"Ничего не может быть более неверного, чем утверждение, что в последний период своей жизни Олеша замолчал...

Случалось, проходили годы, он ничего не публиковал. Но это не были годы молчания. Это были годы поисков, непрерывной, я бы даже сказал неистовой работы, бесконечных проб, вариантов"1.

1 Лев Славин. Портреты и записки. М., 1966, с. 25-27.

Тут каждое слово истина. Кроме шести слов и одной запятой. Эти шесть слов и запятая возникли в результате еще не до конца преодоленного заблуждения. Я говорю о таких шести словах и запятой: "...проходили годы, он ничего не публиковал".

Таких лет не было.

Так как я вступаю в ожесточенную полемику с лучшим знатоком жизни и творчества Юрия Олеши, то, естественно, моими поступками начинают руководить два главных стремления: любовь к истине и страх перед разоблачением. В связи с этим я вынужден говорить куда более осмотрительно, чем делал это до сих пор. Шесть слов и одна запятая моего оппонента тоже истина, но для того, чтобы она была совершенной истиной, в ней нужно изменить два слова. Даже еще меньше: два окончания. Что же касается остальных четырех слов и одной запятой, то они решительно ни в каких поправках не нуждаются. Изменив два окончания, мы получим текст, на этот раз представляющий уже совершенную и неопровержимую истину. В таком виде он выглядит следующим образом:

"...проходил год, он ничего не публиковал".

Этим годом был 1941-й, и, вероятно, то, что он ничего не публиковал, связано с войной и эвакуацией.

Таким образом, из двадцати пяти лет двадцать четыре года в "годы молчания" Юрий Олеша публиковал. Где угодно, сколько угодно и что угодно.

Я написал книгу, в которой пытался рассказать о том, что советская власть может растоптать все. И делает это особенно хорошо тогда, когда ей не оказывают сопротивления. Когда ей оказывают сопротивление, она может убить, как убила Мандельштама, может пойти на компромисс, как пошла с Зощенко, и отступить, если с ней борются неуступившие и несдавшиеся художники - Ахматова, Пастернак, Булгаков, Солженицын.

Юрий Карлович не оказывал сопротивления советской власти.

Нижеследующая таблица, диаграмма и кривая наглядно демонстрируют правильность нашего вывода:

ТАБЛИЦА, ДИАГРАММА И КРИВАЯ ТВОРЧЕСКОГО

РОСТА ПИСАТЕЛЯ ОЛЕШИ Ю. К. В ПЕРИОД

"ГОДЫ МОЛЧАНИЯ" (1935 - I960)

Год

Количество публикаций

Объем в знаках

1935

9

87.600

1936

16

117.480

1937

30

271.860

1938

6

42.860

1939

6

35.580

1940

6

44.370

1941

1942

1

28.980

1943

4

29.600

1944

2

17.000

1945

15

10.970\1161

1940

1

15.499

1947

14

111.480\851

1948

8

30.160\51

1949

3

10.400

1950

3

10.300\6151

1951

4

18.800

1952

2

10.600

1953

1

25.300

1954

3

11.200

1955

2

8.000

1956

4

8.100\31

1957

4

51.800

1958

2

19.300\6941

1959

1

4.100

1960

16

117.5402

Фиг. 1.Таблиц а.

Из данных таблицы, диаграммы и кривой следует, что среднее число публикаций в год за период 1935-1960 гг. равно 6. Рассматривая эти данные как статистическую выборку и вычисляя второй, третий и четвертый центральные выборочные моменты3, мы получим

m2=42, m3=618, m4=13800

Количественными характеристиками отклонения выборок от нормального распределения являются, как известно, асимметрияG, и эксцесс Gz.

В нашем случае они соответственно равны

G,=2,3 и Gz=4,8

1 Стихотворные строки.

2 Включая посмертные публикации.

3 См. Б. Л. Ван дер Варден. Математическая статистика. М., 1960, с. 281. При обработке данных таблицы, диаграммы и кривой мы взяли для последнего года число публикаций равным десяти, исключив, таким образом, посмертные издания.

Эти расчеты произведены на Электронно-вычислительной цифровой машине ЭВЦМ М-30 доктором физических наук, профессором М. Л. Левиным. Приношу ему глубокую и искреннюю благодарность.

Совершенно очевидно, что такое большое значение эксцесса (символ) обусловлено в первую очередь публикациями 1937 года. Беря для сравнения укороченную выборку относящуюся к более спокойному интервалу 1939-1959 гг., будем иметь

G,=1,7 и Gz=2,2

то есть уменьшение эксцесса более чем в два раза. Заметим, что для этой укороченной выборки среднее число публикаций в год равно четырем.

Итак, Юрий Олеша за двадцать пять лет молча напечатал и переиздал сто шестьдесят два произведения.

Напечатанного и переизданного в "годы молчания" оказалось в 8,4 раза больше, чем было опубликовано в годы, которые в истории русской литературы называются "эпоха ренессанса в творчестве Юрия Олеши".

Это меньше, чем Гете (143 тома), меньше, чем Вольтер (97 томов) и Лев Толстой (90 томов), но почти столько же, сколько Евг. Пермяк и Александр Пидсуха.

Существует игра, которая называется "литературоведение" ("искусствоведение", "критика", "история", "философия"). У этой игры есть правила (иногда их даже называют "методологией", "стилем" и другими словами), составляемые на каждую эпоху. Одна эпоха никогда не играет по правилам другой. (Ничтожные эпигонские эпохи, впрочем, не гнушаются и этим. Но тогда это уже называется не эпигонством, а славными традициями.) По ныне действующим правилам говорить о том, как жил писатель, все равно что, ни на что не глядя, лезть слоном по вертикали. Такого шахматиста сразу выкидывают из игры.

Юрий Олеша нарушал правила. Не часто, но в отдельных случаях он все-таки ходил не туда, и это были лучшие его шаги. В таких случаях его хватали за ноги, и он, не упираясь, начинал ходить, как следует, и сразу же оказывался партнером по партии Льву Никулину.

Один раз Юрий Олеша нарушил правила так:

"Делакруа пишет в дневнике о материальных лишениях Дидро...

Я вспомнил об этой записи Делакруа, когда шел сегодня по Пятницкой, рассчитывая, хватит ли у меня денег на двести граммов сахара, и имел ли я поэтому право купить газету. Три года назад, когда жил в этом (же. - А. В.) районе, было то же самое: я иногда выходил на улицу, чтобы у кого-нибудь из писателей одолжить трешницу на завтрак для себя и для жены. Если прошли три года с тех пор, а все то же, то и я могу подумать, что это не случайность, а именно удел"1.

1 Как член комиссии по литературному наследству Ю. К. Oлеши, я разбирал архив покойного писателя. Публикуемый мною текст является подлинным. Составители книги "Ни дня без строчки" почему-то сочли нужным внести некоторые сокращения. Это очень хорошо. Потому что в таком виде все выглядит гораздо благополучнее и достойнее и, что особенно важно несравненно больше соответствует истине, чем это пытался изобразить сам Олеша.

Но писателя схватили за ногу, и в такой позиции он стал делать более короткие шаги в русской литературе.

Не нарушающий правила Юрий Олеша теперь выглядит так: "Делакруа пишет в дневнике о материальных лишениях Дидро...

Я вспомнил об этой записи у Делакруа, когда шел сегодня по Пятницкой. Три года тому назад, когда жил в этом же районе, было то же самое: я иногда выходил, чтобы у кого-нибудь из писателей одолжить трешницу на завтрак".

Таким образом, мы видим, как Юрий Олеша оказался партнером по партии Виктору Шкловскому. Правда, уже после смерти. На страницах 169-170 книги "Ни дня без строчки", изданной благодаря усилиям и с предисловием Виктора Шкловского.

Нарушивший вдруг правила, Юрий Олеша написал одни из самых чистых и горьких своих строк.

Их точность, строгость, сосредоточенность и беспощадность таковы, что могут даже оказать влияние на прочитавшего их человека. Этого почти никогда не бывает.