-Туалет вон там в углу, - чуть смутившись, я показал ей место.
- Я не смогу это сделать при вас! Мне стыдно! Там даже двери нет! – в её крике было столько
отчаяния и боли.
- Ну хочешь, я отвернусь, глаза закрою...уши...ну или чего ты там делать будешь…
Но мои слова только вызвали новую волну рыданий. Я присел перед ней.
-Давай так сделаем: я буду стоять здесь в самом дальнем углу, я сделаю вид, что ничего не
происходит, а ты просто сделаешь свои дела. Ты понимаешь, что тебе придется это делать, хочешь ты
этого или не хочешь, потому что в ближайшее время здесь комфортабельный туалет с биде не появится.
Я тоже человек, если ты ещё не успела этого заметить. И у меня так же есть надобности. Мне точно так
же стыдно делать это при тебе. Так что у тебя есть выбор: пойти туда или остаться здесь и лопнуть, - я
заглянул ей в глаза, ожидая реакции.
-Только тогда отвернитесь, пожалуйста,- её глаза почти умоляли.
Я кивнул и встал в её угол, прислонив голову к холодным прутьям решётки. Через полминуты я
услышал тихое журчание и невольно улыбнулся.
***
Как же стыдно! Ева была готова провалиться под землю, чтобы не испытывать этого чувства. А
ведь это ещё не самое страшное, что ей предстоит, подумала она, мысленно подсчитывая свой цикл. Она
возвращалась в свой угол после посещения «туалета» и чувствовала, как горели её щёки. Голова была
тяжёлая, да и дышалось как-то с трудом.
Он стоял в углу, прислонившись к прутьям и прикрыв глаза. Ева подошла сзади, шепнув
«Спасибо». Незнакомец направился к своему пристанищу. Он сел на матрас, облокотившись на стену, и
закрыл глаза. Ей было интересно, о чём он думает сейчас? Почему его настроение так часто меняется?
Он то возится с ней, то кричит так, что её парализует. Он сказал, что находится здесь уже три месяца.
Какой кошмар! Неужели за это время некому было его спасти? Неужели всё потеряно?
Когда она думала об этом, то ей становилось страшнее и страшнее от осознания того, что если
спасения не будет, то и смысла в их долгом содержании нет. Не будут же похитители всю оставшуюся
7
жизнь держать их в клетке, как комнатных зверюшек, кормя объедками и заставляя публично
опорожняться. Подумав об этом, она дала себе клятвенное обещание в случае возвращения домой
никогда больше не посещать зоопарки, осознавая теперь себя на месте тех животных, муки которых
люди радостно ходят показывать своим детям.
Ева села в свой уголок, её стопы стали уже бесчувственными от долгого соприкосновения с
ледяным каменным полом. А вот бок неприятно холодила стена, на которую ей приходилось опираться.
Она закрыла глаза, мысленно представляя перед собой маму, нежно окутывающую её одеялом. Сейчас
бы та напоила её горячим молоком со сливочным маслом – маминой любимой панацеей от всех недугов,
вещью, которую Ева ненавидела с детства, но которую так сейчас хотела бы ощутить на своих губах.
Наверное, мама сейчас сама лежит в кровати, обессилевшая от слёз и неизвестности, что с её дочерью. А
папа мечется по квартире с телефонной трубкой в руках, поднимая все свои немногочисленные старые
связи. Как они пережили эту ночь? Сейчас им тяжелее, чем ей. Ева по крайней мере знает, что пока
жива. Она так долго жила в раю, окружённая их заботой, казавшейся ей чрезмерной, которую Ева
считала оковами на ней. Она совершенно не ценила то, что они рядом. Это всегда казалось само собой
разумеющимся, нерушимым. А теперь она отдала бы всё на свете, чтобы поменять её новую тюрьму на
их оковы, которые защищали её от жестокости внешнего мира.
Перед глазами Евы медленно плыли картинки из прошлой жизни. Её уютная красивая комната с
оранжевыми занавесками, яркость которых так нравилась ей и раздражала папу, называющего их «огонь
в окне». Её мягкий пушистый кот Фабио, мирный треск которого всегда убаюкивал её на ночь. Мамины
пироги из духовки, от которых она часто отказывалась, опасаясь за фигуру. Мелькнули студенческие
годы, её весёлые, всегда беззаботные друзья. Всё это казалось таким далёким и недостижимым, как
будто было сном.
Картинки неслись перед глазами одна за другой, медленно превращаясь в цветную смазанную
карусель вокруг неё. Из-под горящих век катились по щекам обжигающие кожу слёзы. Ева постепенно
погружалась в туман, обволакивающий тело и мысли…
*** Макс
Ночь выдалась достаточно холодная. В окне надо мной посвистывал ветер. Я накинул на себя
пиджак.
Лёжа на матрасе, я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь к её дыханию. Вот уже третью ночь
это становится моим развлечением, когда я не могу уснуть. Почему-то эти звуки меня успокаивают. Ева
по-прежнему верна своему углу. Но она второй день не плачет. Просто сидит, поджав ноги и глядя в
одну точку. По-прежнему мне не удалось заставить её есть. Раз в день я приношу ей кружку воды и она,
уже не сопротивляясь, выпивает её. Наши посещения туалета сами собой стали негласным правилом:
когда один из нас подходит туда, другой в дальнем углу отворачивается и закрывает глаза и уши–
забавный ритуал, позволяющий хоть чуть-чуть оставаться личностями. Хасан не появлялся здесь с того
дня, как привёл её. Я постепенно привыкал к переменам в моей жизни, и её появление настораживало
меня всё меньше.
Отвлёкшись от мыслей, я снова прислушался. Сегодняшней ночью дыхание Евы не такое
спокойное - она дышит прерывисто и тяжело, как будто содрогаясь во сне. Замёрзла?!! Почему я только
сейчас понял, что вот уже пятый день она сидит на полу? Болван…
-Ложись на мой матрас,- сказал я, подойдя к ней,- ты замёрзла.
-Даже не надейтесь! – тихо, но возмущённо прошипела она.- Мне не холодно!
- Я глухой, по-твоему? Я даже оттуда слышу, как у тебя зубы стучат.
-Оставьте меня в покое! - Ева сжалась в комок и отвернула голову.
8
Я взял свой пиджак с матраса и присел, чтобы накрыть её, но от моего прикосновения Ева
дёрнулась, как от разряда электричества. Я отпрянул, оставляя пиджак у её ног, и пошёл на своё место.
Конечно, было бы глупо полагать, что она доверится мне. Ну и наплевать…Чего я пытаюсь
добиться? Почему её состояние должно меня беспокоить? Во мне бушевал водоворот эмоций: ненависть
к Хасану, злость от собственного бессилия, непонимание всего происходящего, но самое главное, что
меня волновала эта девчонка. Я не мог не думать о ней, и это злило меня.
Сон мой испарился окончательно. Через час моих бессмысленных попыток спать я услышал, что
вздохи Евы приобрели неприятные нотки хрипа. Прислушиваясь к этому звуку минут пять, я не
выдержал и встал.
Ева в своём углу уже не сидела как прежде, плотно сгруппировавшись. Её ноги вытянулись, а
голова безвольно упала набок. Я дотронулся до её щеки, и меня обжёг огонь. Ева при этом не проявила
никаких признаков сопротивления.
-Эй, ты как?- потряс я руку, но не получил в ответ никакой реакции.
Быстро схватив обмякшее тело, я отнёс её на свой матрас, бережно уложил и укрыл пиджаком.
Согреть – было единственным инстинктом, проявившимся в данную минуту. Я стянул майку,
задерживающую тепло тела, лёг рядом, прижав её хрупкое тело к своей груди. Какой же она была
горячей. Не просто излучающей человеческое тепло, а неприятно пугающе обжигающей.
От тяжелого хриплого дыхания у меня пробежали мурашки по спине. Я обнял Еву, взяв её ладони в
руку. Я растирал в руках её пальцы, но она по-прежнему не шевелилась. В страхе я прижался к ней и
стал ждать, позже поймав себя на мысли, что считаю минуты. Мой нос уткнулся в её висок, и впервые за
последние три месяца я ощутил близость человека рядом с собой. В теле пошла волна теплоты и
спокойствия, мои глаза стали смыкаться сами собой.
