© Елена Жуковская, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Сегодня Оксана поняла, что Егор вырос, и вырос совсем не таким, как ей хотелось бы. Она знала об этом и раньше, но не желала признавать поражение. Ему тринадцать лет, несчастливое число, трудный возраст. Но ведь все равно он еще ребенок. Куда он без нее? Она и постирает, и приготовит, и уроки поможет сделать. Она хорошая мать. Но он сказал сегодня:

– Ты достала меня своими проверками. Понимаешь, достала! Не хочу больше, не подходи ко мне, не лезь!

Не сказал, выкрикнул. Огромные глаза распахнулись и сузились. Руками взмахнул, как подстреленная птица крыльями. Отчаяние и злость в голосе. Он мог бы и ударить. Да, мог бы. Но она вышла из комнаты, хлопнув дверью, завыла в подушку:

– Дождалась…

– Да замолчи ты там, не разжалобишь. Я решил! Ясно тебе, я решил!

Что он решил? Вот так мучить ее своими безумными выходками? Как она устала от скандалов! Или это просто капризы неразумного юноши? Надо терпеть. Он ее сын. Значит, надо терпеть.

Она давно уже жила лишь в двух состояниях: терпения и раздражения. Давно – это значит, где-то около года. Тогда, ни с того ни с сего, а, может быть, и очень даже обосновано, она вдруг почувствовала, что вся состоит из комка нервов, что все ее достало и доконало. И угрюмый молчаливый муж, и непослушный бунтующий сын, и заботы о них, и работа, и все, все, все. А впрочем, ничего больше и не было ни тогда, ни теперь в Оксаниной жизни.

– Опять ревешь? Ну, ну.

Это вернулся с работы Антон. Больше она ничего не услышит. Она их тоже достала и доконала. Почему же так получилось?

Ревела, пока не кончились слезы. Чуть-чуть подремала. Встала заполночь. Тихо. На кухне приготовила себе чай, выпила горсть таблеток. Опять спать. Антон лег в гостиной. Егор вообще неизвестно дома ли. Как жить дальше? Ей ведь всего тридцать четыре. Все могло только начинаться, а она уже успела загнать свою жизнь в тупик. Куда спешила? А вот сложилось бы все иначе…

Она всегда вспоминала одно и тоже. Май. Санкт-Петербург. Набережная Невы. Он – высокий спортивный парень, светловолосый, голубоглазый. И она – тогда еще совсем юная, вся в непослушных кудряшках и скользком приятном шелке. Лопается нитка ее жемчужного ожерелья, и бусинки падают в воду. Это был их последний день. Начало конца. Она уже знала его тайну.

– Ты мой ангел, моя принцесса, – шептал он ей в ушко.

Она смотрела на катящиеся бусы. И точно такой же величины слезы катились по ее щекам. Слезы счастья, которое она познала, и слезы расставанья, которое предстояло им.

Теперь в подушку лились совсем другие слезы. Совсем другой человек похрапывал в гостиной. И город был совсем другой. И осень на дворе.

Будильник зазвонил в семь. Потолкались на кухне. Механически выполнили все то, что обычно делается утром. Егор взглянул на мать исподлобья. Антон, что-то сказал неразборчиво. И они ушли один за другим.

Оксана вымыла посуду. Переоделась, подкрасилась. Пора на работу. Работала Оксана в весьма подозрительной конторе, которая занималась рассылкой разного рода рекламной чепухи. Начальников у Оксаны было двое: пожилой отставной военный Иван Степанович и его племянник чернявый парень без образования по имени Костик. Они заказывали в типографии разные листовки и буклеты, а Оксана рассылала их по адресам. Это было не совсем честное предприятие, которое делало деньги из бумаги. Ворох бумаги уходил к доверчивым гражданам, и они, околдованные всякого рода обещаниями, высылали Ивану Степановичу и Костику свои честно заработанные деньги.

Идея скрещивания финансовой пирамиды, интеллектуальной игры и лотереи пришла в голову кому-то из двух Оксаниных начальников уже давно. Все шло замечательно. Но все понимали, что бесконечно долго так продолжаться не может. И Оксана подумывала уйти с этой неперспективной, и даже опасной работы, подальше от греха, но Антон сказал:

Ты столько нигде не заработаешь, даже со своим красным дипломом.

– А, может быть, и не я вовсе должна зарабатывать?

Не надоело меня попрекать?

– А тебе жить вот так с копейки на копейку не надоело? Мне приходится каким-то жуликам подчиняться, чтобы Егор мог хорошо питаться, чтобы…

– Давай, давай, ребенка еще куском хлеба попрекни.

– Да не об этом же я, слышишь ты меня хоть?

– А чего тебя слушать? Старая пластинка.

Он уставился в газету. Бубнил телевизор. Бубнила Оксана. Не в первый раз и не в последний.

Она вышла замуж сгоряча. Так часто бывает после бурных романов, красивых и печальных. Так было и у нее. Отличница третьекурсница политехнического института она поехала на научно-студенческую конференцию в Санкт-Петербург. Выезжала группа из шести студентов с научным руководителем. Еще когда на перроне они ждали поезда, она заметила Алексея. Он стоял, обнимая гитару, в компании старшекурсников.

Их научный руководитель, молодая преподавательница Татьяна Николаевна, или Нюша, как они потом ее ласково прозвали, страшно нервничала. Билеты указывали на места в разных вагонах, и она, пытаясь распределить эти места, никак не могла всем угодить и соблюсти все правила. Алексей взял у нее билеты.

– Татьяна Николаевна, все будет хорошо, вот ваше место, идите отдыхайте, – сказал он, протягивая ей непарный билет на место в предпоследнем вагоне, – Нижняя полочка, вагончик качается, спите крепко, а мы никуда не денемся, доедем.

Нюша, побросав сумки, в отчаянии заламывала руки.

– Ну, пока, встретимся на царственной земле, – добавил он и направился к поезду, увлекая следом всю компанию.

Оксана тоже пошла за ними. Ребята разбредались по вагонам, не обращая внимания на то, что Нюша пыталась сопротивляться такому самоуправству, бросая им вслед бессвязные фразы. Потом отступила, отстала.

Алексей обернулся, словно случайно заметив хрупкую кудрявую девушку, остановился.

– Как тебя зовут?

– Оксана.

– Пошли со мной.

Она пошла. Вечером он пел ей из Розенбаума: «Умница, ах, мама, что она за умница…» Ночью они целовались в тамбуре. А утором она уже не могла без него жить.

В Санкт-Петербурге, отчего-то необычно солнечном, он вынес ее из вагона на руках, вместе с сумками и гитарой.

Нюша хлопала круглыми глазами. Она уже ничего не могла поделать.

В гостинице Алексей все устроил так, что они могли жить в одном номере. Он будто шалил, отрывался. Он все делал напоказ. Вся гостиница слышала его серенады. Утром поварихи варили ранний кофе, чтобы Алексей мог принести его Оксане в постель. С конференции он убегал за розами. А вечерами Нюша ждала их в холле, упрашивая швейцара, не закрывать после одиннадцати.

Они не смотрели на часы. Они были счастливы.

– Ты меня околдовала, ты колдунья, – говорил Алексей.

– Я просто тебя люблю, – отвечала она.

– Все не просто, ничего не бывает просто так.

Она иногда не понимала его. Но это было не важно. Он так пел, и так целовался, и цветы так пахли…

Однажды Нюша буквально прижала ее к стенке.

– Что ты делаешь, девочка? – прошептала она, скорее сочувственно, чем осуждающе, – Ты ж о нем ничего не знаешь.

Оксана взглянула на нее победно, сверху вниз, как счастливая женщина могла бы смотреть на старую деву. Нюше и впрямь было пора замуж, уже около тридцати. Она казалась просто незамужней завистницей, не то карьеристка, не то синий чулок.

– Вам-то что? Доклад я сделала. А все остальное вас не касается.

– Он женат, у него двое детей.

Оксана открыла рот, но лишь закусила губу.

Вернувшись в номер, она ничего не сказала Алексею. Она боялась обидеть его этой гнусной злой ложью, но еще больше она боялась, что это окажется правдой.

Уже в поезде, когда они уединились в купе проводника, она спросила: