Сулейман и прапорщик затеяли разговор между собой. Оба были оживлены и многословны. Спустя несколько минут прапорщик поспешил донести до лейтенанта суть диалога.

– Старик говорит, слышал дрожь земли ночью. Как будто с гор движется железная лавина.

– И что теперь? – хмуро отозвался лейтенант. – Ему это приснилось. Какое нам до этого дело? Почему нас это должно волновать?

– Должно волновать. Старик говорит, сон – это распечатанное письмо Бога.

Лейтенант подошёл вплотную к старику.

– Ты свободен, Сулейман, – сказал он. – Утро оказалось мудренее ночи. Уходи.

Выслушав перевод, старик отрицательно покачал головой. Он поднял руку и вытянул указательный палец в направлении оставленной караванной тропы. Лейтенант оглянулся. Три струйки дыма зловещим предзнаменованием поднимались в небо вдали. Обратная дорога находилась под чужим контролем.

– Совсем распоясались джинны, – молвил Дёмин. – Сначала был один, теперь их уже трое.

Он перевёл взгляд на прапорщика.

– Пора принимать меры. Ставь мины, Архимед.

Золотое правило разведки – жить настоящим. Самое безопасное хранилище для всех потерь и подвигов – забвение. Только находясь на определённой дистанции от них, полностью отрешённым, можно продолжать оставаться в форме и двигаться навстречу будущему. Лейтенант был спокоен за своих разведчиков. Грязные, оборванные, донельзя исхудавшие, они уже мало чем походили на солдат. Но дух не сдавался, сердца стучали, терпение, сила и выносливость настоящих местных кочевников отличали их. Пусть дуют враждебные ветра из-за кордона. Идут караваны. Неутолима жажда садиться им на хвост.

День становился всё ярче. Градус марева повышался. Тень близ вертикальной одинокой скалы, представляя собой надёжное убежище от солнца, дала путникам возможность отбросить все тяготы и заботы похода, остановиться и обрести пусть временную, но долгожданную благодать.

Лошади и коза лежали. Люди сидели кругом. Старый Сулейман развязал один из мешков и через дочь Мадину принялся раздавать сухофрукты. Первым угощение принял лейтенант. Кивком поблагодарив девушку, он удовлетворился малым. Сержант поспешил воспользоваться моментом, прикинулся большим дитятей и с хитрой миной на лице выманил целый дождь солнечных даров. Часть их тут же сунул за щёку, остальные рассовал по потайным местам – до лучших времён. Олег получил свою долю из рук Мадины последним. Пытаясь разглядеть хотя бы малую искру жизни под паранджой, забыл сомкнуть ладони и просыпал угощение. Виня себя за оплошность, бросился на колени и начал исправляться, собирая сухофрукты с таким трепетом и жаром, словно те были бесценными жемчужинами. Найдены и собраны были все дары. Герой заслуживал награды. Однако так и не дождался её. Паранджа, укрывающая девушку, осталась непроницаема.

Старик завязал свой мешок. Прошептав короткую молитву, умылся ладонями и сел в круг.

– Как дела, Сулейман? – спросил прапорщик, перекатывая горсть янтарной кураги в руках.

– Слава Всевышнему, – кивнул старик.

– Ты с нами до конца или как?

– С вами.

– Впереди большие испытания.

– Человек рождён для борьбы, – сказал Сулейман. – Преодолевая испытания, он становится ближе к Богу.

– Подумай о своих детях. Им было бы намного спокойнее в Кабуле.

– Порой обходной путь вернее прямого.

– Боишься душманов?

– На всё воля Аллаха. Благодаря ему и вам прошлой ночью мы остались живы.

– Душманы не оставят нас в покое. Они будут идти по нашим следам и ночью, и днём.

– Мы разделим все тяготы этого пути.

– Хорошо, как знаешь. – Прапорщик перевёл взгляд на Мадину. Глаза его потеплели. – Пусть твоя дочь не боится нас, – произнёс он. – Она под надёжной охраной. Мы видели и знаем женщин.

Сулейман промолчал.

Лейтенант осторожно сплюнул косточку в кулак.

– Архимед, – позвал он.

– Я! – откликнулся тот.

– Какие новости?

– Всё спокойно. Гражданское население выказывает нам полное и безоговорочное доверие.

– Хорошо.

– Какие планы на вечер, командир?

– Гуляем.

– Понял.

– Надеюсь, эта вольность нам зачтётся.

– Предчувствуете важную встречу?

– Судя по всему, ушедший караван был и вправду мирный. Оружие на подходе.

– Как мы предупредим наших?

– Ракетами. Уйдём краем пустыни на безопасное расстояние, найдём чистое небо и…

– Помянем нашу радиостанцию! – подхватил, оживляясь, прапорщик.

– Точно.

Идя руслом высохшего ручья, Мадина искала зелёный корм для козы. Земля выглядела бесплодной. У небольшой прозрачной лужицы, задумавшись, она остановилась. Села и, приподняв забрало своей глухой непроницаемой одежды, склонилась над поверхностью воды.

Многонационально женское лицо Афганистана. Мадина, дочь Сулеймана, унаследовала причудливое смешение кровей – иранской, пуштунской, туркменской… Дикарка родом с острова Таити, сошедшая с полотен великого Гогена, богиня естественной женственности и красоты, гордая и вольная, отразилась в зеркале Природы.

Живописала кисть. Эти мягкие выразительные черты, живя, дыша и блистая солнцем, рождали чувства. Однако предопределена судьба Мадины. Жестоки местные обычаи. Любовь здесь издревле выбирает сердце, мужа – отец. Одно будущее у неё – работать не покладая рук, хранить себя и ждать достойного выкупа – калыма. Пшеничноволосый «шурави», оберегающий её в пути, – пришелец из чужого мира.

– Мадина!

Услышав оклик брата, она спохватилась, прикрыла лицо и поднялась.

– Я нашёл траву для козы, – подвёл итог поискам Касым. – Пойдём.

Редкий подножный корм был отрадой для проголодавшейся козы. Дав ей возможность насытиться досыта, брат и сестра не пожалели времени и повернули к месту привала лишь в тот момент, когда чувство голода не на шутку начало одолевать их самих. Оживлённый разговор встретил их. Сулейман и прапорщик, потерявшись в мире слов, искали путь навстречу друг другу. Лейтенант, прислушиваясь к голосам, чистил автомат. Быстрый взгляд Мадины обнаружил отсутствие «шурави». Тот вместе со своим крепким товарищем вновь нёс службу на посту. Девушка поспешила к отцу. Кисть остановилась. Зеркало, запечатлевшее таитянку, пошло рябью, утратило опору и, обретая иную природу, устремилось простой водой в песок. Внушающая с детства страх и уважение отцовская натура возымела своё. Дочь вернулась на место. Покорная, невинная и безликая.

Прапорщик уставился на девушку, осмотрел её с головы до ног и, поморщившись, отвернулся.

– У паранджи не женское лицо, – заметил он вслух. – Это же форменное насилие над личностью.

– Мы живём по законам наших предков, – отозвался Сулейман. – Не нам судить об этом.

– В Кабуле другая жизнь, – сказал прапорщик. – Большинство женщин ходит с открытыми лицами, в платьях.

Сулейман не успел ответить. Внезапно издали донёсся мощный гул. Нарастая, он сотряс землю и пространство. Все, как по команде, подняли головы вверх. Высоко в небе, оставляя белый след, летели два реактивных «МИГа».

– Ваши, – сказал Сулейман, провожая взглядом самолёты.

– Да, – откликнулся прапорщик. И, уловив в голосе старика некую безысходность, с жаром продолжил: – Школы, детские сады, больницы. Электричество, нефть, газ, вода. Тоннель через Гиндукуш – Саланг… Тоже – наши.

Старик промолчал. Небо, покорённое человеком, в его стариковских глазах теряло всю прежнюю чистоту и святость. Он опустил голову, пожевал губами и, грозно поведя бровями в сторону дочери, велел:

– Чаю, Мадина!

Чай получился отменный. Деля пополам вкус, аромат и силу свежего горячего напитка, старик и прапорщик вернулись на землю и заговорили вновь. Слово за слово былое взаимопонимание было восстановлено.

Зной. Солнце замерло в зените. Плывут волны жара над камнями. Потусторонний вечный покой царит вокруг. Утомлённый однообразием мёртвой панорамы сержант прервал наблюдение и, скользнув вниз, присоединился к товарищу, сидящему на дне прохладной расщелины. Рядовой перечитывал старое письмо из дома, сосредоточенно уткнувшись в потрёпанные страницы. Несколько минут Куманёв провёл в немом созерцании товарища. Тот не подавал никаких надежд, целиком занятый своим делом. Скука вновь с прежней силой одолела сержанта.