– Полчаса никого не принимаю!
И захлопнул за собою.
«Вот так встреча. А может и не он. Не Антон. Хотя нет, слишком много совпадений».
Шилов опустился на диван.
Они познакомились в поезде, набитого загорелым народом, расслабленного крымским отдыхом, запахом фруктов, веселым говором.
Вдвоем с Антоном, с рюкзаками за бронзовыми плечами, с панамами на выгоревших головах ввалились в вагон, когда состав уже тронулся.
Три недели в сказочном Коктебеле остались за стуком колес, за исчезнувшим вокзалом Симферополя.
Отыскали купе, Шилов отворил – и сразу ярко;
темнеющий загаром локоть на столике, она смотрит в окно на провожающих, тяжелый узел волос, схваченный замысловатой застежкой с блестящим перламутром пауком.
– Обернись!
Вопросил мысленно. И девушка мгновенно повернулась.
Правильные черты лица, припухлость губ, открытый взгляд серых глаз.
– Можно?
Получилось хором, с оттенками индивидуальности.
Она рассмеялась.
– Располагайтесь.
И назвалась.
– Алена.
Шилов назвал свое имя, хлопнул напарника по плечу.
– Это Антон, мой друг. Учимся вместе.
– И где, если не секрет.
– Тульский политехнический.
– Надо же! Это мой родной город.
– Землячка!
Радостно воскликнул Антон.
– А вот он – москвич.
Все это краткое время Шилов разглядывал девушку, и она, чувствуя внимание, несколько раз встречалась с ним глазами.
Вечером, стоя в вагонном проходе, глядя за черное стекло, в ожидании, когда попутчица уляжется спать.
– А девчонка – то класс!
Толкнул его в бок Антон.
Разбив у Шилова этим внезапным движением неуловимую мысль.
– Не разглядел. Впрочем, ничего особенного.
Неприятно кольнуло, нет, нет, не ревностью, более остро.
Тем, с какой легкостью дает оценку единственный друг – Алене.
До сердечного стука – понравившейся ему, Шилову.
Под утро, проснувшись от тишины, Шилов с высоты второй полки сразу увидел её спящей, наискосок, внизу.
Весь облик дышал утренней свежестью. Обнаженная рука, милое лицо в обрамлении спутанных волос. Полураскрытый бутон губ, грудное дыхание.
Свесив голову, взглянул в окно. Состав стоял.
Старый провинциальный вокзал, березы и цветочная клумба разбавлены туманом. Неслышно прошли молодые женщины, повязанные платками, спеша. Железнодорожник, осматривая состав, с молотком на длинной ручке.
Пронзительный крик паровоза, где – то далеко, далеко.
И вновь упавшая тишина, та, что бывает лишь летом, посреди зарождающегося дня.
И он решился.
Придержавшись на руках, мягко спрыгнул на пол.
Склонился и поцеловал в щеку, ощутив изумительный девичий запах. Вернулся на свое место, и – столкнулся глазами с Аленой.
– Что, не спится?
Прошептала она, пряча руку под подушку.
Шилов, было, признался в своей бестактности, но она перебила, все также горячо шепча.
– Спит?
Указав взглядом на полку Антона.
– Да.
– А мне сон приснился. Хотите, расскажу?
– Расскажите, Алена.
– Будто я совсем маленькая. В лесу заблудилась. Темнеет, дождь начинается, холодно.
Вот-вот заплачу. Вдруг свет вспыхнул за деревьями, костры, люди. От огня шагнул ко мне сильный, веселый человек с добрыми глазами. Подхватил меня на руки и домчал до дому.
В щеку поцеловал. И исчез.
Почувствовав стыд, Шилов лишь сказал.
– Красивая сказка.
– И добрая.
Добавила она.
– Приезжайте ко мне в Москву, Алена. Тулу я уже знаю, а вам свой город покажу. У меня родители на даче, так что квартира в нашем распоряжении.
И набрав воздуха, выдохнул.
– Вы мне очень понравились, правда.
– Я подумаю.
Она, улыбнувшись, шутливо скомандовала.
– А сейчас спать!
Расставание было сумбурным. Что – то мешало, присутствие Антона, недоговоренность, как бывает в таких случаях. Шилов видел, запоминал её всю; легкую кофточку, короткую юбку, туфли на загорелых ногах, озябшие ладони.
Внезапно, открывшись, протянула листок бумаги.
– Мой адрес и телефон. Звоните. Я буду ждать.
– В обиду не дадим!
Совсем не к месту сказал Антон.
Она промолчала, глядя на Шилова, который от благодарности не находил слов и лишь улыбался.
– Мама!
Звонко крикнула Алена. К ним приближались родители девушки.
– До свидания!
– До свидания, Алена!
– Бывай, старина!
Обнялись с другом.
– Бывай!
Оставшись один на тульском перроне, со сжавшимся сердцем, что бывает во время потери неизмеримо очень дорогого. И неизвестно, отыщется ли вновь.
До Москвы ехал в одиночестве. Сидя там, где она спала.
Дома сразу же заказал межгород.
– Да, Тула! По номеру! Пчелинцева Алена!
– Ожидайте.
Произнес равнодушный голос.
И чуть позже.
– Тула. Говорите!
Раздались гудки. Слабый щелчок.
– Да, я вас слушаю.
– Алена! Здравствуйте!
– Кто это? Простите.
– Всеволод из Москвы! Не узнали?
– Ах, это вы! Я так рада!
– Алена, приезжайте, прошу вас, еще есть время до занятий, почти две недели! Только дайте телеграмму, чтобы я встретил, либо позвоните!
Шилов продиктовал домашний телефон.
– Не обещаю, но очень постараюсь. Просто очень много дел.
– Я буду ждать, Алена.
– До свидания.
Перезвонила через два дня.
– Извини, я не смогу никак приехать. Мама – против.
– Алена, милая, я все понимаю. Скоро буду в Туле. Невероятно скучаю по тебе.
– Взаимно. Буду ждать.
Во время учебы проживал у Антона, в огромной квартире его родителей. Отдельная комната с окном в парк.
Последний курс института отнимал много времени, но, тем не менее, нашел паузу и набрал её номер.
– Здравствуй, необходимо встретиться. Сможешь?
– Да. Завтра в семь вечера у моего дома, в сквере.
– До встречи.
Долго бродили по аллеям, украшенным поздней осенью.
На ней было светлое пальто, подчеркивающее элегантность фигуры.
– Весной отбываю на Таймыр, с экспедицией, хочу закончить там свою диссертацию по геотектонике.
– Надолго?
– Месяца три, как минимум.
– Ты знаешь, твой друг…
– Что?
– Он знает мой телефон, неизвестно почему, часто звонит, ведет долгие разговоры с мамой, требует к аппарату меня, но я не подхожу. Что это?
Шилов был изумлен.
– Что же ты не сказала об этом раньше?
– Я думала, что это чудовищный розыгрыш. И бессильна изменить ситуацию. Ты, правда, ни при чем?
– Я? Как раз при чем. Ты необходима мне, понимаешь? Все мысли в свободную минуту обращены к одной, тебе, Алена!
Взял её ладони.
– Я люблю тебя. Люблю.
И начал целовать глаза, губы.
Короткие зимние встречи, снежные вечера сблизили настолько, что они, ища уединения, словно неприкаянные бродили по улицам, дворам, целовались в подъездах, мучаясь неразрешимостью любви.
В какие – то минуты, вздрагивая в его объятьях, обмирая, шептала.
– Довольно, проводи меня домой.