Обращаю внимание читателя, что такое положение дел не рассматривается германским автором, писавшим в XII веке, как что-то принципиально новое для региона.

Создаваемой Гельмольдом картине Дании, разоряемой регулярными набегами с востока, со стороны балтийских славян-вендов, не противоречат и собственно скандинавские источники. «Сага о Хаконе Добром»:

«Затем Хакон конунг поплыл на восток вдоль берегов Сканей (…) и убивал викингов, где он их только находил, как датчан, так и вендов»[94].

То есть в первой половине X века берега юга Швеции[95] разоряли, кроме соседей-датчан, морские разбойники-венды. Заметим также, что вендов этих называют, как и скандинавов-датчан, викингами. Легко предположить, что добиравшиеся до Сконе славянские «викинги» попутную Данию тоже вниманием не обходили.

Положение Дании было не менее печально и веком поздней.

«Сага о Магнусе Добром»:

«Теперь же страна не имеет правителя, ибо я уехал оттуда, и на нее, как вы знаете, совершают многочисленные нападения венды, куры и другие народы с Восточного Пути»[96].

«Сага о Харальде Суровом»:

«Хакон стал ведать защитой страны от викингов, которые сильно разоряли Датскую Державу, вендов и других людей Восточного Пути, а также куров»[97].

Тут уже в качестве морских разбойников, разорявших и грабивших родину прославленных «датских викингов», кроме вендов, выступают и «куры», точнее, курши, племя, вошедшее в состав современной латышской народности, что не только подтверждает, но и расширяет нарисованную Гельмольдом картину. Кстати, и тут викингами называют вовсе не скандинавов.

Надо сказать, сами скандинавы подобное поведение восточных соседей воспринимали как что-то совершенно само собою разумеющееся, исторически сложившееся, чуть ли не от начала времён. Так, в «Пряди о Норне-Гесте» сей Вечный Странник нордических мифов[98] рассказывает конунгу Олаву (X век) про события VIII века – битву при Бравалле – следующее.

«Сигурд Хринг там не был, поскольку ему приходилось защищать свою страну, Свитьод, на которую нападали куры и квены»[99].

В этой «Пряди», конечно, много неясного, да и сам источник, скажем так, ненадёжен. Вдруг да напутал чего – могло и позабыться за столько веков жизни. Но есть упоминания о давних набегах на Швецию с Востока в более серьёзных источниках. К тому же подкреплённые археологически.

В обнаруженном несколько лет назад в Сальме (Эстония) погребении[100] лежат тридцать три (просто пушкинские богатыри, только дядьки-Черномора не хватает) мужских скелета, останки четырех собак, оружие, зачастую богато украшенное. Погребены «витязи морские» в корабле, который считается древнейшим из найденных на Балтике парусных судов.

Вот здесь[101] приходят, обсуждая эту находку, к обоснованным выводам о крупном, по масштабам тех мест и времён, сражении и о том, что оно должно было попасть в саги.

Мне кажется, я нашёл упоминание о битве, участников которой похоронили на Сальме.

Сына Эйстейна, который стал после него конунгом в державе свеев, звали Ингвар. Он был великим воином и часто уплывал на боевом корабле, потому что в то время Свеарики очень страдала от набегов датчан и людей, плававших по Восточному пути. Конунг Ингвар заключил мир с датчанами и затем начал грабить на Восточном пути. Однажды летом он собрал войско, и поплыл в Эстланд, и грабил летом в том месте, которое называется Стейни. Туда явились эсты с большим войском, и произошло сражение. Войско эстов было так велико, что свеи не могли сопротивляться. Конунг Ингвар там пал, а его дружина бежала. Он был похоронен там в кургане близ моря, в Адальсюсле. После этого поражения свеи уплыли домой. Как говорит Тьодольв:

Снова подчеркну – упомянуто о постоянных разорительных нападениях на землю свеев-шведов с Востока Балтики. Думаю, можно вполне поверить нарисованной в Круге Земном картине, показывающей поход Ингвара, как попытку нанести ответный удар. Северным сказителям никто не ставил в задачу «борьбу за мир» – в отличие, скажем, от советских писателей – и не требовал изображать предков «миролюбивыми». Если они рассказывают, что на них нападали, и поход был, так сказать, в порядке самообороны, так, скорее всего, и было.

Источники в очередной раз показывают всю бредовость владеющих помраченным разумом норманистов миражей о шведах, занимающихся в VIII–IX веках «колонизацией» Восточной Европы, возводящих Ладогу, и, наконец, прокладывающих путь к Константинополю и уничтожающих Хазарский каганат. В реальности предки шведов сами были жертвами набегов с востока. Скажу ещё раз – пределом возможностей и амбиций шведов того времени было потрепать какое-нибудь из прибережных племен вроде эстов или тех же куршей, если же удавалось слупить с тех отступного, это вообще рассматривалось не иначе как чудо. А бывало, как мы видим в саге, и совсем наоборот – местные племена наносили сокрушительные удары пришельцам, уничтожая их дружины вместе с вождями[104].

Никакая «колонизация» земель к состоку от Балтики никому из тогдашних свеев и во сне не снилась.

Народы юго-восточной Прибалтики после крушения вендской цивилизации под ударами немецких и датских рыцарей в XII веке продолжали дело предков вплоть до XIII века включительно.

«…они незадолго до того сожгли церковь, людей перебили или взяли в плен, разорили страну, похитили колокола и церковное имущество, как и вообще до тех пор привыкли поступать и эсты и куры язычники в королевствах Дании и Швеции»[105].

Итак, на протяжении столетий Дания и Швеция предстают на страницах источников, в том числе и собственно датских и шведских, не родиной «лучших воинов», а добычей разбойничьих набегов с южной Балтики. И только во второй половине ХП-начале XIII веков шведские и датские рыцари сумели переломить эту историческую традицию, и перешли в наступление – уже под знамёнами с римским крестом. Разумеется, время от времени попытки ответных ударов предпринимались скандинавами и ранее, но даже те из них, что попали в саги и хроники – то есть наиболее успешные – никак не выглядят однозначно удачными и менее всего являют нам превосходство воинских качеств своих скандинавских героев. Так, в «Саге об Эгиле»[106] рассказывается, как заглавный её герой во время набега на тех же куршей попадает в плен, и что характерно, обнаруживает на хуторе местного жителя раба-датчанина с взрослыми, прижитыми в рабстве, сыновьями. Любопытно пересечение этого рассказа с сагами о плавании норманнов в таинственную Би-армию. Точно как Эгиль, приплывший к куршам под личиной купца, является к биармам Торир Собака[107], и точно как Эгиль, на биармийском хуторе обнаруживает раба-земляка Одд Стрела[108]. Правда, раб-норвежец, в отличие от датчанина, предпочитает сбежать от своего соплеменника-«освободителя» к хозяевам-биармийцам…