В ночь, когда Бабек прибыл в Базз, Джавидану стало совсем худо. К нему допускали только Мобед-Мобедана и лекаря. Уже ни снадобья, приготовленные из горных трав и цветов, ни лекарства, доставленные из Деплема и Тавриза, ни тутия не приносили пользы. Облегчить страдания великого полководца не могли даже молитвы главного жреца. Джавидан потерял столько крови, что могучие руки его, знавшие только меч, не повиновались ему. Он бредил и часто произносил имя Бабека. "Приехал ли Бабек? Пошлите за ним гонца! Ох!.. Великий Ормузд, прошу у тебя отсрочки. Куда же запропастился Бабек? Ох!.. Если бы мне пережить врага хоть на один-единственный день! Чу!.. Цокот подков, слышите? Конь заржал. Вроде бы Гарагашга! Скажите, пусть Кялдания проведет ко мне Бабека!"

Долговязый, седобородый Мобед-Мобедан был с головы до пят облачен в белое. В руках он держал гранатовый прут. В озарении свеч он выглядел даже зловеще. Время от времени он шевелил прутом над головой бредящего Джавидана, шепотом произносил молитвы и взывал к помощи хуррамитских богов. Но сколько он ни молил, пророк Ширвин не ниспослал исцеления. Главный жрец истово уповал на верховного бога - Ормузда. Но и Ормузд не помог. Наконец Мобед-Мобедан призвал на помощь богиню земли - Армати, ее сына - бога огня Атара и дочь - богиню воды Анаид. Но боги не услышали главного жреца.

При тусклых свечах Джавидан походил более на призрак, нежели на живого человека. Голова его была перевязана так, что виднелись только глаза.

Во дворе раздались шаги. Главный жрец вздрогнул и обернулся. Джавидан набрался сил, приподнял израненную голову и глянул на дверь. Она распахнулась и вошел воин в доспехах.

- Бабек! Это ты? - прохрипел Джавидан. Он был взволнован. Бабек подошел к нему. Взял его руку в свои ладони. Мобед-Мобедан приблизил к ним свечу. "Лицо этого человека мне кажется знакомым, подумал он. Не я ли в атешгяхе повязал его шерстяным поясом? Я еще не состарился и глаза мои видят хорошо. Это сын Абдуллы - Бабек. Какой грозный!"

Кольчуга, меч и шлем Бабека были в крови. Он словно бы не замечал долговязого, тощего старого жреца с большим родимым пятном на самом кончике носа. Его внимание было приковано к полководцу, возлежащему на смертном одре. Джавидан снова попытался приподнять голову и о чем-то спросить Бабека. Бабек встал на колени перед великим воителем, снял шлем и сказал:

- О, великий полководец, не тревожься, все произошло так, как вами замышлялось. Врага настигло возмездие. Я отправил на тот свет Лупоглазого Абу Имрана.

Джавидан, тяжело дыша, устремил глаза на Бабека:

- А где его череп?

- Здесь, великий полководец!

Бабек обернулся и тут же в дверях вырос воин. Он бросил на каменный пол безобразную отсеченную голову Лупоглазого Абу Имрана.

- Вот он, череп разбойника, - сказал Бабек.

Джавидан хотел вскочить со своего ложа, но главный жрец помешал ему. Он, произнося молитвы, размахивал гранатовым прутом над головой Джавидана. Джавидан снова приподнялся, он заметил, что Бабек подал знак главному жрецу, чтобы тот оставил Джавидана в покое.

Полководцу хуррамитов словно бы великий Ормузд ниспослал силы. Он облокотился на изголовье, глаза его расширились, а горло издало львиный рык:

- Месть!

Бабек надел шлем и, подняв с пола голову Абу Имрана за длинную бороду, при свете свечи показал ее Джавидану:

- О, великий полководец, видишь рубцы на этой проклятой башке. Это следы твоего меча. Абу Имран выжил и после двадцати пяти ран, нанесенных ему тобою. Ратники халифа Мамуна вынесли его, бездыханного, из речки Карасу и увезли. Они сами сражались, а их лекари в шатре между горами спасали Абу Имрана. Шатер был оцеплен отрядом телохранителей. Но в конце концов нам удалось проделать брешь в сплошной стене клинков и я сам отсек ему голову.

Джавидан еще раз гневно оглядел отсеченную голову:

- О, теперь я спокойно могу переселиться в Дом упокоения.

Бабек бережно уложил полководца. Джавидан стал намного спокойнее, он больше не стонал и не просил у Ормузда отсрочки. При последнем издыхании он беседовал с Бабеком, давал ему наставления:

- Сынок, у фарсов хорошо сказано: "Агебет горгазов торг шавад, гэрче ба адамй шавад"109. Абу Имран был настоящим бедуином. А среди них есть такие, что хищнее волков. Абу Имран вырос среди диких зверей пустыни, его никогда нельзя было бы приручить.

Бабек сказал:

- Великий полководец, волку никогда не справиться со львом. Базз - обитель львов.

Джавидан подал знак, чтобы Бабек наклонился и полководец хуррамитов впервые молча поцеловал в лоб льва Базза. А потом произнес:

- Сынок, да не оставит тебя великий Ормузд! Этой ночью я переселюсь в свой постоянный дом. У меня предчувствие. Дух ной покинет мою бренную плоть и вселится в тебя. Крепость Базз дарю тебе. И все мое богатство - твое. И войско мое возглавишь ты. И дочь мою, Кялданию, выдаю за тебя. Она - храбрая девушка. До последней капли крови будете охранять родину и сражаться с иноземными поработителями. Не то и твой покойный отец, и я, мы оба проклянем вас. Твой меч не просто меч, а молния. Поклянись, что твой меч не ляжет в ножны до тех пор, пока родина не станет свободной.

- Клянусь!

Джавидан сомкнул веки навсегда. У главного жреца расслабилисъ пальцы, сжимавшие гранатовый прут. Бабек воззвал к великому Ормузду:

- Утешь его душу, великий Ормузд! Он был нашей славой...

На следующий день хуррамиты похоронили своего доблестного полководца согласно обычаю. Не было ни плачущих, ни всхлипывающих. Головы собравшихся на обряд погребения были затуманены хумом. Огнепоклонники даже играли на тамбуре: "Так надо, не то враг увидит нас скорбящими и возрадуется..."

Огнепоклонники оставили открытым тело Джавидана в отдаленном уголке Базза, на одном из больших плоских камней в Доме упокоения. Много удальцов покоилось здесь в асуданах.

В небе над Баззом снова с клекотом кружили орлы. Горы, долины, реки и леса пробудились от немоты. Джавидан ушел из жиз-яи, но он остался жить в Бабеке. Несчастен тот, чей очаг остается пустым.

XXIX

ПОСЛАНЦЫ

Сильнее солнца света нет.

Велика была печаль Бабека. Но звезда Базза светилась благодаря ему. Базз славился Бабеком.

Всякий раз, когда упоминалось имя Джавидана, Бабек вставал в знак почтения. Влияние Бабека среди хуррамитов росло. И главное потому, что новый владетель Базза был молод и умен. От его поступи земля дрожала. У него была мощная десница и веское слово. Мыслил он последовательно и действовал предусмотрительно. Теперь имя Бабека было известно во всем халифате. Отныне самым страшным врагом в Азербайджане для халифа Мамуна стал Бабек. Халиф боялся этого храбреца больше, чем всех багдадских вельмож и сановников, вместе взятых. Теперь халиф остерегался не византийцев, а хуррамитов. Враги называли Бабека Хуррамита "кяфиром", но это прозвище не мешало распространению его славы.

В Багдаде и Хорасане у Бабека были и сторонники, и противники. В мечетях проповедники осыпали его проклятьями. Однако философ аль-Кинди иногда вступался за Бабека. Он говорил своему другу, халифу Мамуну, что силы небесные благорасположены к хуррамитам, поэтому Бабек и одержит победу. Если вы перебьете всех хуррамитов, говорил он, ваша казна опустеет. Столько крови проливать нельзя...

Некоторые богословы ненавидели аль-Кинди больше, чем Бабека. При имени этого философа оби готовы были бежать и затаиться в любой щелке, будь это даже нора ядовитой змеи.

Теперь в Азербайджане не смели щелкать бичами ни чиновника халифа Мамуна, ни уполномоченные Зубейды хатун. В страхе перед Бабеком приспешники правителей разбежались и попрятались, кто куда. Большинство из них укрылось в Мерве. Они намеревались сколотить здесь новые силы и выступить против Бабека. Они говорили: "Бабек - кяфир. Халиф Мамун еще покажет ему. Сейчас халиф очень занят. В Багдаде опять смута... Джавидан тоже задавался, как и Бабек ныне, а чем кончил? Если бы не был поражен мечом халифа, не умер бы. Пусть халиф Мамун разберется с дворцовыми делами, тогда посмотрим, как Бабек запляшет..."