– Спасибо, – осмотрелся Иван Дмитриевич, хотел положить шляпу, но присел, держа ее в руках.

– Я вас слушаю.

– Наверное, вам неприятен разговор о муже, но я вынужден побеспокоить Вас еще раз, чтобы уточнить некоторые обстоятельства.

– Ваше право, господин Путилин, ваше право.

– Альбина, скажите, господин Сорокин рассказывал о своей семье, откуда родом?

– Он был немногословен, но за годы прожитые с ним… У него в деревне, откуда он приехал, осталась мать и младший брат. Не знаю, но то ли Василий, то ли Викентий, не могу сказать. В Петербург Иван приехал к сестре задолго до нашего обручения, которая его позвала к себе, мол, здесь можно больше заработать, но я ни разу не видела ее.

– Хорошо. А часто из дома отлучался Иван Спиридонович?

– Не часто, но бывало, хотя больше одной ночи не отсутствовал. Говорил, что ездит по окрестным деревням для закупки товара.

– К нему кто—нибудь приходил?

– Нет, он гостей не жаловал. Только один раз появился неприятный человек за эти годы.

– И когда?

– Не знаю, – провела рукою по волосам, вспоминая, – недели две тому будет.

– Какой из себя?

– Что сказать? Тепло было, а он в теплой одежде, правда, без шапки, но взгляд какой—то не людской, а звериный, навроде хищника. Глазки такие маленькие и колючие, я запомнила это потому, что они с Иваном пошептались в коридоре и пришедший быстро ушел.– она замолчала, словно что—то вспоминала, Путилин ее не торопил, – вот еще, над глазом, – она провела левою рукою по лбу, – рваный шрам.

– Большой?

– Нет, с мизинец.

– Долго они разговаривали?

– Минут с пять, но Иван после разговора был очень сердит.

– Сестра где проживает?

– Где—то на Васильевском, вот точнее сказать не могу, не знаю.

– Спасибо, Альбина, – Иван Дмитриевич поднялся со стула, – за беседу.

Кузьмина ничего не могла добавить к тому, что говорила ранее. Не могла и ответить: зачем купила для Сорокина топор? Сама себе удивлялась. Не слишком хороший человек Иван Спиридонович мог подобрать ключик к женскому сердцу, которое таяло под его жаркими речами.

Вечером вернулись на доклад агенты.

Отправленные в трактир «Муром» удивили.

– Иван Дмитриевич, самое удивительное, что в сей трактир так просто не попасть. Стоит вроде бы на отшибе, завсегдатаев не так много, а пускают не всех, словно секреты оберегают.

– Может быть, так и есть.

– Хозяин – личность угрюмая, бывший моряк Серафим Матушкин. Высокий, двух аршин и десяти вершков, черные волосы.

– Особые приметы.

– Не заметили, но есть у него один помощник – мастер на все руки и дров наколоть, и трактир убрать, и посетителя нежелательного выставить, так у него над левой бровью косой шрам.

– С вершок?

– Да, – удивленно сказал докладывающий.

– Так, – постучал пальцами Путилин по столу, – завтра продолжайте наблюдение.

Через час пускающий в небо черные клубы дыма паровоз уносил Ивана Дмитриевича и его помощника с Царскосельского вокзала в город Порхов для изучения подробностей по делу убийства семейства торговца Семенова.

Михаил поначалу смотрел в окно, разглядывая проносящиеся деревья и изредка попадающиеся дома. Не выдержал:

– Иван Дмитриевич, убийство купеческой семьи и Сорокина одних рук дело?

Путилин, сидевший с закрытыми глазами, пошевелился. Приоткрыл один и тихим голосом произнёс:

– Угомонись! Приедем, будет видно.

Жуков опять повернулся к окну, спать не хотелось. Все мысли теребили, одна другой причудливей. То они с Иваном Дмитриевичем на месте арестовывают злодеев и возвращаются назад, где их встречает, если не министр, то по крайней мере обер—полицмейстер. Но спустя какое—то время мерный стук колес навеял сонное состояние и Миша задремал.

На маленьком перроне, где остановился паровоз, фыркающий молочными облаками, с тремя вагонами, петербургских гостей встречали четверо – начальник станции, урядник, судебный следователь и волостной писарь.

Уряднику принесли телеграмму с нарочным ближе к полуночи, хоть и не хотела прислуга будить своего хозяина, который отправился почивать, но он, несколько раз прочитав послание, послал за судебным следователем. Вместе решили, что неспроста едут петербургские чиновники, не иначе, как с проверкой состояния дел, поэтому приготовились к разным неожиданностям.

Гости выглядели не заносчивыми столичными чинами, а одеты в простое цивильное платье. Без настороженности поздоровались, лица светились открытыми улыбками, и не было заметно, что держат за пазухой камешек.

– Господа, – произнёс Иван Дмитриевич, – вы не будете возражать, если мы с Николаем Ивановичем и моим помощником Михаилом Жуковым проедемся в Семеновцы, а вас не будем утруждать своим присутствием.

Урядник зло посмотрел на судебного следователя, невооруженным взглядом была заметна их давняя неприязнь. Не хотелось ему оставлять этого чинушу наедине со столичными.

– Что ж, – сквозь зубы выдавил урядник, – Николай Львович свое дело знает. За сим разрешите откланяться, – наклонил голову, одел форменную фуражку. Хотел по военному повернуться, но получилось нескладно. Махнул с досады рукой и зашагал к своим бегункам.

Гостей же подвели к шикарной коляске, запряженной парой лошадей.

– Прошу, – судебный следователь церемонно протянул руку, приглашая садиться.

– Николай Иванович, – произнёс Путилин, когда тронулись, – чем знамениты Семеновцы?

– Да ни чем особенным, – пожал плечами следователь, край наш не богат. Только вот лен и сподобились выращивать, от него вся прибыль. Местные его выращивают, а булыни, так здесь купцов прозывают, скупают на корню весь урожай и за границу отправляют или в Лилль, или в Белфаст. Самое неприятное, что задарма. Крестьянину деньги к осени нужны на закупку товаров и для уплаты податей. Таким был и убитый Семенов, ближайшую округу в кулаке держал. Не было ни одного земледельца не задолжавшего нашему убиенному. Хватка была у него медвежья. Один раз, – разговорился Николай Иванович, – несколько человек подожгли его дом. Так он выстроил новый наподобие крепости, стены двухсаженные, с собачьей охраной на краю деревни. Поджигателей так и не смогли сыскать.

– Как же обнаружили убиенных? – удивился помощник.

– Узнали по случайности. Семейство купца поднималось рано, хозяйством занимались, печь топили, а здесь тишина с утра, даже собаки и те не лаяли. Соседка заподозрила неладное, решила проверить – может, в доме что случилось? А когда подошла к воротам, то они были приоткрыты. Сквозь щель заметила мертвых собак и работника, что выполнял всю грязную работу по дому.

– Вы прибыли в тот же день?

– Да, как получили известия, сразу же в деревню. Приехали засветло.

– Чужие могли к нему попасть?

– В том—то и дело, что нет. Никого из чужих дальше ворот не пустил бы.

– Странно.

– Вся невидаль, что странно. Взрослые были связаны и убиты ударами топора, а дети в одной комнате зарезаны ножом.

– Ничего странного не было?

– Странность была в диковеном узле.

– Чем?

– Подобие морского что ли, хотя господа, к морю касательства не имел. Сужу исключительно по литографиях в книгах.

– На том спасибо.

За беседой незаметно подъехали к дому убитого.

Дом действительно напоминал неприступную крепость. Огороженный двухсаженным забором он стоял, возвышаясь темной громадиной, навевая мысли о древних русских городищах, обнесенных бревенчатыми стенами.

Сестра купца не стала переезжать в освободившийся дом из—за суеверия, ведь десять душ покинули тела не по собственной воле, а только навела порядок, замыла кровавые следы.

Судебный следователь оставил гостей у ворот, а сам же вернулся через пять минут с новой хозяйкой, бойкой старушкой маленького роста.

– Доброго дня, – поздоровалась она.