Дмитрий считал это рискованным мероприятием, способным спровоцировать самые необдуманные действия американской стороны, однако на самом деле "РЯН", Афганистан, Польша и "Звездные войны" были для него всего лишь этапами в суровой и бескомпромиссной борьбе, которая занимала его целиком, выигранными очками в смертельной игре, которую он вел со своим братом.
Примерно через год после того, как Дмитрий взял в свои руки руководство Тринадцатым отделом, он отправился в маленькую заброшенную деревню, куда, выйдя на пенсию, удалился Октябрь. Дом бывшего шефа "Управления мокрых дел" стоял на высоком берегу реки Клязьмы, к северо-востоку от Владимира, и представлял собой приземистую постройку из почерневших от времени бревен.
Был холодный ветреный день, серое небо грозило дождем. Октябрь, одетый в выцветшую коричневую рубашку навыпуск, мешковатые штаны и потрескавшиеся башмаки, возился на заднем дворе, вскапывая грядки. Всем своим обликом согнуть(tm) в поясе высохшим телом и седыми волосами, поминутно падавшими ему на лоб, - он напомнил Дмитрию крепостного крестьянина. Его склонившаяся фигура могла бы служить символом долготерпения русских крестьян, их векового почитания земли-кормилицы и покорности перед капризами и причудами господ. Впрочем, с тех пор мало что изменилось.
- Растишь свою капусту. Октябрь? - сухо осведомился Дмитрий.
Октябрь бросил на него взгляд исподлобья и продолжил рыхлить влажную почву.
- Я хочу, чтобы ты вернулся вместе со мной в Москву, - продолжил Дмитрий. - В качестве моего личного советника.
Октябрь выпрямился и устало оперся на тяпку.
- Я тебе не нужен! - резко сказал он. - Ты отнял у меня мою работу, отнял мой отдел... Чего же еще ты хочешь?
- Честно говоря, - признался Дмитрий, - я не слишком высокого мнения о твоих политических прогнозах, однако дьявольский извращенный мозг спятившего чекиста может мне пригодиться.
Октябрь посмотрел на него своими пронзительными глазами.
- Я нужен тебе, чтобы поквитаться с братом?
"Ты нужен мне для меня самого, - подумал Дмитрий.
- Ты мой единственный друг. Кроме тебя, у меня никого нет".
Пожав плечами, Дмитрий отвернулся. На юге, за бескрайними нивами, возвышалась древняя Боголюбовская церковь.
- Знаешь, я здесь родился, - неожиданно сказал Октябрь, и Дмитрий удивленно уставился на него. Он почти ничего не знал о прошлом своего учителя, не считая слухов, циркулирующих по коридорам Московского центра. Говорили, что в юности Октябрь был настоящим фанатиком своего дела. Говорили, что он добился расстрела собственной жены за уклонизм и что вся его семья сгинула в сталинских ГУЛагах. Некоторые утверждали, что Октябрь сын священника и что, страшась, как бы правда не открылась, он сам расправился со своей семьей. В этом не было ничего невероятного коммунистический режим видел в религии своего злейшего врага, и связи Октября со священнослужителями могли стоить жизни ему самому.
- У тебя была большая семья? - осторожно спросил Дмитрий.
Октябрь наклонился; подобрал ком земли и раздавил его между пальцами.
- Все они ушли. Никого не осталось.
- А жена? Дети?
- Никого... - повторил Октябрь.
- Что с ними случилось? Они погибли? Октябрь вытер рукавом бледный лоб.
- Пойдем перекусим.
Они в молчании пообедали отварной картошкой с вареными сосисками и черным хлебом. Октябрь выставил на стол полбутылки водки, но ни тот, ни другой не притронулись к ней. После еды они вышли на высокий берег, откуда хорошо была видна мутная вода реки внизу. Сильное течение несло обломанные ветки, вывороченные с корнем кусты и бревна. Весенний паводок, вызванный не только таянием снега, но и обильными дождями, смыл все это с берегов, и посевы на них только-только взошли.
Несколько тяжелых дождевых капель упали на лицо Дмитрия, и он быстро взглянул на Октября. Его острый профиль напомнил Дмитрию сурового индейского вождя, фотографию, которую он когда-то видел в журнале "Огонек". У Октября были такие же высокие обветренные скулы, жестокий хищный рот и спутанные длинные волосы.
"Мы с ним очень похожи, - вдруг подумал Дмитрий. - Мы оба одинокие люди, у которых не осталось ничего, кроме работы".
- Достал он тебя, как я погляжу, - промолвил Октябрь.
- Кто?
- Твой брат. Без него тебе уже и жизнь не мила. Кстати, Дмитрий, любовь и ненависть очень похожи. Ненависть связала вас, быть может, даже крепче, чем любовь. Ваша война сделала вас неразлучными, - на губах старика появилась дерзкая, вызывающая улыбка.
- В прошлом месяце жена родила ему сына, - заметил Дмитрий. - Они назвали его Виктором.
Октябрь сорвал травинку и теперь задумчиво жевал ее.
- Что ты скажешь о Горбачеве? - спросил он неожиданно.
Михаил Горбачев стал новым руководителем Советского Союза несколько месяцев назад.
Дмитрий внимательно посмотрел на Октября и сказал напрямик:
- Это катастрофа. Его необходимо убрать. Октябрь слегка приподнял брови.
- Кто же его уберет? Партия? КГБ?
- Может быть, и кое-кто из КГБ, - осторожно заметил Дмитрий. - Ты поедешь со мной, Октябрь? Ты мне очень нужен.
Дождь настиг их у излучины реки. Они возвращались Домой под яростным ливнем, вода текла по их лицам и насквозь промочила одежду. Бежать не имело смысла - они были слишком далеко от дома.
Когда они наконец, промокшие и грязные, добрались до покосившейся избы Октября, Дмитрий повторил свой вопрос. Вокруг было темно как ночью, слабый свет дня едва просачивался сквозь плотные грозовые тучи.
- Ну что же, - сказал Октябрь, жестом указывая на расстилающиеся вокруг поля. - Я всегда мечтал жить в деревне. Возможно, мечтой это и должно остаться...
На следующее утро они вместе уехали в Москву.
Октябрь был единственным, кого Дмитрий посвятил в свой секрет, и единственным, кто принимал самое активное участие в подготовке его действий против Алекса Гордона. Казалось, он получал подлинное наслаждение, выдумывая все более безжалостные и коварные тактические ходы в войне двух братьев. Именно Октябрь придумал план, как поставить под удар Нину Крамер.
- Твой брат очень чувствителен и эмоционален, - поучал Октябрь. - Он предан своей семье, он любит свою дочь и свою тетку. Возможно, и в Союзе у него остались какие-то дальние родственники. Причини им вред, и ты причинишь вред Алексу. Каждый раз, когда ты будешь наносить удар по одному из них, твой братец будет вскрикивать от боли, как если бы ты колол булавками его глиняное подобие.