Мы быстро нашли общий язык… Часто вместе ходили на учёбу… После учёбы – уходили домой… Постоянно о чём-то разговаривали… и нам всегда было очень интересно вдвоём. Мы не следили за временем. Только ждали следующего утра или дня, чтобы снова встретиться… хотя бы взглядом.
Особенно запомнилась та осень, наша осень, которая сегодня усиливает мою болезнь и тоску, когда мы гуляли по разноцветным листьям, собирали их, купались в них, обнимались, лёжа на холодной сырой земле, и были счастливы. Тогда я начал понимать, что чувствую к ней что-то большее, что вижу её уже не как друга. Черты её лица запали в мою душу, так глубоко, что она снилась мне каждую ночь. Просто она. Её густые, мягкие, всегда чуть взъерошенные рыжие волосы, нежный овал лица, бледная кожа, чувственные губки, точёный носик, красивые глаза… самые красивые из всех, что я видел… цвета свежей зелени… ресницы, брови, стройное тело, тонкие ручки, пальчики, ноготки… Иногда кажется, что я ощущаю её и сейчас, как тогда, только это ощущение похоже на наваждение… Наверно и потому всё так, что я давно её не видел… не касался… Она до сих пор мне снится порой, часто… Уверен, она не изменилась. Она никогда не изменится. Она всегда со мной… Моя.
Я дышал её красотой… ей… Я воспевал её… в своём сердце… в своей душе… Обожал её до безумия… Она была единственной, кому я мог доверить что-то и довериться сам, показать свою грусть… Она была единственной, кого я любил. С семьёй я не был особенно близок. Всегда был для них как чужой, никому особо не нужный… как тень. Моим миром, моими трудностями и проблемами никто особенно не интересовался. Изредка мне удавалось обмолвиться словом с матерью или с отцом. Буквально на несколько минут… и ни о чём. Как и они оба – друг с другом. На учёбе меня вовсе никто не понимал. Все считали странным. Оказалось, были правы… Но не суть. Ей одной я был готов открывать свои двери. И это нехорошо сказалось на мне…
Она была крайне добра ко всякой живности. Однажды случилось так, что её сильно укусила собака, мимо которой мы проходили по улице. Когда я увидел у Мэри кровь – меня сначала охватил испуг, а после – злость, как только я заметил её слёзы. Я словно потерял рассудок и рванул за животным, которое по виду и размерам было вполне способно меня загрызть. Собака, увидев меня, бешено зарычала, бросилась мне навстречу и получила мощный удар по голове, после которого отлетела в сторону. Я начал со всей яростью, изо всех сил бить её ногами, не разбирая, куда и сколько. Были слышны только сильные глухие удары и дикий собачий визг. Вначале я не видел ничего, потом – яркие красные пятна, тёмные и размытые, а потом услышал треск костей, и у меня возникло дикое желание сделать из этой туши месиво. Я вошёл во вкус и пачкал свои джинсы, выплёскивая из себя разбуженную жестокость… пока моя подруга стояла поотдаль, как вкопанная, и не знала, что сделать, чтобы я остановился.
Когда туша перестала визжать, я отшатнулся, чуть не упал и резко развернулся в сторону Мэри. Посмотрев ей в глаза, я увидел там ещё больше слёз, страшный шок, боль, словно она во время моих действий была внутри той собаки, и разочарование, смешанное с ненавистью, во мне и ко мне… Никогда этого не забуду… эту горечь… Она явно не ожидала от меня такого, как и, в общем-то, я сам – от себя. От неё повеяло страхом. Она боялась подойти ко мне. Я ощутил это и двинулся к ней сам, не до конца отдышавшийся и отошедший от содеянного. Подойдя к ней, я получил резкую жгучую пощёчину, отрезвившую меня, но не успел схватить Мэри за руку – зарыдав, она убежала.
Я хотел было догнать её, но что-то меня остановило. Спустя некоторое время всей своей тяжестью наступило чувство вины, и, идя куда-то в сторону своего дома, я захотел прибежать к Мэри домой, ворваться к ней в комнату, упасть перед ней на колени и долго и горячо извиняться, обнимая её, и целуя по-настоящему. Это желание было настолько сильным, что я не смог сдержать его даже в силу своей нерешительности. И я метнулся к ней домой. По дороге мне попался какой-то жалобно скулящий щенок. В моей голове мелькнула безосновательная мысль взять его и отнести Мэри. Я так и сделал. Дверь её дома оказалась открытой, и я не замечая вокруг себя ничего влетел внутрь и взбежал наверх в её комнату, резко остановившись у её кровати.
Она лежала отвернувшись к стене, закрыв лицо руками, тихо всхлипывая, успокаиваясь… Лучи заходящего солнца падали на её волосы, на неё всю… Рана от укуса собаки ещё кровоточила, но уже не так сильно… Мэри выглядела такой несчастной и беззащитной, как ребёнок… И такой красивой.
Я медленно, почти беззвучно сел возле неё. Мне было жаль её, и я ненавидел себя за то, что натворил. Моя душа болела, наверно, вместе с сердцем Мэри… Я совсем растерялся и не знал, что сказать, с чего начать. Так случилось впервые…
Вдруг щенок в моих руках заскулил. Мэри замолчала и повернула голову в мою сторону. Взглянув в её глаза, я словно ожил… Мои руки сами опустили щенка на её кровать. Она застыла от неожиданности, но спустя секунду улыбнулась и начала ласково гладить мой подарок. Я не выдержал. Схватив её за плечи и потянув к себе, я слился с ней в долгом страстном поцелуе… Становилось всё теплее и теплее, легче и легче… Я будто таял, поднявшись к горячему вечернему небу. От её объятий по моему телу пробегала дрожь… Я всем своим существом хотел, чтобы это длилось вечно. Но Мэри вдруг отодвинулась от меня. Собравшись, я выпалил: «Прости!..» Она снова улыбнулась, точно так же, и, почесав щенка за ушком, радостно кивнула мне.
То, что творилось внутри меня на тот момент, не описать словами… Я тоже был счастлив… безмерно. Сердце стучало, как молоток. Чувства бешеными волнами накатывали на меня… Хотелось обнимать Мэри снова и снова… Делать для неё всё… чтобы она всегда была такой радостной…
Я оторвал от своей рубашки большой кусок ткани. Мэри поняла, что я хочу сделать. Она быстро нашла зелёнку и, обработав свою рану, позволила мне её перевязать. Нервничая, я наказал ей ходить к врачу. Она, снова улыбнувшись, погладила меня по голове и успокоила, сказав, что займётся этим завтра же.
Пододвинувшись к ней, я шепнул: «Не хочу уходить… Люблю тебя…» Она вздрогнула от последних двух слов, немного покраснела и, выждав минуту, ответила: «Оставайся. Мне кажется, это взаимно…»
Та ночь запомнилась мне навсегда… Только она и я, лунный свет и неземное чувство, которое я смог наконец полностью ей показать… Это одно из самых лучших моих воспоминаний.
Мы встретили утро в объятиях друг друга. Я дышал мягким запахом её волос. Всё это будило во мне столько нежности, сколько во мне никогда не было… Я чувствовал лёгкость, от которой давно отвык…
Мы встали рано, хотя так никуда и не пошли. Выпив по чашке чая, мы долгое время, почти не разговаривая, с упоением рассматривали друг друга. Я не хотел уходить… сильнее, чем вчера. Я знал, что дома за меня никто особо не беспокоится… Но нужно было на какое-то время оставить Мэри. Просто уйти, а потом вернуться… Всё всё-таки получилось совершенно внезапно, я должен был дать ей всё это обдумать. Сам я хотел с головой окунуться в воспоминания и помечтать. Я любил составлять из отрывков памяти целые кинокартины в своей голове, к тому же это порой успокаивало меня. Память – это то, без чего не бывает тепла в сердце, не бывает будущего. Правда только если она добрая, несущая в себе хорошие отголоски былого.
Мэри покормила щенка, который уже вовсю бегал по её дому, и игрался с всякими вещичками, что попадались в его лапки. Это выглядело смешно и мило. А главное – это радовало её. После мы горячо поцеловавшись попрощались, она закрыла за мной дверь, и я, постояв немного у порога, пошёл к себе домой, улыбаясь и прокручивая в мыслях нашу первую ночь. Это не покидало меня всю дорогу, и когда я даже не раздевшись лёг на свою кровать, и во сне… Она снилась мне… Без неё было холодно…
На следующий день мы встретились на учёбе и, не выставляя свои чувства на всеобщее обозрение, просто дружески общались, как раньше. Я ощущал, что что-то такое всё равно было заметно, не сильно, но всё же… Мы не скрывались – просто не хотели заострять на себе чужое внимание. Это было ни к чему. Мэри и я не любили косых взглядов и перешёптываний за спиной. И часто понимали друг друга без слов, что мне особенно нравилось. Таким образом, мы избежали лишних реакций со стороны окружающих.
