Горемык бездомных забытье!

К черту шерри-бренди и малагу,

Все, что старой Англии на благо

Бродит в погребах материка!

Дорогая влага нам горька,

И в сравненье с джином та водица

Согревать расслабленных годится,

Взбадривать, рассеивать недуг,

Разжигать тщедушный, вялый дух.

Для других - веселье пьяных ночек,

Хороводы вкруг тяжелых бочек,

Буйный хохот, пляску там найдешь,

Жар любви, живую молодежь!

Нет! От джина мы уж не пылаем,

Женской ласки больше не желаем.

Это пойло мы в себя вольем,

Чтобы отыскать забвенье в нем.

Здравствуй, джин! В грязи ночной таверны

Встань, безумье, как хозяин скверный,

Расставляй нам кружки, идиот!

Смерть накатит, - часу не пройдет.

Смерть не дремлет. У нее обычай:

Костяной ладонью с силой бычьей

Сеять плюхи, не жалеть пинков

Беднякам английских кабаков.

Тиф или чума на всех кладбищах

Не уложит в землю стольких нищих,

Лихорадка по размывам рек

Стольких не наделает калек.

Кожа пожелтеет, как булыжник,

Потускнеет пламя глаз недвижных,

Ошалеет мозг, трезвон в ушах,

Только тяжелее станет шаг.

И, как пулей скошенная кляча,

Пьяный рухнет, ноги раскоряча,

Стукнется о камень головой

И уже не встанет с мостовой.

Так, не расставаясь с тяжким бредом,

Будет он и погребенью предан.

Впавших в этот роковой недуг

Мнет телега или бьет битюг.

Тот, в дупло пихнувши все наследство,

Вешает на черный сук скелет свой.

Глядь, - шагнул на шаткий мост иной,

Прыгнул спьяну в омут ледяной.

Всюду джин глушит, калечит, валит,

Всюду смерть на жертву зубы скалит.

Мать - и та, квартала не пройдя,

Выпустит из глупых рук дитя.

На глазах у женщин забубенных

Разбивает голову ребенок.

Перевод П. Антокольского

ПРЕКРАСНЫЕ ХОЛМЫ ИРЛАНДИИ

Когда с отчизною своей прощались мы,

Взволнованным очам в последний раз предстали

Зеленые луга, прекрасные холмы,

Тропинки, родники, пленительные дали,

Крутые берега, обширные леса.

Где тихо спят ветра, иных забот не зная,

Где на ветвях лежит жемчужная роса...

О Эрин дорогой! Земля моя родная!

Но все же сердце пусть сожмет клешня тоски,

Пусть нет прекраснее земли на целом свете,

На парусных судах уходят бедняки,

Мужчины, женщины и маленькие дети.

Прочь от отчизны, прочь! Здесь беспощаден гнет

Богатой Англии, страны великолепья,

Что уделила нам от всех своих щедрот

Лишь корку черствую да жалкие отрепья.

В чужие закрома несет ирландский жнец

Зерно своих полей, принижен и печален,

И состригают шерсть не с наших ли овец

Для прославления британских сукновален?

Так отчего же нам в отчизне места нет?

Сосцы родной земли неужто оскудели?

И навсегда ли мы - о, где найти ответ?

От милых берегов плывем, не зная цели?

Но дует чуждый вихрь со слишком давних пор

Из поля пахоты он сделал поле брани,

И обратил его безжалостный напор

Мою страну в оплот раздоров и страданий,

Презренья и вражды... И так тяжел ярем,

Что неизбежно день наступит, я уверен,

Когда земля моя прогнется, а затем

Огромная волна поглотит милый Эрин!

И лишь деревьям здесь дано подняться в рост

Как счастливы они! И как им сердце радо!

О незабвенный край, где гомон птичьих гнезд

Вплетается в шаги пасущегося стада,

Где радостен восход и где закат красив,

Где сладок аромат лугов неистребимый,

Где ручейки журчат по склонам, оросив

Прекрасные холмы Ирландии любимой!

Перевод Е. Витковского

МЕДНАЯ ЛИРА

Только детям италийской

И германской стороны

Песни лириков слышны,

Трепетанье струн им близко,

А Британии сыны

Позабыли песен звуки:

Если струн коснутся руки,

Им в ответ начнет греметь

Только сумрачная медь.

Мать гармонии всемирной,

Полигимния, не лирный

Звон, а грубый лязг и вой

Породила в наши годы.

И гудят, гудят заводы

В устрашение природы

Гимн могучий, мировой.

Так обратитесь в слух, внимайте песне ветра,

Вы, дети стран других, и ты, Европа вся!

Фабричных городов клокочущие недра

Вздымают пыль столбом и расточают щедро

Кричащие людские голоса.

Рыданья долгие и вздохи к вам неся,

Гуляет по свету, бродяжничает ветер.

Так вот услышьте, все народы, и ответьте,

Найдется ль музыка на свете

Мрачнее этой и страшней?

Тысячеустая, - все молкнет рядом с ней.

Так мощен этот гул и так инструментован,

Что чуется в нем медь, мерещится чугун.

Как будто шпорами язвимый, неподкован,

Храпит и фыркает бесчисленный табун.

Как будто бык мычит, на привязи тоскуя,

В котлах бушует пар. Пустив струю густую,

Выталкивает он два поршня. И вослед

Колеса вертятся, и перебоев нет.

В невидимом для глаз, отчаянном круженье

Снует бесчисленных катушек хоровод.

Смертельный посвист их, змеиное их жженье

Все те же день и ночь - никто их не прервет.

Визг облаков сцепленных, железных лап объятья,

Зубчатых передач скрипенье в перекате,

Шум поршней, свист ремней и вечный гул окрест,

Вот эта музыка, вот дьявольский оркестр,

В чьих звуках потонул стон чернолицых братьев,

Существ едва живых и видимых едва,

Глухие, вялые, чуть слышные слова:

Рабочий

Хозяин! Видишь, как я бледен,

Как после стольких лет труда

Спина согнулась, мозг изъеден,

Мне нужен сон хоть иногда.

Измучен я дешевой платой.

За кружку пива, за рагу,

За блузу новую могу

На всякий труд пойти проклятый.

Пускай чахотка впереди,

Пускай огонь горит в груди,

Пускай хоть сотня лихорадок

В мозгу пылает ярче радуг,

Пускай умру, пускай жена

С детьми на смерть обречена,

Но в землю лечь со мной нельзя им,

Возьми же их себе, хозяин!

Дети

О мать, до чего наша жизнь тяжела!

Нам фабрика легкие с детства сожгла.

Мы вспомним деревню свою, умирая.

Ах, если б добраться до горного края,

До поля, где пахарь в сторонке глухой

Проходит по пашне со ржавой сохой.

Ах, если б пасти у холмистого склона

На травке зеленой овечьи стада!