Да, заявление поразительное не только для русского патриарха, но и для любого русского человека. Во-первых, он что же, не знает, откуда и какой режим пришел на ту часть нашей земли, которую фашисты временно захватили? Что не в боях, а в душегубках, на виселицах, в лагерях немцы истребили почти 20 миллионов его безоружных соотечественников? Во-вторых, «падение нацизма» произошло не само собой, — он был разгромлен действительно «направленными делами» с оружием в руках, а также кровью и жизнями мужей, сынов, братьев тех самых двадцати миллионов. В-третьих, о каких таких «страданиях многих немцев» тут речь? И что эти загадочные «страдания», если они и случались, по сравнению с тем, что пережил наш народ в годы войны и оккупации. Наконец, кто дал право оратору говорить от имени многомиллионной и многонациональной России? Тем более, такие оскорбительные и унизительные для народа речи.
Раба Божья Александра писала: «У 26 миллионов погибших в Великую Отечественную войну остались дети, внуки и уже правнуки. Они и составляют народ сегодняшней России. Неужели это они уполномочили патриарха извиниться перед немцами? Нет, это не заблуждение. Это надругательство над памятью защитников Отечества и всех погибших».
И вот церкви, которую возглавляет такой человек, наши «сенаторы» решили возвратить 30 млн. гектаров земли. Вы думаете, что т. Зюганов скажет хоть словечко против?..
Но вернемся к инвективе товарища Элевтерова. Может быть, «базарный выпад» с моей стороны это упрек за то, что КПРФ сняла марксистский девиз «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»? Но ведь он по прошествии нескольких лет восстановлен и теперь вновь красуется на первой полосе «Правды», о чем у нас будет речь дальше. Что там еще? Ах, «каприз»? В чем же Г. Элевтеров усмотрел еще и этот мой грех? Не в том ли, что я говорю о безразличии и бездеятельности КПРФ в таких вопросах, как немыслимое даже в царское время засилье в наших городах иностранных вывесок, объявлений, реклам, как западная форма конвертов и западная манера написания адресов. Ишь, мол, раскапризничался из-за таких мелочей. Тут Крым потеряли, а он о вывесках, тут НАТО напирает, а он о конвертах, тут американцы уже в Грузии сидят, а он о том, как писать адреса… Вот и скажите прямо, тов. Элевтеров, хотя бы о том, что вам, как И. Аксенову, начхать на то, что Москва потеряла русский облик, что даже памятник Пушкину со всех сторон обложили Coca-Cola, Samsung, Panasonic и т. п. Признайтесь, что как безропотно вы вместе с т. Зюгановым приняли новые конверты, так готовы смиренно принять приказ начальства, допустим, отпустить пейсы или обязательно ходить на службу в немецких шлафроках и ночных колпаках. Увы, т. Элевтеров молчит и на этот раз…
Наконец, какие факты подтверждают, что я обрушил на т. Зюганова «базарные выпады» именно из-за недостатка внимания к моей персоне? Не хочется мне опускаться до персонального уровня, но коли тебе тычат им в нос, коли вы с Аксеновым спекулируете этим, что ж остается делать, придется ответить. Этим главным образом и объясняется мой пространный экскурс в творчество Г. Элевтерова.
В заключительном слове на XIV съезде партии в декабре 1925 года И. В. Сталин говорил: «На личные нападки и на всякого рода выходки чисто личного характера я не намерен отвечать, так как полагаю, что у съезда имеется достаточно материалов для того, чтобы проверить мотивы и подоплеку этих нападок…» Очень благородно. Но как быть с личными нападками и выходками, если у нашего «съезда», т. е. у читателей, недостаточно или вовсе нет материалов, чтобы проверить их мотивы и подоплеку? В другой раз, в октябре 1927 года на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК Сталин начал выступление так: «Прежде всего (!) о личном моменте. Вы слышали здесь, как старательно ругают оппозиционеры Сталина, не жалея сил. Это меня не удивляет, товарищи…» Видимо, на сей раз у съезда не имелось материалов, чтобы проверить мотивы и подоплеку. И оратор счел нужным объяснить все сам: «Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так легко. И вот они направляют удар прежде всего против Сталина». Далее он развивал свою мотивировку. Так что, как многоопытный и глубокий политик Сталин в разных ситуациях действовал по-разному. Прекрасный урок для нас!
Я познакомился с Г. Зюгановым вскоре после ельцинского переворота в августе 1991 года. Было это в редакции «Советской России», где я тогда сотрудничал, в кабинете покойного Эдуарда Володина. И до этого и после я, неизменно стоя на советской патриотической позиции, многократно, в том числе во время обоих президентских выборов, выступал в его защиту и поддержку. Если на будущих выборах кандидатом оппозиции против В. Путина опять окажется Г. Зюганов, я опять стану поддерживать его. И это несмотря на то, что со мной лично, если уж вынуждают сказать об этом, он не раз поступал не по-товарищески. Первый раз — еще давно. Видя, каким вниманием читателей пользуются мои публикации в «Советской России», в «Нашем современнике», в «Правде», они с В. Чикиным решили издать книгу моих статей. Что ж, это было бы в интересах общего дела. И деньги нашлись на стороне, и все шло прекрасно. Зюганов взял издание под личный контроль и обещал мне проверять ход его каждую неделю. Но вдруг неизвестно почему они передумали и безо всяких претензий ко мне, без объяснений или хотя бы слов сожаления прекратили все хлопоты. Как это называется — каприз? бескультурье? холопство наизнанку? Другой раз опять же безо всяких объяснений или претензий Чикин, как уже упоминал, просто перекрыл мне доступ на страницы «Советской России». И что Зюганов? Ни словечка, ни полшороха. И опять вопросы: холопство наизнанку? бескультурье? каприз? шлея под хвост?
А я, словно ничего этого не замечая и никому не сетуя, продолжал агитировать за т. Зюганова. Но иногда приходила, конечно, мысль: если они так со мной, со старым коммунистом, фронтовиком, известным литератором, активно работающим в патриотической печати, то что могут ждать от них другие, у которых за плечами груз полегче? Эта мысль — главная причина моего обращения к «личному моменту», ибо за ней встает нечто совсем уже не личное, а партийное.
Но, кроме того, иногда возникало желание, даже необходимость в чем-то возразить Зюганову, что-то подсказать, посоветовать ему, поправить. Вначале я делал это при встречах и по телефону, но очень скоро понял, что даже невинные замечания не нравятся ему. А Чикин от них просто лезет на стену. Таковы наши лидеры… Помню одну телевизионную беседу Г. Зюганова с Г. Явлинским. Тот в своей обычной агрессивной манере обрушил на него 24 вопроса, а он в ответ проворковал только один. Горько было смотреть: словно лидер КПРФ сидит на скамье подсудимых и ему чинят допрос. В своей очередной статье в «Правде» я упомянул об этом. На странице газеты мой товарищеский упрек не появился. Это было довольно давно, а сравнительно недавно в трех номерах «Правды» появилась статья В. Зоркальцева «КПРФ и церковь». На нее нельзя было не возразить. Я написал статью и предложил ее опять «Правде». Увы… Хотя в данном случае речь шла не о лидере, а лишь о члене Президиума ЦК. Так было и с остальными попытками сказать в оппозиционной прессе хоть что-то товарищески критическое о Зюганове и других литерах. Такое неусыпное и чрезмерно усердное обережение авторитета не могло не породить столь уродливые факты, как, например, известная статья Александра Головенко, тогда сотрудника «Правды», с резкой и кое в чем необоснованной критикой Зюганова на страницах вонючего «Московского комсомольца». А я за столько лет впервые и не в «МК», а в «Патриоте» высказал ряд критических мыслей и предложений, и вот сразу — «Вам мало того, что демократы травят Зюганова, — вы вносите и свою лепту». На это сразу можно бы ответить так: «А Зюганову и Чикину мало, что демократы травят Сталина и клевещут на советскую историю, — на страницах газет они вносят и свою лепту хотя бы в виде известных читателям „Патриота“ выпадов в недавних статьях Качановского и Раша». Но вместо препирательства полезнее напомнить: лучше в «Патриоте», чем в «МК», лучше Бушин, чем Явлинский, ибо нами движет желание помочь, а не посадить в лужу.
