В сцене сонетов Феникс произносит приговор всему земному в Фернандо:
Будь первым горестным, с которым
Не хочет вместе быть другой.
Веротерпимость и предельная человечность драмы "Стойкий принц" зеркально отразилась в драме "Любовь после смерти" (1633), где герои гранадские мавры, а насилия и злодеяния совершаются испанцами Филиппа II.
Драма "Любовь после самой смерти" - как с поэтическим заострением замысла переводит заглавие Бальмонт в заключительных стихах (точный перевод: "Любовь после смерти, или Тусанй из Альпухарры"), - одна могла бы принести Кальдерону славу великого драматурга барокко и смелого продолжателя народно-гуманистических идей Возрождения.
Драма в еще большей мере, чем "Стойкий принц", философское произведение о равенстве людей разных рас и вер. Она построена по контрапункту со "Стойким принцем". Там герой, хоть португалец, но христианин, по свободной воле, ради идеи, отрекается от всего земного и гибнет мучеником. Здесь герой мориск, крещенный араб, внутренне верный магометанству, повстанец против Испании, получающий после разных испытаний любимую Малеку и в тот же миг теряющий жену, поскольку начинается испанское наступление. Малеку грабит и варварски убивает испанский солдат. Тусанй дает торжественный обет, обязательство (homenaje - вспомним "Стойкого принца"!) отомстить. Он проникает в испанский лагерь, в невероятно трудных условиях отыскивает и закалывает убийцу. Схваченный Тусанй говорит всю правду, поражает испанское командование и пощажен.
Без этого последнего обстоятельства, не дающего полностью потускнеть испанскому воинству, драма не могла бы существовать, ибо Кальдерон и так преступает всякую меру в сочувствии морискам и в восхищении ими. Согласно драме, испанцы повинны в восстании и прямым оскорблением морискских руководителей и унизительными запретами, и приказами о поголовном истреблении, включающем женщин и детей. Об исторических причинах, делавших компактное население морисков опасным в условиях максимума турецкой экспансии, Кальдерон не говорит. Что же касается возмутительных притеснений, то оно так и было: Филипп II в соответствии с советами самого изуверствующего отребья из своего окружения, перед которым и герцог Альба выглядел ягненком, ввел в действие в 1565-1567 гг. устрашающий указ Карла V от 1526 г. о запрещении не только веры, но костюма и языка морисков (даже дома предписывалось не говорить по-арабски). Все это делалось с целью спровоцировать восстание и кровавую бойню. Филипп II, не гнушавшийся кровосмесительством и сыноубийством (умерщвление дона Карлоса относится к 1568 г.), мог хотеть превратить своих военачальников в сообщников резни. Особенно это касалось ненавистного ему младшего брата, побочного сына Карла V дона Хуана Австрийского (1547-1578; Филипп; 1527-1598), привлекавшего к себе, хоть по контрасту, мнение народное. Юноша дон Хуан оказался во главе "грабьармии", так как ему не выделялось средств на ведение войны и содержание войск. Так, на сияющие латы дон Хуана брызгала кровь, смешанная с грязью: чего стоит сцена, когда принц крови "Дон Хуан де Аустриа" попадается на глаза Тусанй с ожерельем, снятым с убитой Малеки и подаренным командующему! Кальдерон хотя не затрагивает самого короля (на этот счет существовало непререкаемое табу), говорит о бесславии, ждущем победителей над окруженными в Альпухаррских горах морисками, их женами и детьми. Чтобы не затоптать в грязь дон Хуана, который как командующий объединенным флотом в победе над султанской Турцией при Лепанто (7 октября 1571 г.) стал в некотором роде национальным героем, поэт намеренно меняет очередность событий, перенося поход в Альпухарру на время после Лепанто.
Героизация многовековых врагов-мавров, давняя высокая традиция испанских народных романсов была воспринята ренессансной литературой. Разительные примеры универсализма и терпимости есть в "Дон Кихоте" (в частности, в главах о мориске Рикоте) и в "Английской испанке" Сервантеса, в новелле "Мученик чести" и во многих драмах Лопе. Борьба за гуманистическую терпимость распространялась и на защиту индейцев, и на объективное изображение протестантов (нидерландцев и англичан), на защиту "свободы совести". Блестящих примеров много, и кроме Сервантеса и Лопе - Лас Касас, Эрсилья, испано-индеец Инка Гарсиласо де ла Вега, сам Кальдерой, начиная с ранних драм "Осада Бреда" (1625) ("... и пусть каждый сможет спокойно исповедовать свою веру") и "Английская схизма" (1627), где раскрыта экономическая невозможность контрреформы в Англии, и до позднейших аутос.
К гуманистической традиции принадлежит и старший современник Сервантеса Перес де Ита (1544?-1619?), у которого Кальдерон почерпнул основную сюжетную канву. Хинес Перес де Ита, сам жертва нападений мавров и участник войны против морисков, написал среди других две книги, объединяемые общим заголовком "История гражданских войн в Гранаде". Первая из них, исторический роман "Повесть о Сегр_и_ и Абенсеррахах, мавританских рыцарях из Гранады" (1595), была по-русски в 1981 г. издана в серии "Литературные памятники" (о промавританской традиции см. с. 267 и ел.). Вторая часть (1619) действительно хроника альпухаррской войны, содержит эпизод о Тусан_и_ и завершается мужественным выступлением автора против изгнания морисков из Испании в 1600-1610-е годы.
Итак, самая, как теперь бы сказали, "интернационалистическая" драма XVII в., чтобы ей не сузиться до какой-то антииспанской памфлетности, спасена тем, что мотивы мести Тусан_и_ испанскому солдату за убийство жены поняты, одобрены, и он пощажен испанским командованием.
Пусть Тусан_и_, свершающий невероятное, такой же герой барокко, как дон Фернандо, Стойкий принц, а заглавие "Любовь после самой смерти" отдает трансцендентальностью и выделяет одну из основных идей барокко о победе воли и духа вопреки всему и над любыми препятствиями, драма не двуфокусна. У Тусани нет расщепления дона Фернандо между героической одержимостью и ощущением ценности личного чувства, любви, нет расщепления Сехисмундо между идеей, что жизнь есть сон, и непроходящей памятью о Росауре. Драма в пределах, возможных у поэта барокко, более ренессансна. Можно искать аналогии в "Ромео и Джульетте", в "Антонии и Клеопатре", в "Цимбелине", а особенно у Лопе в "Звезде Севильи".
