19 Февраля 1760 года Салтыковъ прибылъ въ С. Петербургъ и на другой день принятъ весьма милостиво Императрицею. Три мъсяца оставался онъ въ столицъ. Елисавета предоставила ему право условиться съ Графомъ Дауномъ о будущей кампанiи. Россiйскiй Полководецъ сосредоточилъ у Познани ввъренную ему шестидесятитысячную армiю, учредилъ большiе магазины въ Калишъ и Сирадъ и двинулся къ Бреславлю, исполняя волю Императрицы. Между тъмъ Баронъ Лаудонъ держалъ уже въ осадъ этотъ городъ и ласкалъ себя надеждою овладъть онымъ до прибытiя Русскихъ; но Принцъ Генрихъ, братъ Фридриха Великаго, прошедъ осмнадцать миль въ трое сутокъ, заставилъ Лаудона отступить за ръку Швейдницъ-Вассеръ, и Графъ Салтыковъ, къ чрезвычайному удивленiю, нашелъ у Бреславля, вмъсто Австрiйской, Прусскую армiю. Лишенный способовъ къ соединенiю съ союзниками, онъ принужденъ былъ остаться на правомъ берегу Одера; отрядилъ, по убъдительной просьбъ Дауна, двадцатитысячный корпусъ, подъ начальствомъ Графа Чернышева для прикрытiя тыла армiи Лаудона. Вслъдъ за тъмъ Графъ Салтыковъ, не довъряя Австрiйскому военачальнику, который отступалъ безпрестанно отъ начертаннаго плана, заключилъ съ Дауномъ письменное условiе относительно военныхъ дъйствiй, и опасно занемогъ. Императрица дозволила ему отправиться въ Познань для излъченiя. Симъ кончились ратные его подвиги, славные двумя побъдами.
Въ исходъ 1761 года Елисавета переселилась въ въчность. Салтыковъ оставался въ бездъйствiи въ кратковременное Государствованiе Петра III; но Императрица Екатерина II пригласила его снова на службу: пожаловала ему, въ день своего коронованiя, шпагу, осыпанную брилiантами (1762 г.); повелъла присутствовать въ Правительствующемъ Сенатъ (1763 г.); удостоила званiя Генералъ-Адъютанта и опредълила Главнокомандующимъ въ Москву. Черезъ пять лътъ (1768 г.) возгорълась война съ Портою Оттоманскою. Государыня ознаменовала тогда свое благоволенiе къ заслуженному воину слъдующимъ рескриптомъ: "Графъ Петръ Семеновичь! Возвратясь 1 Ноября изъ Царскаго Села, гдъ Я имъла оспу{251}, нашла Я здъсь полученное извъстiе о заарестованiи Моего Резидента Обрескова{252}въ Цареградъ, каковый поступокъ не инако могъ Мною принятъ бытъ, какъ объявленiемъ войны , и такъ нашла Я за необходимое приказать Нашему войску сбираться въ назначенныя мъста ; команды же Я поручила двумъ старшимъ Генераламъ, то есть главной армiи Князю Голицыну, а другой Графу Румянцову. Дай Боже первому счастiе отцовское, а другому также всякое благополучiе! Еесибъ Я Турокъ боялася: то бы Мой выборъ палъ несомнънно на лаврами покрытаго Фельдмаршала Салтыкова; но въ разсужденiи великихъ безпокойствъ сей войны, Я разсудила отъ обремененiя поберечь лъта сего именитаго воина, безъ того имъющаго довольно славы. Я совершенно увърена, что на кого изъ Моихъ Генераловъ ни палъ бы Мой выборъ, всякой будетъ лучше соперника, Визиря, котораго непрiятель нарядилъ. На начинщика Богъ! Богъ же видитъ, что не Я начала. Не первый разъ Россiи побъждать своихъ враговъ опасныхъ. Побъждали и не въ такихъ обстоятельствахъ, какъ нынъ находимся; такъ и нынъ отъ Божескаго милосердiя и храбрости Его народа всего добра ожидать. Впрочемъ остаюсь непремънно вамъ доброжелательною. Екатерина."
Графъ Салтыковъ испыталъ, въ началъ 1770 года, разныя непрiятности отъ нашего трагика Сумарокова, давно уже забытаго на театръ, но тогда славнаго Семирою, Хоревомъ и другими трагедiями, котораго современные наши писатели именовали Съвернымъ Расиномъ, самолюбиваго, вспыльчиваго до безконечности. Сумароковъ отправилъ двъ жалобы на Фельдмаршала къ Императрицъ и получилъ слъдующiй отвътъ: "Фельдмаршалъ желалъ видъть трагедiю вашу. Сiе дълаеть вамъ честь; пристойно было въ томъ удовольствовать перваго въ Москвъ Начальника. Если же Графъ Салтыковъ заблагоразсудилъ приказать играть, то уже надлежало безъ отговорокъ исполнить его волю. Вы болъе другихъ, чаю, знаете сколь много почтенiя достойны заслуженные славою и съдиною покрытые мужи, и для того совътую вамъ впредь не входить въ подобные споры: чрезъ что сохраните спокойствiе духа для вашихъ сочиненiй и Мнъ всегда прiятнъе будетъ видъть представленiе страстей въ вашихъ драмахъ, нежели читать ихъ въ письмахъ{253}".
Во время продолжавшагося благоволенiя Екатерины къ Графу Петру Семеновичу, моровое повътрiе изъ предъловъ Молдавiи проникло, въ исходъ 1770 года, чрезъ Польшу и Малороссiю, въ Москву. Побъдитель Фридриха Великаго удалился въ свою деревню. Его примъру послъдовали: Гражданскiй Губернаторъ, Комендантъ, Полицiимейстеры. - Мертвые трупы валялись на улицахъ; печальные жители, въ видъ блъдныхъ тъней, бродили по городу; число жертвъ увеличивалось ежедневно; многiе дома совершенно опустъли. Только два человъка, изъ значительныхъ лицъ, не покинули древней столицы: Амвросiй, Архiепископъ Московскiй и Калужскiй и Сенаторъ Еропкинъ. Первый могъ отправиться въ другую свою Епархiю, или въ Воскресенскiй монастырь, котораго былъ возобновителемъ и остался въ чумномъ городъ для пользы человъчества: препятствовалъ хоронить мертвыхъ при церквахъ; увъщевалъ корыстолюбивыхъ священниковъ удерживаться отъ ходовъ, гибельныхъ для нихъ и для богомольцевъ; принялъ ръшительныя мъры къ удаленiю многочисленнаго, пагубнаго стеченiя Московитянъ у воротъ Варварскихъ; намъревался снять съ оныхъ образъ Боголюбскiя Богоматери и за свое отеческое попеченiе сдълался жертвой суевърнаго народа, умершвленъ 16 Сентября 1771 года, на 63 отъ рожденiя. Еропкину ввърила Императрица (25 Марта) попеченiе о сохраненiи Москвы отъ моровой язвы. Онъ учредилъ карантинные дома для опасно больныхъ и особо для подававшихъ надежду къ выздоровленiю; поручилъ ближайшiй надзоръ за ними искуснымъ врачамъ; предоставилъ нъсколькимъ чиновникамъ попечительство надъ частями города, съ подчиненiемъ имъ полицейской команды; запрещалъ скрывать тъла въ погребахъ, въ колодезяхъ и въ огородахъ; приказывалъ немедленно отвозить мертвыхъ за городъ на кладбища, предавая одежду ихъ огню; посъщалъ зараженныхъ язвою; спрашивалъ ихъ: "получаютъ ли они положенное? Не причинилъ ли имъ кто какихъ обидъ?" - и когда бунтовщики, умертвивъ Амвросiя, овладъли Кремлемъ, намъревались лишить жизни врачей, всъхъ дворянъ, обратить Москву въ пепелъ, онъ съ горстiю людей умълъ разрушить замыслы злодъевъ: собралъ сто тридцать солдатъ и полицейскихъ служителей, взялъ нъсколько пушекъ; сначала убъждалъ, потомъ велълъ стрълять картечью, разсъялъ мятежниковъ, перехватилъ многихъ, разставилъ пикеты въ разныхъ мъстахъ Кремля и Китая города, возстановилъ порядокъ, получивъ, во время бунта, два сильныхъ удара камнемъ въ ногу и брошеннымъ въ него шестомъ: награжденъ за свою патрiотическую ревность и мужественный духъ въ чинъ Генералъ-Поручика, орденомъ Св. Апостола Андрея Первозваннаго{254}.
Все утихло - и Салтыковъ возвратился въ Москву. - Довъренность къ нему Императрицы примътнымъ образомъ охладъла; онъ просилъ увольненiя отъ всъхъ дълъ и отставленъ 7 Апръля I772 года, сь похвалою знатной его службы Предкамъ Ея Величества{255}.
Не долго Графъ Петръ Семеновичь скрывалъ въ подмосковной своей душевную скорбь: въ Декабръ мъсяцъ она прекратила жизнь его. Оледънълый трупъ знаменитаго Полководца положенъ былъ во гробъ печальными служителями; почетныя регалiи окружали его: три ленты{256}, Фельдмаршальскiй жезлъ, двъ шпаги, украшенныя брилiантами. Въ Москъ распространившаяся молва о кончинъ бывшаго ея Начальника опечалила жителей, но Градодержатель, зная, что покойный находился въ опалъ у Двора, не дълалъ никакого распоряженiя относительно похоронъ. Покоритель Эльбинга, разбившiй двъ армiи Прусскiя, отъ котораго бъжалъ Герой, оставался забытымъ!.......... Вдругъ отворяется съ шумомъ дверь въ траурную комнату, входить въ нее величественный воинъ въ Генералъ-Аншефскомъ мундиръ, въ лентахъ Андреевской и Георгiевской, склоняетъ передъ бренными останками побъдоносную голову, обнажаетъ мечь и, ставъ у гроба, произноситъ вслухъ: До тъхъ поръ буду стоять здъсь на часахъ, пока ке пришлютъ почетнаго караула для смъны. - Кому изъ Россiянъ неизвъстенъ этотъ благородный подвигъ Графа Панина! Прекрасный предметъ для живописцевъ: изображенiе покорителя Бендеръ у гроба побъдителя при Франкфуртъ{257}! Графъ Петръ Семеновичь Салтыковъ явилъ въ Пруссiи многiе опыты мужества, благоразумiя и твердости духа; оказывалъ во время битвъ примърное хладнокровiе: когда ядра летали мимо его, онъ махалъ хлыстикомъ вслъдъ за ними и шутилъ{258}, былъ чрезвычайно любимъ солдатами; имълъ доброе сердце; отличался въ бесъдахъ любезностiю: "Сегодни - повъствуетъ Порошинъ въ своихъ запискахъ - въ присутствiи Государыни, многiе Вельможи, хвалясь ловкостiю, дълали изъ пальцевъ своихъ разныя фигуры: Фельдмаршалъ Графъ Салтыковъ правою ногою вертълъ въ одну сторону, а правою рукою въ другую, въ одно время{259}." - Въ 1769 году Князь Александръ Михайловичь Голицынъ, завоеватель Хотина, отозванъ былъ изъ армiи въ С. Петербургъ и, проъзжая чрезъ Москву, предложилъ Главнокомандовавшему посътить вмъстъ съ нимъ Успенскiй соборъ для принесенiя благодарности Всевышнему за пораженiе враговъ. Салтыковъ согласился; они вступили въ первопрестольный храмъ; но въ немъ никого не было, кромъ сторожа. Между тъмъ какъ посланный отыскивалъ Священника, Графъ Салтыковъ сказалъ Князю Голицыну: Здъсь такъ пусто, какъ въ Хотинъ!
