- Все это, товарищи, к сожалению, вовсе не смешно! - продолжал Бережков. - Нельзя, чтобы в нашем государстве авиационные моторы проектировались в таких условиях. И тем более недопустимо называть это возросшей культурой проектирования.

Бережков сел. В зале снова прозвучал голос Родионова:

- Верно ли, товарищ Новицкий, что институт находится в таком безобразном состоянии, как сейчас здесь говорилось?

Новицкий выслушал стоя.

- Дело в том, Дмитрий Иванович, что институт нам не подведомствен.

- Нуте-с... Что из того?

Новицкий промолчал. В тишине Родионов встал, чтобы заключить заседание. Бережков второй раз в своей жизни слышал, как тот выступает: коротко, ясно, не повышая голоса, не торопясь. Чувствовалось - что он скажет, то и будет.

- Что из того? - повторил Родионов. - Сделаем его подведомственным. Если мы, люди Воздушного Флота, не позаботимся об институте, который проектирует авиационные моторы, кто же будет заботиться о нем? Мы познакомились с проектом, немного познакомились с конструкторами. Они, как показало обсуждение, стремятся и умеют работать. Умеют также, - Родионов кинул взгляд на Бережкова, - постоять за себя. Необходимо помочь институту, снабдить его лучшими современными приборами, обеспечить конструкторов всей нужной им литературой, всерьез двинуть ремонт эдания.

Он приостановился, подумал, произнес свое "нуте-с", будто кого-то подгоняя, и продолжал:

- Эти расходы мы включим в смету Военно-Воздушного Флота. Выделим также некоторое количество валюты. Займитесь этим, товарищ Новицкий. Подготовьте мне на подпись необходимые документы.

Это было решение, которое он, начальник Военно-Воздушных Сил, принял и объявил на месте. На этом, никак не закругляя выступления, он оборвал свое слово.

Заседание кончилось. Из большого здания на Варварке, где помещалось Управление Венно-Воздушных Сил, конструкторы АДВИ выходили победителями. Улица мягко светилась в теплых лучах вечернего низкого солнца. Близ подъезда стояла девушка с большой корзиной цветов. Бережков подбежал к ней. Вновь заправив в петлицу букетик, он с вызовом обернулся к Шелесту, поджидавшему его.

- Хорош, хорош, - произнес Шелест. - Самый подходящий вид для нежного свидания. Что же, бегите, очаровывайте хоть всю Москву.

- Август Иванович, ну, как я выступал?

- Потрясающе! - с довольной улыбкой сказал Шелест. - Одно слово: по-бережковски.

- По-бережковски? Как государственный муж, а?

Бережков счастливо засмеялся. Он тогда еще сам не понимал, как много правды было в этой его шутке.

12

Рассказ Бережкова о дальнейшей судьбе мотора "АДВИ-100" продолжался так:

- Проект был утвержден. Постройка опытного экземпляра "АДВИ-100" была поручена моторному заводу на Днепре, на Украине, заводу, ранее принадлежавшему французам. Там выпускались моторы конструкции "Испано". Мы с торжеством отправили туда проект, все семьдесят листов.

Однако на заводе не приняли наших синек, заявив, что по таким чертежам нельзя строить. Действительно, имелся повод забраковать наш материал. В то время мы в институте еще не добились полного порядка в изготовлении рабочих чертежей. Не всегда указывали допуски при обработке, порядок сборки и т. д. Несколько раз проект путешествовал из Москвы на Украину и обратно, несколько раз мы ездили на завод, спорили с пеной у рта, возвращались измочаленными, злыми, заново изображали все детали, стремясь удовлетворить требования завода, опять везли листы туда, но постройка не начиналась. Страшно сказать, целый год ушел на то, что мы ездили и переругивались.

Нас выводили из себя разные придирки. На заводе, например, никогда не видели цилиндров с воздушными головками и уперлись на том, что такие головки невозможно сделать. Мы доказывали свое, нервничали, требовали, но на заводе наших чертежей все-таки не принимали. Нам не терпелось скорее узреть наше творение в металле, а вместо этого... Вместо этого мы теряли в препирательствах месяц за месяцем.

- Вы не представляете, - восклицал Бережков, - какой пыткой был этот год для нас!

Как-то в этот год, во времена тяжбы с заводом, Шелест пригласил Бережкова в свой кабинет. Институт уже перешел в отремонтированное двухэтажное здание, где имелись мастерские, исследовательско-испытательная станция, большой чертежный зал и кабинет директора, обставленный дубовой мебелью.

Перед Шелестом на письменном столе находился объемистый сверток, в котором под оберткой угадывались книги; поверх лежал кому-то адресованный голубой конверт.

- Садитесь, Алексей Николаевич, - произнес Шелест. - Вы похудели. Но ничего. Перечерчивание проекта вы, слава богу, кончили. И я по-прежнему верю в вашу энергию.

- От этого перечерчивания, Август Иванович, у меня начались по ночам кошмары.

- А я, дорогой, приготовил вам лекарство.

- Какое же?

- Командировку. Проедетесь, попутешествуете на Украину. Хочу послать вас снова на завод.

- Снова в атаку?

- Нет. На этот раз я предложу вашему вниманию иной план военных действий. Видите ли... - Шелест стал серьезен. - Думается, мы в значительной степени сами виноваты, что у нас так испорчены отношения с заводом. Нельзя бесконечно переругиваться. Надо подействовать на людей иначе. Вы большой психолог, вы легко меня поймете.

Профессор смотрел ласково и хитро. Бережков с достоинством кивнул.

- Поезжайте еще раз туда, - продолжал Шелест. - Но будьте мудры, как змий. Плените, очаруйте там одного человека, и, я уверен, дело пойдет.

- Кого же?

- Главного инженера.

- Пленял, - сказал со вздохом Бережков.

- Попытайтесь снова. Найдите тонкие ходы. Захватите с собой вот что...

Шелест развернул лежащий перед ним сверток.

- Тут для него много интересного, - говорил он. - Ведь это знающий, талантливый, в прошлом даже блестящий инженер. Если не ошибаюсь, он свободно говорит на трех или четырех языках. Смотрите, что вы ему повезете...

Под раскрытой оберточной бумагой заблестело тисненное золотом на переплете название французского журнала, специально посвященного проблемам моторов. Это был полный годовой комплект. Шелест откинул крышку переплета. На чистой первой странице было написано его рукой: "Дорогому Владимиру Георгиевичу, нежному поклоннику и рыцарю моторов от огрубевшего старого моторщика, скромному труду которого посвящена разносная рецензия в этом журнале".

Бережков знал эту рецензию. В последнем томе своего курса Шелест критически разобрал высказывания иностранных теоретиков по вопросу об основных принципах конструирования авиационных моторов, установил в ряде случаев поверхностность, неясность, а порой и небеспристрастность суждений и впервые последовательно и подробно обосновал идею жесткости мотора. Французский журнал ответил раздраженной высокомерной рецензией.

- Жаль расставаться с этой реликвией, - проговорил Шелест. - Разрушаю к тому же собственную библиотеку. Теперь буду пользоваться институтским экземпляром. Вы покажите ему вот что... Нет, нет, я имею в виду не рецензию. - Шелест говорил, быстро листая том. - Вот... Видите, у французов на этом чертеже изображены такие же самые головки, которые мы ввели в нашу конструкцию. Пусть же он взглянет на них, растает и сделает для нас...

- О, это я ему сумею поднести!

У Бережкова уже заиграла фантазия, он увидел в воображении предстоящую встречу.

- А вот тут, - продолжал Шелест, - головки совсем другого рода.

В пачке книг вместе с комплектом специального журнала оказались художественные альбомные издания, тоже привезенные из-за границы. Шелест раскрыл один альбом и стал бережно переворачивать страницы. Там были представлены французские художники конца прошлого века.

- Он обожает эти вещи, - говорил Шелест. - Пусть полюбуется, понаслаждается. Дарить ему их я не собираюсь, но вам это поможет завоевать его душу. Сложная миссия, Алексей Николаевич, но ведь вы у нас...

- Еду! - вскричал Бережков. - Лягу костьми, но обворожу этого черта.