У нее - хороший участок. Чаще это пенсионеры - старики и старушки, потому что она приезжает днем, когда все остальные работают. И одни, замороченные, встречают ее как бы между прочим, другие приглашают поесть или чаю выпить, третьи яблоко или конфету предлагают, от чего она всегда отказывается. Но все ее знают и относятся к ней по-человечески, и ей это самой нравится. Правда, и вредные, конечно, попадаются: придирчивые, недоверчивые, но еще хуже не обязательные. Привозишь белье в срок, торопишься, звонишь-звонишь, а их дома нет. Такие люди всегда огорчали Лелю, и она злилась, пока сама не нашла выход, сообразила, что ведь можно каждому позвонить, прежде чем выезжать, и перепроверить. И она, придумав это, обрадовалась, и пусть над ней посмеивались женщины в приемном пункте, она, прежде чем погрузить белье в машину дяди Гриши, садилась теперь на телефон и подряд обзванивала всех. Звонить в Москве по телефону - дело трудное, пока пробьешься через какие-нибудь 15-1 или 15-0, но все же так было куда лучше. И она уже потом везла белье, точно зная, что ее ждут, да и самим клиентам это понравилось: многие ее хвалили за предупредительность и внимательность.

Может быть, конечно, это очень плохо - судить о людях по белью - по чистому или грязному, может быть...

Но Леля судила. И судит сейчас. Люди очень интересуют ее. И Леле интересно разбираться в людях. Разбираться, думать про себя, кто какой и у кого какая жизнь. Иногда с ней делятся и бедами и радостями. Чаще она сама додумывает. И получается все по-разному. Нет ни одной семьи, похожей на другую. И в каждом доме люди разные. Взять хотя бы детей. С детьми она тоже часто встречается. И сами дети, и взрослые рядом с детьми, и вот собаки - теперь у многих дома собаки: кто как к кому относится, все это так по-разному...

- Лельк, родненькая ты моя! А может, завербоваться тебе куда? В Сибирь? На Колыму? Специальность получишь, опять же деньги, не наши гроши...

- А комната, Зинаида Сидоровна, как? Папа здесь жил, мама, а я...

Зинаида Сидоровна хорошая женщина. И заботится о Леле всегда, когда еще с мамой плохо было. Она никогда не напоминает ей о маме, боится огорчить ее, и Леля это знает. Ведь Зинаида Сидоровна проработала с мамой много-много лет, и они дружили, давно, при папе. Зинаида Сидоровна тоже приемщица, как мама была, как она сейчас, только в пункте, не на участке. Там тоже много работы, потому что дом, где находится приемный пункт, большой, девять корпусов, и люди без конца идут. Леля помогает Зинаиде Сидоровне, когда может, а в свободную минуту и в магазине ей что нужно купит. Леля всегда знает, где яички дешевые, недиетические, есть, где мясо получше, а где и парные, не мороженые датские там и прочие венгерские цыплята появляются. Пока она с дядей Гришей едет, по сторонам смотрит и все примечает, где что. Сейчас это не трудно - по тротуарам возле магазинов лотки, и часто там как раз самое нужное продают, тех же цыплят. А у Зинаиды Сидоровны недавно внук родился, дочь ее молоко потеряла, так цыплята для него.

Женщины же, которые работают вместе с Лелей, тоже интересные. И не только сама Зинаида Сидоровна, которая старшая, а тетя Дуся, тетя Паша, и уборщица тетя Тоня, и ночная сторожиха тетя Клава. Как разговорятся, такое начинается! Леля слушает, краснеет и думает: "А что ж тогда мужчины меж собой говорят!"

Чаще о ней говорят. Как она появится утром или с участка вернется, так и переходят на нее.

Леля удивляется, не обижается, краснеет. Ну, что ей сказать? Почему она должна быть недовольна? Ей нравится так. А любовь? Ну, была у нее одна любовь, еще в шестом классе, когда она в физика влюбилась, Василия Семеновича. Влюбилась страшно, ночи не спала, но ведь он взрослый был, женатый, и как сейчас об этом скажешь? Странно. И еще она влюбилась бы, именно с "бы", в дядю Гришу, шофера ее, но он тоже старый и женатый, а она, слушая его, почему-то завидует его жене и в чем-то осуждает ее, вернее, поправляет, думая, как и что бы сделала она - для дома, для его ребят, лишь бы дяде Грише было легче и он не переживал. У нее дома, хотя она и одна, всегда все прибрано и все есть. Но и об этом не скажешь вслух.

Тетя Паша тут спрашивает:

- Нет, ты со мной не спорь, а скажи, зачем ты живешь? Вот ты - зачем?

Перед этим у них спор был. Тетя Паша спорила и за себя и за Лелю, а Леля молчала.

- Живу, - наконец сказала Леля. - Вот живу и... Не помирать же! - Она рассмеялась.

- Не о том я, Леля! Пойми, не о том вовсе!

- А о чем?

- Неужто так и нет у тебя никого? Ну никогошеньки?

- Почему нет? - Леля смутилась. - У меня Люся есть, подружка.

- Опять двадцать пять! Не о том я! Пойми ты... Леля! При чем тут твоя Люся?

Леля не знала, что у тети Паши чуть не сорвалось слово "дурочка", и Леля сказала:

- Ведь Люся очень хорошая. Мы с ней...

Может, чего-то она не понимает? Нет, почему не понимает? Она все прекрасно понимает!

- Тетя Паша, а мне хорошо!

А что она могла сказать? Им, и тете Паше, может быть, непонятно, что ей нравится жить, так жить. Глупо же думать о том, что у нее сейчас будут папа и мама, которых нет, уже нет? И еще о том, как она жила, если бы они были? Это все равно что представить себя на месте Терешковой или давней ее подружки по школе Люси Еремеевой, которая пять лет выступает в ансамбле Локтева и объездила весь мир? Да, нужно позвонить Люсе. Совсем забыла...

А Сибирь? Она поехала бы в Сибирь. Когда-то на целину хотела, но сейчас - зачем куда-то ехать. И работой она довольна, и денег, пусть их немного, ей хватает, и по вечерам она приходит домой, в свою комнату, и читает до ночи. Зинаида Сидоровна не знает этого счастья - читать, и тетя Паша, а вот тетя Тоня - уборщица - много читает и разбирается. Она о книгах судит лучше ее, как настоящий писатель.

Дома у Лели в самом деле хорошо. Отдельная комната - четырнадцать метров. Говорят, что многие семейные не имеют такого. И все у нее чисто, прибрано. Ни соринки, ни пылинки. Папино и мамино она бережет особо...

К ней и Зинаида Сидоровна не раз заходила, и другие женщины забегали, а тут как-то и дядя Гриша не постеснялся, хотя и отказывался, но зашел все же.

Все одобряли ее жилье и порядок. А дяде Грише Леля поставила четвертинку старки, специально для него купленную, и он был доволен, взял бутылочку с собой, сказав: