Сказав это, Ачкасов повернулся и неторопливо направился к стоявшему неподалеку газику командира полка. Фомин последовал за ним. А Руденко достала из папки несколько плотных листов бумаги и протянула их Кольцову.

– Передайте их, пожалуйста, офицерам сами, – попросила она. – Только помните: после заполнения бланки становятся секретными. Пусть они их заполняют лучше в штабе. И еще: скажите, когда вы поставите танки в парк? Мне бы самой хотелось снять ленту с замерителя…

– А это уже когда командир полка прикажет, – коротко ответил Кольцов, подумав: «А Звягин говорил, что приехал подполковник! Должно быть, однофамильцы».

Руденко протянула Кольцову руку, кивком головы попрощалась с командирами взводов и пошла следом за Ачкасовым к машине. А к Кольцову, словно того и ждал, подступил Семин. Майор не встревал в разговор в присутствии старших. У него такой привычки не было вообще. Но, несколько раз перехватив его взгляд, Кольцов понял, что комбат чем-то очень недоволен. Семин энергично махнул рукой офицерам, что должно было означать: «Занимайтесь своим делом», и, понизив голос, с обидой проговорил:

– Я же вас, Кольцов, предупредил. Неужели вы как-нибудь по-другому не могли высказать свои замечания? Я смотрел, генерала аж перекосило!

– Какое это имеет значение, товарищ майор? Я сказал то, что думал.

– Да как сказали-то! – вспыхнул Семин. – Словно механику-водителю разбор занятий делали. Вы знаете, кто такой генерал Ачкасов? Представитель Министерства обороны! Командиру полка сам командующий округом звонил, предупреждал, чтобы порядок при испытаниях был образцовый.

Семин взметнул брови, вдруг осекся и безнадежно махнул рукой.

– Одни от вас, Кольцов, неприятности. И валятся они ни за что ни про что на меня. А вы думаете, у нас недоделок нет и в батальоне все в порядке? И Ачкасов этого не видит? Видит. И теперь молчать о них не станет. Вы ему наговорили, а он там где-нибудь скажет, что ему у нас не понравилось. Так оно и получается…

Кольцов молчал. Круг подобных мыслей и забот своего комбата был ему хорошо известен. Знал Кольцов и то, что никогда не находил в этих вопросах с майором общего языка. И потому, выждав еще немного, он безо всякой обиды спросил:

– Разрешите выдвигаться в полк?

– Выдвигайтесь. А когда заполните бланки отчетов, покажите их мне, – распорядился Семин.

Подполковник Фомин принял полк всего месяц назад. До этого служил заместителем командира полка в другом округе. За время службы, как было записано в представлении, показал себя инициативным, грамотным офицером и был выдвинут командованием на самостоятельную работу. Командовавший полком до Фомина полковник Лановой уехал на новое место службы.

Полк Ланового считался одним из лучших в округе. А сам Лановой, все это знали, был любимцем командующего. Правда, любовь эта была несколько своеобразной и выражалась в основном в том, что именно Лановому командующий поручал, как правило, наиболее трудные задания. Требовалось ли выделить часть для больших учений, провести где-то сборы руководящего состава, организовать показные занятия – исполнителем всех мероприятий, как правило, назначался полк Ланового.

Впрочем, это тоже никого не удивляло. Все знали, что во время войны, когда командующий был командиром полка, старший лейтенант Лановой воевал вместе с им и командовал ротой. С той далекой поры командующий крепко запомнил расторопность, хватку, смелость и решительность бывшего командира роты. В полку давно уже поговаривали о том, что Лановой вот-вот уедет из части куда-нибудь на повышение: либо будет начальником штаба, либо заместителем командира дивизии. Но получилось все не так. Ланового вдруг перевели на административную работу в штаб округа. В полку о Лановом искренне жалели.

Испытания новых машин в полку начались еще до того, как Фомин принял полк. Полковник Лановой выделил для проведения испытаний роту Кольцова. Это было зафиксировано в приказах, утверждено вышестоящими инстанциями. И Фомин, если бы даже и захотел, теперь без особых веских оснований вряд ли мог что-либо изменить. Да, собственно, у Фомина и не было никаких претензий к Кольцову. Он пока что одинаково мало знал всех офицеров полка и в общем-то только начинал с ними знакомиться. Но то, что произошло на танкодроме сегодня, Фомину явно не понравилось. Не понравилось то, что Кольцов недопустимо долго задержался на трассе, не понравился тон, которым он разговаривал с Ачкасовым, не понравилось и то, что подчиненные Кольцову офицеры докладывали о результатах заключительной части испытаний не то чтобы неуважительно или как-то несерьезно, но без той четкости и категоричности, которой непременно добивался в службе Фомин.

Фомин проводил генерала до машины и попросил у него разрешения остаться в пункте сбора. Ачкасов не возражал. И вообще, как показалось Фомину, он вдруг стал сосредоточенным и углубился в свои мысли. Офицеры, сопровождавшие Ачкасова, тоже не задали Фомину никаких вопросов. Фомин дождался, когда гости двинутся в полк, и возвратился к Семину. Майор доложил подполковнику, что отправил роту в расположение части. Фомин недовольно посмотрел вслед удаляющимся танкам и сухо проговорил:

– Зря, конечно, поспешили. Но раз так, то и нам тут нечего делать.

Они заняли места в штабном автобусе и тронулись за колонной. Какое-то время ехали молча. Фомин заговорил первым.

– Расскажите-ка мне поподробнее о Кольцове, – попросил он.

Семин ожидал этого вопроса. Он чувствовал, что разговор о Кольцове так или иначе зайдет, и был к нему готов.

– Капитан Кольцов, товарищ подполковник, человек очень своеобразный, – с готовностью начал Семин доклад. – В нем, конечно, есть много положительного. Но в целом человек этот, как хотите, не армейский.

– Не понял я вас, – нахмурился Фомин.

– Не прошел он, товарищ подполковник, настоящей армейской школы. Для него, как говорится, уставы не писаны. Он грамотный. Это точно. Университет окончил. Но неприятностей от него можно ожидать любых и в любую минуту. Так может в лужу посадить перед высоким начальством, что потом долго будешь сохнуть.

– Вы конкретнее, майор, – еще раз попросил подполковник.

– Я говорю о том, – поспешил объяснить свою мысль Семин, – что Кольцов и на язык несдержан, для него и авторитетов не существует, и может в известной мере проявить своевольничание.

– И были такие случаи?

– Серьезных не было. А по мелочам сколько угодно. Вы думаете, я сейчас не сделал ему внушение за этот, с позволения сказать, отчет представителю Министерства обороны?

Фомин вопросительно взглянул на Семина:

– Ну и что?

– Ничего. Как об стену горохом. Я спрашиваю: почему задержался на трассе? Думал, может, у него что-нибудь там с машиной случилось. А он говорит: помогал железнодорожникам.

– Каким железнодорожникам? – удивился Фомин.

– Я точно, товарищ подполковник, еще не узнал. Да это и не имеет никакого значения. Я вам докладываю, что у него это сплошь и рядом. Ему до всего есть дело.

– Выясните во всех подробностях причину этой задержки и накажите его строго! – приказал Фомин.

– Есть! Понял! – даже привстал со своего сиденья Семин.

– Сколько уже он командует ротой?

– Три года.

– А всего в полку сколько служит?

– Шесть лет.

– Из какого училища прибыл?

– В том-то и дело, товарищ подполковник, что он училища не кончал. Я же вам докладывал, что он из гражданских специалистов…

– Все равно. За шесть лет можно научить человека порядку! – недовольно заметил Фомин.

Они помолчали. Семин попытался догадаться, о чем думает сейчас подполковник: то ли о Кольцове, то ли о нем самом, то ли о чем-либо еще, – но ответа на этот вопрос не нашел и, выбрав, как ему казалось, удобный момент, на всякий случай сказал в свою защиту:

– Я, между прочим, товарищ подполковник, еще старому командиру полка докладывал о том, что Кольцов у нас не на месте. Его для пользы службы куда-нибудь поближе к технике следовало бы перевести. Машины он знает очень хорошо. Но разве полковнику Лановому можно было это объяснить? Он в нем души не чаял.