© Дмитрий Бутрин, 2016

© Антон Гердо, дизайн обложки, 2016

Правообладатель © АО «Коммерсантъ»

Над книгой работали: Виолетта Бабаянц, Анна Зиновьева, Дарья Ихно, Матвей Кардаш, Валентина Павленко, Ринат Сибаев, Кирилл Сидоренко

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книгу рекомендуют

Василий Гатов, медиа-аналитик, научный сотрудник Анненбергской школы коммуникаций и журналистики Университета Южной Калифорнии: «Есть журналистика факта, есть журналистика чувства, но есть журналистика разума – и Дмитрий Бутрин является одним из лучших представителей этого важнейшего течения в профессии. Его тексты и представленные в них аргументы всегда обращаются к знанию, здравому смыслу и критическому методу – трем важнейшим компонентам нашего разума. Его статьи – день за днем, год за годом – обороняют от наступления безумия, подлости, обскурантизма, невежества, безнравственности ту небольшую оставшуюся в российских СМИ территорию честной и моральной журналистики».

Екатерина Шульман, политолог: «Рискуя показаться Чернышевским (а также Белинским и Николаем I), у которых, если верить Набокову, „высшая похвала литератору была: дельно“, скажу, что ни красота прозы, ни широта гуманитарной эрудиции, ни приступы личной откровенности, встречающиеся в этой книге, не затмевают высокой профессиональной компетенции автора. Дмитрий Бутрин – многолетний экономический обозреватель „Коммерсанта“, он писал и пишет о бюджете, налогах, денежной и кредитной политике, о механизмах принятия решений и трансформации правил игры. Предмет его интереса и область его глубоких познаний – самая фантасмагорическая вещь в России, русская бюрократия. Именно она век за веком гипнотизирует наших лучших авторов, особенно обладающих красивым слогом, живым воображением и широтой гуманитарной эрудиции».

Следует объяснить не только то, зачем вам все это читать, но и для чего я все это публикую. Тем более, что большинство текстов, которые вы обнаружите в книге, уже были в разное время опубликованы. Я же сам много раз сообщал самым разным собеседникам, что сборник однажды уже опубликованных текстов не может именоваться «книгой», если их присутствие под одним переплетом не создает какой-то новой мысли, которую иначе понять будет менее удобно.

Если каждый текст воспринимать как отдельную букву, то сложенные буквы должны составить какое-то осмысленное слово. В противном случае это все равно произойдет, но составится что-нибудь неприятное, например, «тщеславие», «самолюбование» или «гордыня». В общем, нехорошо выйдет.

Попробую сообщить, какое слово должно получиться в этом случае – я не настаиваю, впрочем, на том, что вышеприведенные варианты совсем не верны. Мое дело предложить, ваше дело – прочитать так, как вы считаете правильным.

В последние годы я испытываю странное удовольствие от наблюдения необычных и неочевидных связей между самыми разными явлениями в жизни общества. Род моих занятий этому более чем способствует, хотя, конечно, если бы я был шофером, санитаром «Скорой помощи» или почтальоном (то есть человеком, для которого профессиональная коммуникация с самыми разными группами в обществе – обязанность, а не удовольствие), это было бы еще более удобно. Последние 20 лет моя работа – это ежедневное и даже ежечасное чтение того, что является сырьем для производства газетных статей: я редактор и экономический журналист. Искать или, по крайней мере, предполагать связи между активностью бизнесменов чеченской диаспоры Волгограда, крупнейшей в стране, и изменением представлений московских обывателей об уровнях террористической угрозы в столице – это если не мой хлеб, то, во всяком случае, такая же часть работы, как искать или предполагать связи между динамикой ВВП России в 2015 году и объемом продаж авиационных билетов из Москвы в Европу. Большая часть этой работы остается невидимой нашим читателям: она нужна, чтобы лучше ориентироваться в новостном потоке, опережать его и знать, какие новости, для читателей неожиданные, могут появиться завтра.

Разумеется, мы никогда не можем «уйти с работы» в том смысле, в котором ежедневно покидают рабочее место с чувством выполненного долга миллионы представителей других профессий. Нет, конечно, можно поздно вечером убрать бумаги с рабочего стола, запереть дверь и выйти на улицу. Но не думать о том, чем старый удод похож на комод, совершенно невозможно. Если не придумать способ как-то работать с этими ассоциациями, разбираться с ними и классифицировать их, они в отместку начинают тебя душить. Читать книги, статьи и манифесты, имеющие отношение к экономической науке, социологии, антропологии, а затем и филологии и истории, – не прихоть, а способ умерить постоянный гул в голове или по крайней мере услышать в них какие-то обрывки ритмов, какую-то мелодию, что-то вроде закономерностей возникающих связей.

Если же и это не помогает – а оно не всегда помогает, – следует излагать то, что слышится, в отдельных текстах, что я и делаю с определенной регулярностью.

Все тексты в этой книге посвящены (как я в определенный момент с большим для себя удивлением понял) именно тому, что несколько лет назад официальными властями Российской Федерации признано главной национальной культурно-социальной ценностью. А именно – «духовным скрепам». Мне никогда бы не пришла в голову мысль всерьез говорить о «скрепах», о каких-то универсальных духовных ценностях для всего населения страны. Обычно под этим термином подразумевают в чисто пропагандистских целях набор предустановленных моральных ограничений в пользу государственного аппарата (особым образом определенный патриотизм, предписанную ностальгически окрашенную тоску по определенным видам ландшафтов и флоры – березки, горы, русское поле, некоторые подвиды шовинизма и ксенофобии) или же общекультурные ценности, успешная защита которых от врагов приписывается ответственным административным работникам. «Скрепы» этого вида вполне аналогичны ассортименту магазина скобяных изделий. Они сделаны из неокрашенной жести, пусты внутри, если у них есть это «внутри», издают гулкий звук, если их пнуть ногой, смотрятся издалека гораздо лучше, чем вблизи. При этом «скрепы» массивны и могут придавить – они удивительно неустойчивы. В общем, во всей своей духовной природе этот вид «скреп» удивительно, даже оскорбительно материален.

Но есть и нечто им противоположное. Общество действительно скреплено множеством того, что ускользает от буквального описания, от формулировок, от рассмотрения в лобовую. Эти скрепы неочевидны, хотя известны почти всем, кто имеет возможность о них задуматься. Они отчетливо внеидеологичны и даже ироничны к любой идеологии, и их коллективистский дух, когда он проявляется, ближе к добровольной солидарности, чем к тоталитарному единству. Они часто имеют отношение к тому, что в культуре именуется «пафосом», но это почти всегда пафос молчания. И хотя во многом эти скрепы действительно скрепляют общество, в России очень часто отделенное от государства, с собственно идеей государства, они видны только частным взглядом.

Они не плохи и не хороши: они то, что есть. Вещество, из которого созданы именно эти скрепы, интересует меня более всего на свете. Совокупность этих невидимых конструкций и есть окружающая нас социальная реальность. Можно говорить о ней как об опасной, тревожной, прекрасной, затхлой, непонятой, обращенной в будущее, скучной, невозможной, подлежащей реформированию, архаичной, модерновой, выталкивающей в эмиграцию, обнадеживающей, убивающей, вечной, обреченной, имперской, татарской, антисоветской, советской, набившей оскомину, удивительной – она не шелохнется, ей все как с гуся вода. Но из этого вещества строится то, что простоит века и переживет все определения. Если вы хотите строить что-то подобное – возможно, мои наблюдения между делом за тем, как это все устроено, могут быть вам полезны.