На экране мелькали заключительные кадры фильма. Рут, легендарный воин расы гаибсов, ударом ноги выбивает дверь в рубку космического челнока и косит врагов свинцом из древнего стрелкового оружия. Его лицо, осеняемое вспышками выстрелов, хоть и вымазано копотью и сажей, но выглядит величественно в своей беспощадности и осознанной, праведной мести. Когда грохот стихает и дым рассеивается, Рут заносит в рубку свою прекрасную возлюбленную и бережно усаживает на место штурмана. Сам деловито садится в капитанское кресло и дает команду «старт». Убегающая в космос камера сопровождает рвущийся к свободе челнок, на заднем плане вспыхивает громадное облако взрыва. Астероид, недавнее прибежище самых заклятых врагов гаибсов, исчезает из пространства с помощью заранее заложенных мин с часовым механизмом. Теперь погони бояться нечего, и счастливая суженая Рута благодарно склоняется к нему. Их губы сливаются в продолжительном и страстном поцелуе. Зритель с удовольствием вытирает набежавшую слезу, мешающую читать выплывавшие на экран титры…

Изображение исчезло, и в зале постепенно загорелся яркий свет. Продюсер Кацки с довольным видом похлопал своего соседа по плечу:

– Замечательно! Просто потрясающе! Я теперь совершенно уверен, что правильно сделал, когда доверил вам режиссировать эту легендарную эпопею. Лучше вас никому не справиться с такими героическими и патриотическими сценами. Вот только вы как-то нерадостно смотрите. Чем недовольны, друг мой? Или что-то в личной жизни не так?

Сидящий с ним рядом в ложе режиссер дернул лохматыми бровями и тяжело вздохнул:

– В личной жизни как раз все прекрасно: дети здоровы, жена опять благополучно забеременела…

– Тогда вам ничто не помешает приступить к работе над остальными сценами. Судя по тем, которые мы уже просмотрели, они у вас тоже получатся на высшем уровне.

– А вот в этом-то я и не уверен. – Режиссер почесал выступающую вперед нижнюю челюсть, покрытую длинной щетиной. – Хочу вас разочаровать: многочисленные сцены с червяками мне совершенно не нравятся. Просматривая уже готовые кадры, я чуть не выл от бешенства и бессилия.

– Очень странно, Мердок! – Продюсер кивнул в сторону экрана. – Когда я просмотрел один из монтажей, мне очень понравилось.

– Да бросьте вы, Кацки! – прорычал режиссер, вскочил с кресла и заходил по небольшой ложе из угла в угол. – Неужели вам понравились наши актеры, загримированные под червяков?! По-вашему, у них есть хоть какое-то сходство с теми тощими и несуразными фигурами?! А эта скользкая и гладкая резина, призванная сделать лицо гаибса похожим на лицо червяка?! Да она же исключает элементарную актерскую игру! Мимика совершенно отсутствует! Когда они чуть пошире открывают рот, становится даже смешно от их попыток выглядеть как наши проклятые враги. Я просто в шоке! Нельзя создать шедевр с подобными актерами. Мы же однозначно погубим и испохабим такой замечательный и дорогой сценарий! Неужели вам это неясно?!

Продюсер миролюбиво выставил обе руки вперед, пытаясь успокоить разошедшегося собеседника. Когда Мердок замолчал, Кацки признался:

– Честно говоря, мне тоже видны явные несоответствия в гриме… Но не можем же мы все это делать с помощью компьютера! В фильме и без того будет использовано много монтированного материала. Да и зритель прекрасно понимает, кого изображают актеры.

– Вот именно: понимает! А надо, чтобы зритель прочувствовал! Чтобы его пробрало до основания от ненависти к нашим извечным врагам! Надо, чтобы он поверил, что Рут сражается не с коллегами по актерскому ремеслу, а с подлыми и жестокими червяками, уничтожившими тысячи и тысячи наших сограждан! – Мердок опять заметался словно тигр в клетке.

Кацки задумчиво оперся на руку подбородком и после паузы предложил:

– А может, создать несколько роботов с необходимой внешностью?

– Еще лучше! Да нас даже дети засмеют на премьере! А уж взрослые гаибсы уйдут после первых десяти минут, даже реклама не поможет.

– Хорошо, вам все не нравится! Тогда, может, у вас есть какие-то идеи на этот счет? Уж я – то вас знаю, Мердок, вы заранее все продумываете и взвешиваете. Если готовы, выкладывайте свои соображения!

– Готов! – Режиссер резко остановился и сжался, как перед прыжком. – Для того чтобы наш фильм выглядел как можно более реалистичным, предлагаю привлечь к съемкам настоящих червяков. Тогда все будет натурально и на высшем уровне!

– Да вы в своем уме?! – воскликнул Кацки. – Где же я вам найду таких актеров? Между нашими районами Галактики уже давно жесткий мир с категорическим обещанием полного невмешательства в дела друг друга. Ни один корабль под страхом смерти не залетает в нейтральную зону, опасаясь даже небольшого случайного столкновения. Перемирие очень шаткое, и дипломатические миссии отсутствуют полностью. А пролететь из нашего Отрога в другие районы Галактики мимо Цейлеранской империи невозможно. Даже если бы и были контакты между нами и имперскими червяками, вряд ли их актеры захотели бы сниматься в подобном позорном для себя фильме.

– Да я и не говорю об их поганых актерах! – прорычал режиссер.

– А! Кажется, я вас понимаю! – обрадовался продюсер. – Вы хотите использовать тех червяков, которые еще кое-где находятся в рабстве и являются собственностью плантаторов и лесоводов?

– Еще чего! – Мердок фыркнул от возмущения. – Да эти недоноски выглядят как побитые собаки! На них противно смотреть! И уж тем более своим видом они не вызовут у обывателей страха и ненависти.

– Кого же вы тогда хотите? – в недоумении спросил Кацки.

– Я хочу свежих червяков! Диких и непокоренных! С огнем ненависти в глазах и с жаждой убийства на их безволосых харях! Самых жестоких и подлых, полных отщепенцев и отморозков даже среди своих соплеменников!

– Но где я их вам возьму? Да еще и таких свирепых, будоражащих воображение обывателя? Запросы у вас, знаете ли!

– Где? – переспросил режиссер, опять останавливаясь и подходя вплотную к продюсеру. – Есть один вариант. И стоить он будет совсем недорого.

Затем он пригнулся к уху собеседника и зашептал что-то скороговоркой. Через несколько минут режиссер отстранился и выжидательно уставился на Кацки. Тот задумчиво покачал головой, но губы сами собой разошлись в хитрой улыбке.

– А как быть с ними потом, по окончании съемок?

– Пообещаем свободу за полное сотрудничество и помощь, но будем их понемногу использовать в заключительных сценах справедливого возмездия. Натуральней и не придумаешь! Настоящая, горячая кровь будет брызгать из них фонтанами. И качество я вам обещаю отличнейшее! А уж кассовым фильм станет непременно. И будет наилучшим, войдя во все исторические анналы. Я уже все продумал до мелочей.

– Да уж, вы неистощимы на выдумки и новые идеи! – Продюсер Кацки встал и поправил модную, с блестящими геолатовыми вставками куртку на своих широких плечах. – Конечно, надо все тщательно обдумать и организовать, но уже сейчас заявляю, что согласен. Приступайте к заказу немедленно! С нюансами разберемся по ходу дела.

– Я верил в вашу мудрость! – воскликнул режиссер и впервые за время разговора улыбнулся, продемонстрировав свои прекрасные, крепкие клыки. – И мы действительно создадим уникальнейший шедевр киноискусства!

Четвертые сутки полета подходили к концу. Скоро тюремный глайдер развернется основными дюзами вперед и начнет торможение. А потом…

Об этом «потом» лучше не думать, но мысли постоянно возвращались к недалекому будущему, в котором было только одно – смерть.

Нет, смерти Николай Матеус не боялся. Иначе бы никогда не пошел служить в боевые соединения имперского космодесанта. Он не раз уже видел смерть своих товарищей, смерть своих собратьев по шеренге. Но одно дело умереть в бою, а совсем другое вот так: преданным, униженным и несправедливо осужденным. Все друзья знали Николая как человека с неиссякаемым оптимизмом, который никогда, даже в самые тяжкие минуты лишений и трудностей, не предавался унынию. Он верил до последнего, что несуразное и ложное обвинение с него снимут, справедливость восторжествует, а истинные виновники понесут заслуженное наказание. Но неделя пролетала за неделей, и вот настал день, когда военный суд вынес свой вердикт: виновен. Приговор: казнь через распластание. И когда его вместе с колонной других таких же смертников, закованных в кандалы, поместили в тюремный глайдер, наступила полная апатия и сознание сковало черным пессимизмом. А перед глазами постоянно крутилась одна и та же сцена.