- Соединяю с квартирой диспетчера, - ответила телефонистка.
- Алло!
Дима узнал по голосу Афоню:
- Афоня, здравствуй! Это я, Дима. Мы уезжаем через три часа.
- Кто уезжает? Куда?
- Мы, то есть я с Таней и дядей Ильей Кузьмичом. В Серебрянку.
- Доброго пути.
- Поедем с нами. Знаешь, какие снимки хорошие сделаешь!
Афоня не отвечал. Но Дима не клал трубку.
- Что он говорит? Не хочет ехать? Да? - спрашивала Таня.
- Молчит. Думает.
Наконец Дима снова услышал Афонин голос.
- Алло! Я согласен. Думаю, что такая поездка будет для меня полезна.
- Тогда дуй сейчас же ко мне на велосипеде.
Дима положил трубку.
- Профессор согласен, - сказал Дима. - Теперь пойдем спросим у твоей матери. Ведь она тебя не отпустит.
Таня жила через двор от Димы.
Когда ребята вошли в дом, Марфа Гавриловна, мать Тани, варила обед. С тряпкой в руке она стояла перед примусом. Из белой кастрюли кудрявыми струйками вырывался к потолку белый пар. Вкусно пахло луковым супом.
Таня кивнула Диме: начинай, мол, сразу.
- Тетя Марфа, мы к вам по делу, - несмело заговорил Дима.
- Небось опять надумали куда ехать? - вытирая мокрые руки о фартук, совсем нестрого сказала Марфа Гавриловна. - То на Черное озеро, то в колхоз, то на лесоучасток... Прямо непоседы какие-то.
"Как она догадалась, что мы собираемся ехать?" - удивился Дима и молчал, не зная, что ответить.
- Мы с Ильей Кузьмичом в Серебрянку, - вступила в разговор Таня. - На моторке. Пусти, мама...
- Туда на лодке, а оттуда пешком, - уже строже сказала Марфа Гавриловна, снимая с примуса кастрюлю. - Неблизкий свет, все ноги обобьете, пока дошагаете.
- Оттуда тоже на моторке или на катере, - неуверенно ответил Дима.
- Ну вот что, садитесь, пообедаем, а потом поговорим.
Марфа Гавриловна поставила на стол три тарелки, положила три ложки.
- Тетя Марфа, я уже обедал сегодня... - начал было отказываться Дима.
Но Таня быстро толкнула его в бок и зашептала на ухо:
- Садись. Мама не любит, когда отказываются.
Все сели за стол.
Опасения, что Марфа Гавриловна не пустит Таню, оказались напрасными. Она только строго-настрого наказала ей и Диме не зевать по сторонам, быть осторожными, велела Тане купить бинт, йод и другие медикаменты.
Вскоре прикатил на велосипеде Афоня:
- Едете?
- Едем, - ответил Дима. - Меня отец уже отпустил, Таню мать тоже.
- А моих родителей нет дома... Как же быть? - растерянно поглядел на ребят Афоня.
- Да-а... Как же быть? - повторил Дима.
- Придумал! - хлопнул себя по лбу Афоня. - Я им оставлю записку.
- Молодец, Профессор!
Афоня тут же написал записку: "Дорогие папа и мама! Я с ребятами и дядей Кузьмичом отправился в путешествие в Серебрянку. Обо мне не беспокойтесь. Афоня".
Афоня вскочил на велосипед и поехал за фотоаппаратом.
ПО КАМЕ И ВЕСЛЯНЕ
Когда Илья Кузьмич вернулся из конторы, ребята ждали его уже у крыльца, готовые к отплытию, в дорожной одежде и с рюкзаками за спиной.
- О-о, брат ты мой, да тут целая экспедиция! - воскликнул Илья Кузьмич. - Значит, все в порядке?
- Так точно! - отрапортовал Дима, вытянувшись по стойке "смирно". Экспедиция собралась в полном составе: начальник экспедиции - Дмитрий Руднев, медсестра и повар - Татьяна Зорина, фотокорреспондент - Афанасий Лежнев.
- Ну, раз фотокорреспондент, - ладно. Пошли на корабль.
- А как называется наш корабль? - спросила Таня.
Илья Кузьмич задумался.
- Назовем "Павка Корчагин", - предложил Дима.
- Правильно, - одобрил Илья Кузьмич. - Ну, корчагинцы, в путь!
Ребята сложили все свои вещи в носу лодки, уселись сами, и Кузьмич оттолкнулся веслом от берега.
Заработал мотор, и лодка сначала медленно, а потом быстрее и быстрее поплыла против течения, разрезая носом воду и оставляя за собой две длинные волны, с плеском набегающие на берега.
С каждой минутой Гайны уходили все дальше.
Уже совсем скрылись в зелени темные стены старых домов и сарайчиков, и только несколько новых срубов долго светились ярко-желтыми бревнами. Позади остался Желтый плес, где ребятам известен каждый камень, каждая ямка на дне. Поворот - и село пропало за лесом.
А потом пошли уже незнакомые места.
Навстречу плыли то высокие и обрывистые берега, то пологие и низкие, то покрытые коричневато-желтым песком, то заросшие высокой травой и густым ивняком. Прямые, как свечи, сосны, темные высокие ели вперемежку с кудрявыми березами и осинами сплошной зеленой стеной подступали к воде. То тут, то там, растопырив сучья и словно застыв в испуге, с обрывистых берегов свисали над рекой деревья.
Дима лежал, подложив под голову вещевой мешок, и смотрел вверх. Лодку приятно покачивало. Кажется, плыл бы так и плыл и день и ночь.
Диме не видно ни берегов, ни леса, а только небо, знойное летнее небо. Освещенные солнцем легкие белые облака - как небрежно растрепанные жидкие клочья ваты. Они бегут, спешат куда-то, как будто стараются обогнать друг друга. Вровень с ними черной точкой маячит неподвижный ястреб, и кажется, что он указывает путь.
Таня перегнулась через борт и рукой коснулась воды. Она видит то же небо, облака и глубокую синь, только отраженные в реке, точно в зеркале.
Афоня, прищурившись, внимательно поглядывает по сторонам, выбирает наиболее красивые пейзажи и держит наготове свой ФЭД. Он уже успел сделать несколько снимков.
Посередине реки, где глубже и где течение быстрее, извилистой беспорядочной лентой плывут бревна, толстые и тонкие, длинные и короткие. Летом лесозаготовители, вывозя лес к реке, не складывают его, как зимой, в штабеля, а сразу спускают на воду.
Илье Кузьмичу не раз приходилось проплывать здесь на своей лодке, и он хорошо знает реку. Обходя мели, лодка иногда пересекает сплавную ленту. Иной раз удается пройти, не задев бревен, иной раз они с грохотом прокатываются по дну, ныряют под воду, а затем всплывают с шумом и плеском.
Афоня поднес фотоаппарат к глазу, навел на резкость, щелкнул и закричал:
- Замечательный вид! Место слияния Камы и Весляны!
Дима и Таня подняли голову.
Картина была действительно замечательная: две реки, две красавицы сестры, Весляна и Кама, одинаковые здесь по ширине и полноводности, сливаются в одну величественную реку.
Лодка описала дугу и вошла в Весляну.
- А в Весляне течение быстрей, чем в Каме, - сказал Дима.
- И вода какая-то желтоватая, - добавила Таня.
- Это потому, - объяснил Илья Кузьмич, - что Весляна течет среди болот и размывает торфяные берега.
Вскоре впереди показалось устье какого-то впадающего в реку широкого ручья.
- Как называется эта речка? - спросила Таня.
- Это не речка, а прокоп, - ответил Илья Кузьмич. - Здесь Весляна делает в своем течении большую петлю - хобот, как ее у нас называют, и вот сплавщики, чтобы не гонять плоты кружным путем, бульдозерами прорыли напрямик канаву. В половодье эту канаву размыло еще больше, и теперь потекла Весляна по новому руслу.
Десятки километров остались позади. Леса, луга, поселки и снова леса...
Таня тронула Диму за плечо и, показывая вперед, тихо сказала:
- Смотри-ка...
Впереди, метрах в ста, по грудь в воде стояла лосиха и спокойно поводила по сторонам большой горбоносой головой.
- Совсем не боится, видно, привыкла к шуму. Ну, сейчас попадешь в мой объектив, - проговорил Афоня и поднес ФЭД к глазу.
Лодка все ближе подходила к лосихе. Вот до нее уже восемьдесят, шестьдесят, пятьдесят метров... Лосиха не уходила.
Дима вскинул ружье и прицелился.
- Не смей стрелять! - встревоженно крикнул Илья Кузьмич и, когда Дима опустил ружье на колени, добавил: - Лосей у нас не бьют.
Лодка приблизилась к лосихе метров на тридцать. Она оглянулась, не спеша вошла глубже, с силой оттолкнулась ногами от дна и, погрузившись в воду так, что сверху осталась одна голова, поплыла к противоположному берегу.
