– Спасибо, друзья, – сказал он. – Спасибо вам за то, что вы не замедлили собраться здесь в эту решительную минуту. Каждый из вас принял близко к сердцу общие интересы и счел долгом явиться на свое место в час опасности, когда от нас потребуется напряжение всех сил для достижения конечной цели. Еще раз спасибо. Теперь, когда подготовленное нами восстание охватило весь город, когда свирепый тиран, угнетавший Борнео, уже дрожит на своем троне, – теперь каждый из нас должен честно исполнить свой долг. Помните: впереди нас ждет награда за труды и лишения, и какая награда! Целое царство, богатое неисчислимыми сокровищами. Итак, вперед, друзья! Ты, Иривальти, вспомни, что магараджа опозорил тебя ударами батогов, держал в смрадной тюрьме, морил голодом. Он хотел сделать тебя изгоем, тебя, факира из Будассуры! Отомсти, Иривальти, и сегодня же будешь раджей… А ты, Ло-а-Кан, вспомни, как магараджа лишил тебя мандаринского звания, как он пытал тебя огнем, – твои ноги до сих пор носят следы этой пытки, – вспомни все унижения, какие ты вытерпел от злого мучителя и, собрав своих ярых приверженцев, отомсти ему за все! Вперед и ты, Абдулла, возлюбленное чадо пророка! Кликни клич своим мусульманам, собери их под славное знамя свое. Джая-Нагара, веди на бой своих храбрых малайцев! Вас много, ваше мужество мне известно; убейте каждый по одному врагу – и победа за нами. Мужайтесь же, братья, мужайтесь, друзья. Завтра к ногам вашим притекут несметные богатства. Ваши будут золотоносные пески Кагаджана и Банджермассинга, ваши будут алмазные россыпи Ландака и Монго! Ваши будут морские победы на быстрокрылых кораблях, все мечты ваши сбудутся, даже самые смелые!

При последних словах Боскарена, толпа в огромном зале застонала от восторгов. Весь сброд заволновался, засуетился, все бросились вооружаться как можно скорее. Среди сплошного гула ясно выделялся стук и лязг снимаемого со стен оружия.

С дикой гордостью глядел Боскарен на эту фантастическую сцену; его мрачный взгляд вспыхнул и загорелся огоньком торжества. Вдруг лицо покрылось мертвенной бледностью. К нему подошел человек в одежде араба и что-то сказал на ухо.

– Ты лжешь! – прохрипел Боскарен, скрипя зубами.

– Нет, повелитель! Я видел сам. Магараджа убит. Убит собственными телохранителями-индусами. Потом появился белый… настоящий демон… В руках у него сверкала сабля. Он проложил себе кровавый путь… он был неудержим, как боевой конь.

– Белый, ты говоришь? Кто он? Откуда?

– Никто не знает. Индусы пришли в восторг, подняли его на руки и с торжеством отнесли в тронную залу. Его провозгласили магараджей под восторженные крики толпы. И теперь…

– Говори!

– Дворец заперт. Везде часовые. Неизвестный готовится к защите. Народ за него.

– Ну, еще увидим! Посмотрим, кто этот неизвестный и на каком основании он думает бороться со мной!

Когда занималась заря в этот памятный для Борнео день, по дороге к городу шел бедно одетый молодой человек. Плачевный вид его белого картуза, парусиновой куртки и разбитых сапог явно свидетельствовал о длинном пути. По лохмотьям все-таки видно было, что костюм европейский. Если бы Пьер де Галь, встретившись с молодым человеком, вгляделся пристальнее в его исхудалое лицо, в его походку, в его манеру держать голову, то непременно закричал бы:

– Фрикэ! Матрос ты мой!

Это был действительно Фрикэ. Он шел спокойной походкой человека с чистой совестью, шел совершенно один, не имея никакого оружия, кроме ножа, и беспечно посвистывал, размахивая довольно внушительной дубиной.

Он подошел к городским воротам, перед которыми, точно бронзовый истукан, неподвижно стоял часовой-малаец с отталкивающим лицом. Увидав подошедшего Фрикэ, внешность которого, правду сказать, на этот раз была очень непредставительна, бронзовый человек выставил вперед ногу, откинул корпус назад и приставил к груди путника свой кампиланг.

– На-пле-чо! – вскричал Фрикэ, с хохотом останавливаясь перед такой враждебностью.

Но малаец не был расположен шутить и грубо выбранил его, собираясь, по-видимому, пустить в ход оружие.

– Нельзя ли без глупостей?! Этим не шутят. Ваш кампиланг не игрушка для детей. Им можно порезаться.

Часовой, видимо, относившийся серьезно к своим обязанностям, отвечал парижанину таким ударом кулака, что всякий другой свалился бы на землю. Но Фрикэ, успевший, по-видимому, выздороветь, отскочил, как резиновый мячик.

– Вот так-так! Ах ты, душечка в юбке! – сказал он малайцу, одетому в саронг.

Малаец смотрел на него с изумлением.

– Что ж, разве мне нельзя пройти к вашему повелителю? Я его не съем, город у него тоже не отниму. Один-то… помилуйте, что вы! Будь же рассудителен, друг. Я безобидный странник. Опусти свой кампиланг и дай мне пройти.

Он сделал шаг вперед, недоверчиво косясь на малайца. И Фрикэ был прав, что не доверял ему. Хитрый и коварный, как его соплеменники, малаец присел на ноги, готовясь к прыжку.

Обманутый внешней беспечностью Фрикэ, он бросился на парижанина и… ничком растянулся на земле, зарычав от досады, точно зверь. Парижский гамэн придумал новый фокус. Поняв, что повторный скачек назад опасен, он отскочил в бок и ловко подставил ногу малайцу. Не дав ему подняться, Фрикэ завладел кампилангом, надавив коленом, сломал его пополам и кинул обломки в лицо разъяренному воину. У малайца текла изо рта кровавая слюна.

«Неужели я его ранил? – подумал Фрикэ. – Ах, как я глуп! То, что я принял за кровь, просто поганая жвачка из бетеля. Но дело усложняется. Не пройдет и двух минут, как их явится сюда десятка два. Это скверно».

И действительно, на крик часового уже бежали караульные солдаты с ближайшей гауптвахты. Их было человек тридцать при одном офицере, который шел не впереди, а сзади, что, конечно, было гораздо благоразумнее. Солдаты размахивали оружием и орали во все горло. Фрикэ взмахнул дубинкой, которая резко свистнула в воздухе.

– Стойте, вы, желтые морды! Если только вы меня пальцем тронете, я вас уничтожу.

Но его все-таки окружили плотным кольцом. Грозно сверкала синеватая сталь кампилангов, направленных ему в грудь!

– А, вот вы как! Хорошо же. Тем хуже для вас. Не я первый начал.

С этими словами он отскочил в сторону, издал резкий крик и отмахнулся дубиной от острых клинков. Стоявший ближе остальных солдат повалился с раздробленным черепом. У другого от удара по руке выпал нож.

– Прочь, картонные куклы! И другим тоже будет. Со всеми расправлюсь… Прочь!

Малайцы попятились, несмотря на свою численность. Но тут случилось нечто такое, отчего нападающие обратились в бегство.

На крик Фрикэ из придорожных кустов выскочил великолепный тигр с раскрытой красной пастью и встал рядом с парижанином. Самые храбрые струсили перед таким союзником. Они повернулись и пустились к воротам. Но вслед за ними полетела огромная дубина, пущенная сильною рукою обезьяны.

– Браво, Мео! Браво, «дедушка»! Мы втроем возьмем город.

С появление диких зверей начался ужасный беспорядок. Парижанин встал у ворот, загородив проход. Солдатам не оставалось ничего другого, как бежать по равнине.

Офицер, неприлично высоко подобрав сарот, первый подал пример самого быстрого бегства.

Чудесная мысль пришла в голову Фрикэ.

– Взять бы кого-нибудь в плен. Неизвестно, что может случиться. В случае неудачи он будет моим заложником.

И, указывая тигру на офицера, который бежал на этот раз впереди отряда, он громко крикнул:

– Пиль, Мео! .. Пиль, пиль! ..

Тигр, словно дрессированная собака, кинулся за человеком, убегавшим без оглядки, осторожно схватил его в пасть и принес, полуживого от страха, с такой же легкостью, как кошка приносит мышь.

– Очень хорошо, мой милый. Ты не очень его помял? Нет, кажется, ничего. Хорошо. Спасибо. За это я угощу тебя сахаром. А вы, господин беглец, ступайте за мною. Я ничего не сделаю, и вы ведите себя смирно, а не то будете иметь дело с Мео.

Пленник, хотя и не понял слов, но догадался, чего от него требовали, и смиренно пошел за Фрикэ.