© Татьяна Краснова, 2016

© http://www.torange.biz, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда мы вошли, у них там шел разговор:

– Так вы думаете, что в самом деле можно умереть от любви?

Это спрашивала растрепанная рыжая дамочка. Но тут они все заметили нас – девушка с длинными волосами, человек с газетой, парень в рваных джинсах – таких, специально рваных, терпеть не могу! Толстяк услышал, что меня зовут Татьяна, и заявил: значит, вторую сестру должны звать Ольга, и был счастлив, узнав, что это действительно так.

А Олька корчила из себя старшую и взрослым голосом объясняла растрепанной дамочке, что мы сюда на зимние каникулы, что у нее сессия, а придется за мной присматривать, пока моя мать в Испании, – хотя ее никто не спрашивал! И что наш отец, возможно, приедет на Новый год. Хотя и об этом никто не спрашивал! А рыжей было всё про всех интересно.

В общем, Олька невозможный человек, и я начала разглядывать стены. Ничего себе «Лесная сказка» – штучки из шишек и веток, всякие рога. В углу – новогодняя елка. Правда, кругом одни взрослые. Но жить можно, если бы не Олька. Неужели придется здесь – с ней! – две недели!!! Кошмар.

ЛИЗА обвела взглядом комнату, где предстояло проводить тяжелый этот год и встретить неизвестно какой следующий. Номер после ремонта. Такой нейтральный воздух бывает только в помещениях, где его не тревожат – не дышат, не курят, не говорят. Человечьим духом не пахнет. Когда она поднималась на второй этаж деревянного коттеджа, слышался только шорох ее движения, и теперь за стенами – ни звука. Она еще раз недоверчиво огляделась – но обстановка тоже была нейтральной. Здесь нимало не хотелось привыкнуть, обжиться, хотя бы на недолгий оплаченный срок. И безмолвный лес за окном нейтральный – черно-белый, как на гравюре, ровные монотонные стволы. И Лиза еще раз свободно вздохнула.

Но спускаясь в холл, замерла на нижней ступеньке. В кресле кто-то сидит за широко развернутой газетой. Рано обрадовалась. С какой стати дому отдыха пустовать под Новый год? Неужели придется знакомиться с соседями, пусть даже в рамках отстраненной вежливости?! Раскланиваться, говорить дежурные фразы?!

Вдруг сверху что-то обрушилось – Лиза инстинктивно вжалась в перила.

– Ой, извините! Вы только приехали, да? Как хорошо, а то так тихо было! Совсем никого! Зимы все, что ли, боятся? Морозец-то, а? Еще бы снежку!

Разбитной парень с красивыми волнистыми волосами, собранными в хвост, радостно выпалил всё это, воткнул в пепельницу окурок и набрал побольше воздуха, чтобы продолжить – но, воззрившись на Лизу, воздух медленно выпустил.

Джинсы на коленках рваные. И как в них по морозцу? А если еще и снежку?

Несколько дверей в другие номера и на кухоньку, где при желании можно что-нибудь приготовить. Еще одна дверь с рифленым стеклом, ведущая непонятно куда. Лиза устроилась посередине длинного пустого дивана. Оборванец с хвостиком последовал за ней, все еще надеясь на приятное знакомство. Но Лиза вытащила из стопки первый попавшийся журнал, и молодой человек печально присел на корточки рядом с пепельницей, повиснув на столике и распластав по нему пышный хвост.

– Сюда, сюда! Ну вот, здесь же гораздо теплее! Вот здесь мы и устроимся! Здравствуйте! С наступающим!

Вслед за оглушительным голосом появилась и его обладательница – миниатюрная женщина лет тридцати, с веселой молодежной прической и пухлым капризным ротиком. Который никогда не закрывается, поняла помертвевшая Лиза.

– Меня зовут Алла! Знакомьтесь, мой муж – Василий Кочубей. Помните, у Пушкина: богат и славен Кочубей… А нас, представляете, пытались засунуть в настоящий холодильник! С детьми! – И перечислила детей, которых ее муж заводил и заносил в комнату вместе с вещами: – Старший Вася, ему уже шесть, и младший Мишенька – уй, моя лапочка! – а нам скоро годик!

Лиза перехватила насмешливый взгляд из-за газеты – не на кого-нибудь, а на себя. Наверное, она плохо контролирует выражение лица, на нем, должно быть, написан ужас: предстоят шум, визг, рев, хохот, беготня. Но это действительно ужас. И деваться уже некуда. А менеджер уверяла, что в «Лесной сказке» идеальная тишина, семьи с детьми селятся отдельно…

– Надеюсь, дети у вас спокойные? – раздался голос читателя газет.

Аллочка, прижав руки к груди, поклялась:

– Ужасно! Ужасно спокойные! Гарантирую, что вы сможете спокойно отдыхать! Их будет не видно и не слышно!

Врет, подумала Лиза. Так не бывает.

– А я не отдыхаю, я работаю, – подал реплику читатель.

И вдруг входная дверь опять отворилась. На пороге показались две девочки: одна – лет двенадцати, другая – старшеклассница или студентка. Музыка, подружки, хи-хи, ха-ха, болтовня, беготня, телевизор не выключается, мобильники не умолкают… Проницательный читатель газет смотрел на Лизу с нескрываемой насмешкой: на тишину надеялась? А кошмарных детишек всё больше!

ЛИЗА стояла среди шезлонгов и пляжных зонтов, сваленных грудами, в белой меховой куртке, и ёжилась. В большой застекленной веранде казалось холоднее, чем на улице. Наконец отыскались книжки – несколько стопок на шахматном столике. И еще несколько – под столиком.

В первой половине дня время уходило на обязательные десять тысяч шагов и бассейн. Музыка не воспринималась, как и любые звуки. А черные строки по белому полю – уже да. Когда же Лиза спросила о библиотеке, девушка-менеджер подняла удивленные глаза, словно само слово слышала впервые.

– Да какая там библиотека! От старого санатория остались… Берите, что хотите. – И дала ключ от веранды.

Это были восхитительные растрепанные томики с ветхими обложками и совсем без обложек, с пушистыми уголками страниц. Лиза проводила пальцами по подклеенным матерчатым корешкам, переворачивала странички с чернильными пятнами и следами от кофе. Заметки карандашом на полях! Вложенная бумажка с телефонным номером и чьим-то именем! Где ты сейчас, Геннадий Васильевич? Ау, жив ли? Автобусный билетик, пожелтевший газетный клочок… На крылышках со сроками возврата – столбики дат – чьи-то отпуска в старом санатории, беззаботные советские отпуска с выплаченными отпускными и непременным возвращением на работу – в точный срок, с поправленным здоровьем…

Хлопнула входная дверь, дохнуло холодом. Лиза оглянулась – это не ветер, а девочка Таня. Посмотрела вопросительно, бочком протиснулась сквозь лабиринты шезлонгов и пристроилась под столом, возле книжек, стараясь быть как можно незаметнее. Это старание и, главное, молчание успокоили напрягшуюся Лизу.

Рядом была дверь с мутным рифленым стеклом. Вдруг из-за нее раздался звонкий, уже знакомый голос:

– Как вы считаете, кто эта таинственная дева? Ну, русалка с волосами ниже попы? Которая все молчит, грустит, куда-то исчезает по утрам? Модель? Телеведущая? Любовница какого-нибудь денежного мешка?

Ответа не прозвучало, хотя Лиза прислушалась. Только показалось, что-то шелестит вроде газеты. Конечно, за стеклянной дверью – холл с говорливой Аллой! А по эту сторону – веранда, склад летнего скарба и советских книжек-инвалидов, запертая, запретная комната – только Лиза вошла в нее с другого крыльца.

– А мне кажется, она – невеста олигарха! – не унималась невидимая Алла. Силуэт ее показался на фоне двери, и голос приблизился. – Ему некогда ее развлекать на праздниках, и он засунул ее в глушь! Чтобы никто до нее не добрался! Спрятал здесь под елками, понимаете? Конечно, будешь тут грустить!

Лиза подождала ответа, не дождалась – и ощутила свои замерзшие пальцы. Пусть будет вот этот пухлый том без обложки. Томас Манн, «Волшебная гора». Пятьсот страниц, должно хватить до самого конца.