Нет, хватит с меня разбухших зерен!

Я уговорил бедную сестрицу продать на рынке всю оставшуюся рожь, вырученные деньги пойдут, как я выразился, на капитальные затраты. Пока, Маша, мы с тобой кое-как просуществуем, а через несколько дней... О, через несколько дней мельница вознаградит своего творца, к нему рекой потекут деньги. Это обеспечит ему, твоему славному братцу, независимость, свободу творчества. И он возьмется за серьезные, большие изобретения - за автомобильные, за авиационные моторы! И, может быть, у него - позволь, Маша, помечтать - будет собственный экспериментальный завод моторов. Как это тебе нравится - экспериментальный завод вольного изобретателя?!

Маша покачивала головой, пыталась возражать. Но мне некогда было углубляться в споры: будущая мельница требовала меня к себе. Напевая, я отправился туда. Заночевал опять в особняке.

Наутро, сгорая от нетерпения, я прежде всего понесся к решету. Ура! В решете - застывший монолит; тронул рукой - пальцы ушли во что-то студнеобразное, я заорал: кожу ожгло.

Черт побери, значит, не схватило! Ничего, подождем, схватит. На следующее утро каменная каша затвердела. Получился прелестный маленький жернов.

10

Жернова есть, но как их установить? Как крутить?

Надо вам сказать, что на всех мельницах земного шара жернова лежат плашмя и, вращаясь вокруг вертикальной оси, размалывают зерно притертыми каменными плоскостями. А в моем распоряжении - в станках, которые мне достались вместе с домом, - имелись лишь горизонтальные оси.

Мгновенно родилось изобретение. Впервые в мировой истории я поставил жернова вертикально, наподобие точильных камней. Конечно, нет ничего хитрого в том, чтобы закрепить на горизонтальной оси два круглых камня, но все специалисты скажут, что молоть на таких жерновах нельзя. Прелесть творчества, однако, в том и заключается, что вы переступаете через "нельзя".

Я придумал особую насечку жернова, насечку по принципу Архимедовой спирали. Терпеливо выбивая на камне рисунок замысловатой спирали, я воображал себя зерном, попадал в ручеек спирали, с наслаждением чувствовал, как меня прихватывают, раздавливают, перетирают жернова, и, довольный, вываливался струйкой замечательной муки. Еще многое предстояло мне придумать и соорудить, чтобы пустить мельницу в ход. Все это я делал молниеносно, так как идеи обуревали меня.

Например, ремень. Из чего сделать передаточный ремень? О настоящем ремне в те времена не приходилось и мечтать. В годы гражданской войны и разрухи было срезано и превращено в подметки грандиозное количество заводских ремней. Над проблемой ремня я поломал-таки голову.

Перебирая в уме всяческие комбинации, я вспомнил о брандмайоре города Москвы, с которым когда-то, работая в мотосекции, чудесно провел один день, демонстрируя в поездке на сто километров отличные качества машины, переоборудованной в пожарную из обыкновенного грузовика.

Вы, пожалуй, спросите: при чем здесь брандмайор, когда дело идет о ременной передаче? А пожарный шланг?! Явившись к брандмайору, я получил два куска рваного пожарного шланга. Срастив их, просмолив, я стал обладателем великолепного ремня.

11

Теперь дело за мотором.

Оставалось роздобыть где-нибудь электромотор - и жернова закрутятся, мельница пойдет.

Я знал, что в свое время в мастерских "Компаса" имелось два-три запасных электромотора небольшой мощности, как раз то, что требовалось мне.

После того как "Компас" со славой закончил свою миссию, его наследством занялась ликвидационная комиссия. Я понесся туда. Меня встретили радостными возгласами:

- Алексей Николаевич, что поделываете?

- Друзья, продайте мне электромотор.

- Зачем?

- Пока тайна. Одно гениальное изобретение.

Мне, однако, ответили, что ликвидационная комиссия, к сожалению, не вправе ничего продавать.

- Тогда дайте во временное пользование. Я подпишу обязательство, что по первому требованию верну мотор в идеальном состоянии.

Такая комбинация, по компетентному заключению главного бухгалтера, была признана возможной. Мы составили бумагу, согласно которой я получал во временное пользование один электромотор для того, чтобы, как было сказано в бумаге, испытать изобретение.

Завладев такой бумагой, я уже собирался крепко пожать всем руки и бежать за мотором, но оказалось, что необходима еще одна формальность: подпись профессора Шелеста. Теперь он, бывший председатель "Компаса", в знак уважения и доверия числился председателем ликвидационной комиссии.

С драгоценной бумагой я немедленно отправился в Высшее техническое училище к Шелесту.

Тут, едва я увидел знакомое здание, едва ступил во двор, на меня со всех сторон пахнуло воспоминаниями.

Вон оно, кирпичное, неоштукатуренное, трехэтажное строение во дворе, так называемое "красное здание". Там Николай Егорович Жуковский устраивал когда-то с помощью семи-восьми учеников-студентов свою аэродинамическую лабораторию, уместившуюся в одной комнате. Я был в числе этих семи-восьми; я там строгал, клеил, мастерил вместе с Архангельским, Юрьевым, Ладошниковым, Туполевым, Микулиным, Ветчинкиным. Кто-нибудь из них, наверное, и теперь в лаборатории. Может быть, заглянуть?

Нет, начнут еще расспрашивать... Осмеют "вольного изобретателя"... Или, еще хуже, пожалеют. Нет, я к ним приду потом, приду вовсе не смешным, не жалким.

А вон вдалеке сарай, где когда-то стоял наш мотор, наш "Адрос". Пять лет тому назад мы с Ганьшиным проектировали и строили его, как самый мощный бензиновый мотор в мире. Перед смертью Николая Егоровича я дал ему обещание еще поработать над этим мотором. И поработаю! Сначала лишь создам себе плацдарм.

Мне не хотелось, как сказано, заходить в "красное здание", но оказалось, что Шелест находится там. Я решительно прошел через двор, толкнул дверь и, не оглядываясь по сторонам, не предаваясь больше никаким воспоминаниям, взбежал на второй этаж, куда мне указали.

Шелест стоял в середине большой комнаты, где несколько студентов и рабочих пилили и строгали, мастерили какие-то помосты. Он живо повернулся ко мне, и я, как всегда, ощутил энергию, которую источали его ясные серые глаза. Да, недаром и в пятьдесят лет он все еще управлял мотоциклеткой и аэросанями, этот профессор с красивой сединой цвета серебра с чернью, учитель всех русских инженеров - специалистов по моторам.

- А, Бережков! - радостно воскликнул Шелест. - Вот наконец он! А мы, как видите, - он показал вокруг, - оснащаем новый корабль. Я свое обещание держу. Команда небольшая, но для вас я оставил место.

И Шелест рассказал, что совет училища выделил помещение - на первое время одну эту комнату - и некоторые средства для организации научно-исследовательской станции автомобильных и авиационных моторов.

- Испытаем, изучим заграничные марки, а затем, - Шелест подался ко мне и заманчивым шепотом проговорил, - а затем будем конструировать свои авиамоторы. А? Что скажете?

Откинувшись, он посмотрел на меня. Опять склонившись ко мне, он продолжал:

- Сначала засажу вас, словно студента, за учебники... Наверное, многое за эти годы позабылось?.. Поработаем, подрастем и превратим нашу станцию в институт, создадим русскую школу авиационного моторостроения. А пока начинаем с нуля, с нескольких пар горячих рук, с нескольких горячих голов. Знаю, это как раз вам по нраву.

Да, это было по мне. Для меня всегда было невыразимо приятно оказаться там, где зачиналось что-то новое, быть самому среди таких зачинателей. Опять вспомнилось, как мы в этом же здании, этажом ниже, строили вот так же лабораторию Николая Егоровича Жуковского... Может быть, откинуть все и остаться здесь, у Шелеста? Воспользоваться его предложением, воспользоваться случаем и вернуться к тому, с чего когда-то я, пятнадцатилетний неистовый изобретатель, начинал? К тому, что осталось навсегда незабываемым, как первая любовь, - к конструированию моторов? Нет, в эту минуту меня интересовал лишь один мотор... Получу ли я его? Как хотите, я уже не мог остановиться.