Карлсон мог быть спокоен, тело у него достаточно крепкое, ловкое, тело его не подведет.
В разговоре с Грегусом Карлсон глушил свои чувства, давал волю актерским дарованиям.
Чего боялся Карлсон?
Не пронюхал ли пристав о его свиданиях с невестой и сестрой невесты? Но вскоре понял, что Спицаусис не донес начальству. Нижние чины полиции чесали языки и обсуждали действия высших чинов, а высшие нередко оставались в неведении относительно действий нижних чинов. Карлсон мог только порадоваться таким нравам полицейского управления.
Над чем он смеялся в душе?
Над рассказом Грегуса.
Если бы все было так просто, примитивно! Карлсон знал чиновников, вознесенных довольно высоко по служебной лестнице, с незапятнанной благонамеренной репутацией и в то же время помогавших революции, только с глазу на глаз решались они высказывать свои истинные убеждения.
Если бы жандармы выложили все о полицейских, а полицейские раскрыли карты жандармов, что за кутерьма поднялась бы в дружной своре царских прислужников!
У кого Карлсон просил прощения?
У родителей, друзей, близких за то, что отрекся от них. У товарища Максима за то, что обругал его.
На что он надеялся?
Что удастся обмануть Грегуса, провести ночь без пыток, а поутру семнадцатого января бежать, захватив с собой всех заключенных одноместной камеры.
Сбылись ли надежды Карлсона?
Отчасти. Ночью допросов не было, прожорливый сом заглотил крючок, и утро подошло в тревожных ожиданиях.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
I
Карлсон, Розентал, Грундберг, еще трое товарищей провели ночь в тесноте одиночки.
О подготовлявшемся побеге знали только Карлсон и Розентал. Остальные до последнего момента ни о чем не догадывались.
Без десяти минут восемь камеру открыли, сказали, что можно пойти умыться.
Еще через десять минут Спицаусис пригласил Карлсона на свидание.
- Ваша невеста уже здесь, - сообщил он и вытянул руку, ожидая, когда Карлсон положит на ладонь очередную дань, четыре рубля.
Свидание проходило в большой приемной.
- Ах, как хочется есть! - были первые слова Карлсона, когда он увидел Анну с корзинкой в руке.
- Сестра прислала тебе конфет, - сказала Анна и, отогнув салфетку, принялась выкладывать содержимое корзинки на стол.
- Почему сама не пришла? - спросил Карлсон.
- Заболела. Простуда. Слегла, пьет лекарства, хотела прийти, да я удержала.
Карлсон взял кулек с конфетами, предложил Спицаусису.
- Прошу, господин надзиратель, угощайтесь!
Спицаусис взял две конфеты.
- Не стесняйтесь, - уговаривал Карлсон, - берите еще!
Спицаусис взял еще две конфеты.
- А вот бутерброды, - сказала Анна.
Взяв сложенные увесистые ломти бутербродов, обернутые в вощеную бумагу, Карлсон протянул их Спицаусису.
- Желаете проверить, господин надзиратель?
- Нет, нет, - отмахнулся Спицаусис, полицейскийсластена, с аппетитом догрызая вкусную конфету, - что там в хлебе может быть, хлеб иголками колоть рука не поднимется. Ешьте на здоровье!
Этим утром в корзинке было много всякой снеди.
Окорок, копченая колбаса, дюжина апельсинов, те же бутерброды и кулек конфет. , - Я вижу, вы настроились пожить у нас, господин Карлсон, вожделенно проговорил Спицаусис.
- Только как мне унести все это? - проговорил озадаченный Карлсон.
- Отнесите в корзинке, - великодушно дозволил Спицаусис.
Опорожнив в камере корзинку, Карлсон быстро вернулся.
- Вот получай, - сказал он, передавая Анне пустую корзинку, - и передай привет от меня сестре!
- Привет передам, спасибо. А что тебе принести в следующий раз?
- Птичьего молока. Аустра обещала мне сорочку и что-нибудь из белья.
- Завтра же все у тебя будет. Может, кроме птичьего молока, еще чего-нибудь съестного?
- Принеси пару пачек папирос "Рига". Что же касается съестного, ты знаешь, я ем все подряд.
- Ну, тогда приготовься к пиршеству, принесу тебе что-то очень вкусное. Совсем теплое, сниму со сковородки, и прямо к тебе!
- Да что ж это такое?
- Увидишь.
- А ты, я вижу, промокла. На улице опять дождь?
Или просто сырость?
- Пасмурно, и ветер сильный. Ночью прямо-таки буря разыгралась. Вода в Даугаве поднялась. Ну, теперь я, пожалуй, пойду. Будь здоров, веди себя хорошо!
- Сама веди себя хорошо. Привет Аустре!
- Спасибо.
Спицаусис в тот день совершил роковую оплошность в своей и без того оплошной карьере. Он не проверил бутерброды, а в бутербродах была пара миниатюрных браунингов.
Анна простилась и вышла.
На улице ветер закутал ее в промозглый туман. Ветер дул с Даугавы. Анна торопливо зашагала вверх по Театральному бульвару, миновала почтамт. Мимоходом улыбнулась рослому молодому человеку.
Улыбка служила условным знаком.
Оружие передано, тюремщики ни о чем не проведали, все в порядке.
Еще от полицейского управления за Анной увязался вертлявый тип, коллега Спицаусиса, тенью скользил за ней по обочине тротуара, а позади него, в отдалении, с ленцой прогуливался консервативно настроенный повар Озолбауд. Шагах в пятидесяти на бульваре неизвестные хулиганы расколотили фонари, и сначала Анна, потом шпик и наконец повар Озолбауд скрылись в предутренних сумерках.
II
Во вторник семнадцатого января в восемь часов пятнадцать минут четверо боевиков - Епис, Страуме, Мерниек и Бравый - вошли в здание полицейского управления и, миновав лестничную клетку, очутились в приемной сыскной полиции. Мерниек и Бравый задержались, сделав вид, что попали туда по ошибке, что им нужен паспортный отдел.
- Сс-кааа-ааа-жите, по-жааа-луйста, - томительно заикаясь, обратился Бравый к городовому, - ку-ку-куда н-аам...
"Чего кукушкой раскуковался, чего курицей раскудахтался", - хотел уж было оборвать его городовой, но одумался. Вроде бы господа солидные, одеты прилично, ну, заика, мало ли что бывает, и городовой вежливо осведомился:
- О чем, сударь, изволите спрашивать?
- Ку-ку-ку-да... - все тщился объясниться Бравый.
Епис и Страуме тем временем уверенно двинулись дальше.
Часовой, стоявший у входа, пытался их задержать, спросил, что им нужно.
- Нам нужен Круминь, - назвал Епис первую пришедшую в голову фамилию, дело срочное, и потому не задерживайте нас.
Опешивший постовой пропустил их.
На втором этаже сто шестьдесят солдат сторожевой роты после завтрака валялись по койкам, кое-кто чистил оружие, убирал помещение, приводил в порядок обмундирование. Унтеры распивали чаи, господа офицеры в отдельной комнате обсуждали ночные похождения, травили приличные анекдоты.
На первом этаже, во внутренних помещениях тем утром дежурили двое надзирателей, десять агентов и один часовой, двое же городовых и еще один часовой находились в приемной.
В восемь часов шестнадцать минут к тем двоим, что проскочили мимо растерявшегося постового и проникли во внутреннее помещение, подошел второй надзиратель напарник Спицаусиса, и строго спросил вошедших:
- Кто вы такие? Что вам надо? Кто вас сюда пропустил?
Сам Спицаусис в тот момент в антропометрическом кабинете писал отчет о ночном дежурстве. Одиночку, в которой находился Карлсон с товарищами, сыщик еще не закрыл, давая возможность примерным арестантам поразмяться по коридору, пока не явилось большое начальство.
- Нам нужно видеть арестованного Карклиня, - громким голосом объявил Епис.
Вокруг вошедших столпились надзиратели и шпики.
Никто из них не предчувствовал опасности. Часовой услышав строгий окрик: "Кто вас сюда пропустил?", покинул свой пост и тоже подошел, держа винтовку наперевес.
Занятые выяснением личности пришельцев, агенты не обратили внимания, что арестанты-одиночки тоже подошли и встали рядом.
Карлсон видел, что дуло винтовки нацелено на его товарищей. Солдат, вне всякого сомнения, представлял наибольшую опасность, никто из сыщиков пока не выхватил оружия, и Карлсон сказал Епису:
