Несколько раз после этого пытался Старик с ней объясниться, но ничего не получалось. Теперь же, наблюдая за бредущей в унынии женщиной, он решил попытаться еще раз.

Метафта как раз доставала из чаши наполненный сосуд, когда Старик остановился рядом. Он тихо поприветствовал женщину, но она не ответила.

– Метафта, мне необходимо поговорить с тобой. Очнись, не будь такой безучастной. Беда совсем рядом, а мне даже опереться не на кого. Я знаю, что Нафин нашел детей Дормата и скоро вернется, но опасаюсь, не случилось бы это слишком поздно. Здесь, в Гнездовище может произойти нечто такое, что всех нас погубит!… Метафта! Да слышишь ли ты меня? Неужели даже имя сына не способно вернуть тебя к жизни?!

Орелина подняла на него пустые глаза, и вдруг в них загорелось злое отчаяние.

– Не лги мне, Старик! – прошипела Метафта. – И не смей поминать Нафина! Уж не знаю, для чего тебе вздумалось меня пугать, но дети Дормата не найдены! Во всяком случае, один из них! Мой бедный мальчик еще долго будет рыскать по свету в поисках его следов, но ничего не найдет. Думаешь, я не знаю, чей ты сын на самом деле? Знаю! Слышала, как тебя так называл молодой предводитель Летающих! Я многое передумала с тех пор, пыталась хоть что-то понять и, знаешь, что поняла? Что ты нарочно отправил Нафина на верную смерть! Ты видел, – мой мальчик еще очень юн, неопытен и страшно упрям. Ты знал, без последнего сына Дормата он ни за что сюда не вернется! Потому и не открылся ему, хотя должен был бы лететь и искать своих братьев вместе с Нафином! Но зачем тебе это? Куда как лучше отсидеться здесь, в тиши и покое, а дурачок Нафин пусть себе рыщет по свету, продляя твою никому не нужную жизнь! Я не так глупа и тоже догадалась – ты ведь потому и живешь так долго, что предсказание еще не исполнилось. И остальные, видимо, тоже живы. Но когда сыновья Дормата соберутся все вместе, жизнь ваша закончится. А ты не хочешь умирать, Старик, верно? И не лезь ко мне с разговорами! Мне не о чем с тобой говорить!

Женщина перехватила сосуд покрепче и собралась, было уйти, но Старик её удержал.

– Ты о многом догадалась верно, Метафта, но только не о том, что мной руководило. Да, я не хотел, чтобы предсказание сбылось, но только потому, что не хотел гибели Гнездовища. Мне всегда были дороги и это место, и те, кто тут живет. Поверь, я, не колеблясь, распрощался бы с жизнью, ради их спасения! Но конец уже близок. Не спрашивай, откуда я это знаю – я и сам не смог бы тебе ответить вразумительно – просто знаю наверняка, что Нафин всех нашел и догадался о том, кем я на самом деле являюсь. Думаю, он уже спешит сюда, но может не успеть. Повторяю, что-то произойдет в Гнездовище.., что-то, от чего мы все погибнем!…

– Мы, но не ты! – перебила Метафта. – Уж ты-то здесь останешься, даже если все поселение сметет новая гроза, вроде той, после которой появился Обвал! А что до остальных, то им своей судьбы все равно не избежать. Что будет, то и будет! Жаль, если я больше никогда не увижусь с Нафином, но… Неужели ты еще не понял, что изменить мы ничего не сможем?!

– Но ведь речь идет о наших близких! Об их детях! Я не верю, что их участь настолько тебе безразлична! Ты можешь набирать воду в этой чаше и не замечать, что она стала совсем иной, но не замечать того, что назревает в Гнездовище, не имеешь права! Как не имеешь права смиряться и опускать руки перед надвигающейся бедой, если есть хоть малейшая возможность её избежать, или, по крайней мере, свести потери к минимуму! Торлиф – твой брат. Он ненавидит летающих орелей и ждет малейшего повода, чтобы развязать ссору. Поговори с ним, убеди не делать этого! В конце концов, расскажи ему все, и про меня, и про вторую часть предсказания!…

Метафта снова подняла на Старика глаза, и они словно заглянули ему в самую душу.

– А сам-то ты веришь, что этим можно что-то предотвратить?… Вижу, не веришь. Я тоже. Потому ничего не скажу ни Торлифу, ни кому-либо еще. И ты не запугивай орелей без толку. Не Торлиф, так кто-нибудь из Летающих затеет ссору. От Судьбы не уйдешь. Пусть уж Гнездовище доживет последние дни в мире, покое и незнании…

– Мира и покоя скоро не будет.

– Ну и пусть! Я всегда думала, что неправ был мой Нафин, но, может быть ошибки совершал именно ты? Так что не лезь в это дело. Не совершай последней ошибки – роковой.

С этими словами Метафта ушла, и Старик её больше не останавливал. Последний брошенный упрек пригвоздил его к месту. Став прозорливой в своем горе несчастная мать увидела все в новом и, кто знает, может быть, в истинном свете. Уж не права ли она в том, что ему, Старику, следовало лететь вместе с Нафином? Разве не увидел он во время последнего разговора, что мальчишка ни за что не отступится от своего?! Видел, конечно, и понимал, что рано или поздно Нафин улетит на поиски. Но, куда бы они полетели? В каком направлении следовало искать? Нет, видимо было нужно, чтобы появился этот Летающий орелин, который прочитал надпись на плите, и все произошло так, а не иначе… Метафта права – с Судьбой не поспоришь. Возможно, не стоит суетиться и перезакапывать обломки на заднем дворе?… Но укоренившееся за долгие годы убеждение, что записи Генульфа никто не должен видеть никак не хотело отступать. «Сделаю, как решил, – подумал Старик, – а там разберемся, во благо это было или во вред!».

И потому, когда над Гнездовищем повисла луна, он взял в руки некое подобие лопаты, выточенное в незапамятные времена еще Генульфом, и пошел на задний двор.

Возился Старик недолго. Но, когда закончил, желания, как обычно, облетать поселение почему-то не было. Без особой надежды он решил пойти заснуть и, как ни странно, заснул почти сразу.

Беспорядочный и малопонятный поначалу сон скоро сменился четкими видениями, пугающими своей реальностью. Старику привиделось, что хмурый Летающий орелин открывает могилу своего мертвого сородича, а потом, в великом гневе, бросает закрывавший её обломок Генульфовой пещеры вниз, прямо на Гнездовище. В жутковато-медленном полете, плита стала увеличиваться в размерах, и в самый последний момент Старик обреченно понял, что сейчас она накроет поселение целиком.

Ужас заставил старого ореля немедленно проснуться. Он сел на своем ложе, опасаясь хоть на миг снова закрыть глаза, чтобы страшная картина не повторилась. Но дрожь во всем теле никак не унималась. Чтобы немного успокоиться, Старик взялся навести в гнездовине порядок, и некоторое время сосредоточенно переставлял с места на место сосуды и миски, стряхивая пыль с каменных выступов под ними. У самого порога он заметил островок разросшегося лишайника, который необходимо было соскоблить, но вспомнил, что каменная лопатка осталась на заднем дворе. И Старик решил за ней сходить.

Он сразу увидел хмурого орелина, роющегося в земле. Парень доставал из его нового захоронения обломок за обломком и отбрасывал их в стороны. Словно в лихорадке он пробегал глазами текст, а потом снова начинал рыть, как будто искал что-то совсем другое.

Старик ощутил, как в одно мгновение его покинули и жизненная сила, и воля. Помертвев, он наблюдал за происходящим, не в силах отвести глаза. Недавний кошмарный сон оборачивался явью!

Безжизненно, почти машинально, отвечал он на расспросы взбешенного орелина, при этом голос его делался все слабее и тише. Беда пришла! И, хотя была давно ожидаема, все равно застала врасплох. Поэтому, когда Летающий пробежал мимо него на улицу, Старик только и смог, что прошептать:

– Судьба…

И бессильно привалиться к стене гнездовины.

* * *

Лоренхольд в гневе шагал по улице, не обращая внимания на удивленные взгляды поселян. Текущие слезы он размазывал грязными от земли руками, так что скоро его лицо стало совершенно ужасным. Ненависть душила ореля! Проклятый Старик все знал и говорил об этом так спокойно, словно не видел в убийстве Тихтольна ничего ужасного! Но ничего, он еще поймет, как все это страшно, когда против него обернется гнев всех жителей Шести Городов…