— Да, комендант! И все в добром здравии.

В это время появились два человека, до сих пор скрывавшиеся под тентом на корме. Они почтительно поклонились и вышли на солнце, которое немилосердно пекло, отражаясь в небольших волнах Марони.

Комендант крикнул им:

— Шляпы! Скорее! Наденьте шляпы! Солнечный удар здесь так же немудрено схватить, как и пулю, он так же опасен и скор! Вы приехали из Европы и пока еще ни к чему не привыкли.

Капитан маленького судна прервал эти нужные рекомендации и, указывая на двух незнакомцев, сообщил:

— Комендант, это месье Поль Жермон, французский инженер, глава миссии… А второй — месье Анатоль Бодю, его компаньон. Оба из Английской Гвианы.

Месье Поль Жермон был красивым, крепким молодым человеком, с виду очень сильным; жесткий взгляд черных глаз скрывало слегка задымленное пенсне. Рот с великолепными зубами и полными губами был приоткрыт в доброй улыбке; его очень ладно охватывала бородка клинышком, короткая, жесткая, почти рыжего цвета, как и волосы на голове. Мужчина имел узкие, ухоженные кисти рук, небольшие ноги, довольно мускулистую шею и мощный торс. На вид инженеру было лет тридцать. Первый взгляд на него оставлял впечатление силы, мужества, даже бойцовских качеств, которые, впрочем, давали в известных пределах профессиональное обучение и воспитание в семье.

Привыкший мигом оценивать людей по наружности, комендант «осмотрел» приехавшего, и этот первый «экзамен» прошел для молодого человека успешно.

Инженер поклонился и сказал звучным голосом:

— Как было передано вам по телеграфу из Демерары, господин комендант, я — инженер из Центральной школы искусств и торговли, чья миссия одновременно промышленная и научная. Министр торговых сношений…

— …официально откомандировал вас к гвианским властям. Мне это известно, месье… По получении телеграммы я связался с министром, и ответ подтвердил в похвальных выражениях то, что значилось в телеграмме. Я ждал вас. Добро пожаловать к нам. Сделаю все возможное, чтобы быть вам полезным и приятным.

— Тысячу благодарностей от всего сердца, господин комендант, за ту честь и доброту, какие вы мне оказываете. Но позвольте все-таки представить вам этого славного юношу, который немного мой фактотум, но главным образом — друг. Это сын моей кормилицы; он повсюду сопровождает меня, потому что давно привязан ко мне, к тому же безумно любит путешествовать.

Комендант уже «исследовал» и его: маленький, худощавый, бодрый, глаза светлые, живые, по виду — себе на уме, цвет лица — неяркий, волосы каштановые. Хлипкие усики, которые он все время подергивал, приоткрывали мелкие зубы. Ему исполнилось примерно года двадцать четыре. Поклоны он отдавал с неловкостью, однако очень охотно.

Инженер добавил, стараясь перекрыть шум оживленной толпы и тот, что наполнял маленький корабль:

— В настоящее время, господин комендант, я прошу вас соблаговолить просмотреть все бумаги и документы, которые я привез: мой диплом инженера, удостоверение офицера запаса, дубликат документа, предоставленный мне миссией… [164]

Комендант протянул Полю руку и сердечно ответил:

— У нас еще будет время, дорогой месье. Впрочем, вы — мой гость, не так ли? Поэтому примите жилье и стол безо всякого стеснения и церемоний.

— Бесконечно вам признателен, но не хотел бы злоупотреблять вашей любезностью. По совету моего приятеля в Демераре я решил поселиться у некоего Пьера Лефранка. У него, кажется, небольшой отель.

— Вам было бы несравнимо лучше у меня.

— Еще раз спасибо, господин комендант.

— Говорите просто: комендант. Однако вы отказываетесь?

— С такой же признательностью, как и с сожалением. Я бы вас очень стеснил, ведь я неисправимый полуночник. У меня разные причуды… Но как-то не хочется менять свои привычки.

— Ну что ж! Как вам будет угодно. Сегодня вы принадлежите мне, и я обоих увожу с собой. Завтракали?

— Только что из-за стола.

— Прекрасно. Я собираюсь осматривать лагеря. Прошу сопровождать меня. Вам это будет интересно.

— Лагеря?

— То есть места, где обретаются ссыльные, мои ужасные пансионеры [165].

— Ах да, каторжане… Это, должно быть, удручающе, но и любопытно.

— Для европейцев — да, без сомнения. А что касается нас, то мы уже пресыщены этим.

Продолжая разговаривать, комендант и его гость покинули маленький корабль и пошли в сопровождении молчаливого персонажа — фактотума. Затем они пересекли пристань и подошли к ландо, а специальные служащие отнесли на почту мешки с корреспонденцией. Молодые люди сели в повозку и покатили, счастливые тем, что вырвались из объятий бортовой и килевой качки.

Комендант крикнул приезжим:

— Откройте же ваши зонтики! Вы совсем не думаете о здешнем солнце. Ах, сразу видно, что вы едете из Франции! Скажите себе раз и навсегда и не забывайте: солнце — смертельный враг европейца. И вы тоже, молодой человек! Итак, всегда помните о зонтиках.

Вместо того чтобы ехать среди манговых деревьев по великолепной авеню [166], которая вела к роскошному особняку коменданта, ландо повернуло направо и покатило к прииску.

Приятно удивленный инженер заговорил быстро и горячо:

— Комендант, уж не грежу ли я? Согласно описаниям кабинетных путешественников я готовился увидеть здесь ужасные соломенные хижины, мерзкие трущобы… короче — останки города. А вижу, насколько хватает глаз, великолепные дома, широкие улицы, защищенные от солнца. Роскошный город, где все дышит изобилием, процветающий край! А эти люди, вполне прилично одетые! У них же счастливый вид! Я несказанно удивлен.

Комендант улыбнулся и, забавляясь, ответил:

— Не обольщайтесь!.. Вскоре вы увидите пятна на картине. Впрочем, еще недавно здесь был девственный лес. Это место называлось «Пик Бонапарта» [167] и принадлежало индейцам, а звучное имя носило в честь великого завоевателя. Один из моих предшественников, месье Мелинон, высадился здесь с двадцатью мужчинами и пятью сестрами милосердия из Сен-Поль-де-Шартр и вонзил топор в первое попавшееся дерево. Он основал это поселение и нарек его Сен-Лораном, именем адмирала Бодена, тогдашнего правителя Гвианы.

На французском берегу Марони, у которой здесь ширина тысяча восемьсот метров, месье Мелинон посадил, обработал, вывел культуры различных растений, построил лагеря, дороги, черепичные заводы, магазины, кафе, казарму, телеграф, церковь, госпиталь, школу… Короче, он создал город, каким вы сейчас восхищаетесь, — Сен-Лоран-дю-Марони.

— Это чудо! Да, чудо… Но где же каторжники?..

— Ах, и вы туда же, дорогой месье. Впрочем, это первый вопрос, который нам адресуют все вновь прибывшие.

— Поглядите! Что это за люди, так плохо одетые? Вон они что-то делают на берегу реки.

Комендант посмотрел, нахмурился и ответил:

— Это индейцы… Рабочие, пришедшие с голландской стороны.

Вскоре экипаж остановился перед флотилией пирог и шаланд, удерживаемых у причала цепями с висячими замками.

Только что пришвартовалась длинная индейская пирога, груженная инструментом и провизией. Трое краснокожих, столько же женщин и полдюжины ребятишек быстро выскочили на берег.

— А, индейцы! — инженер. — Браво! Комендант отозвался с печальной серьезностью:

— Первое пятно на картине. Вы спрашивали о каторжниках. Сейчас увидите одного из них, но, так сказать, в виде трупа.

Малорослые индейцы, от горшка два вершка, начали изо всех сил тащить на крепкой лиане вздувшееся, действительно ужасное человеческое тело.

Инженер побледнел и, полный негодования, возмутился:

— Но, комендант, взгляните… Несчастный, которого тащат как добычу, убит этими животными. Посмотрите: стрела длиной в два метра, всаженная ему в грудь, качается при каждом толчке. О, какой ужас! О! Мне плохо.