилась, без Сергея не хочет и уже подала заявление об уходе. Где будет работать, пока не знает. Но больше беспокоится о настроении и самочувствии Сергея. В самом конце письма была приписка: в «конторе» ходят упорные слухи о том, что в Есино поедет Игорь. Письмо Ирины было ласковое, теплое, полное участия. Но оно почему-то раздосадовало Сергея. Возможно, потому, что в нем было много такого, о чем Сергей сейчас совершенно не хотел думать. Третье письмо он получил от Зарубы и Окунева. Остап откровенно завидовал Сергею, потому что тот спокойненько жарит пузо на солнце, пьет по вечерам сухое вино и заедает его шашлыком. А они гоняют Володьку, жгут керосин и переводят пленку. А зачем все это? Кому нужно? И для чего? Наверно, не знает и сам Кулешов. И вообще с тех пор, как ушел Сергей, тут, в Есино, сразу стало пусто и скучно, точно на захолустном полустанке после того, как пройдет курьерский поезд. В письме несколько слов от Олега. Тот передавал Сергею привет и информировал его о том, что, по дошедшим до них слухам, работа у Стрекалова закончилась очень успешно, в чем немалая заслуга Юли. И само собой разумеется, также его, Сергея, с чем они, Остап и Олег, его искренне поздравляют. А с него, когда он вернется в Москву, естественно, причтется.