Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но хочу спросить еще вот о чем: почему книга о Беломорканале названа «страшной»? Что там такого страшного, что ни один ельцинский прихвостень не преминул воспользоваться ею как дубиной против Советской власти? И первый — конечно, Солженицын… Советские заключенные, трудясь, как трудятся заключенные во всем мире, в короткий срок построили очень важный и нужный для страны водный канал длиною в 227 километров при 19 шлюзах, который соединил Белое море с Волгой, продлив старинную Мариинскую водную систему. Благодаря ему водный путь из Ленинграда в Мурманск сократился в четыре с лишним раза. В 1983 году в связи с пятидесятилетием канал был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Что же в этом плохого или даже страшного? «Как?! — визжат обличители. — Там же погибли тысячи и тысячи!» Куняеву, оказывается, известна почти точная цифра: «Там полегло костьми более 70 тысяч». Да откуда же известно-то? А это несколько приглаженное солженицынское вранье.

Ему же ничего не стоит метнуть хоть в ту, хоть в другую сторону не только тысячи, но и миллионы. Вот в своем «Архипелаге» пишет, что к концу 1941 года под властью немцев было уже «60 миллионов населения из 150», т. е. потеряли, мол, за такой короткий срок уже едва ли не половину населения. Но ведь обе цифры — вранье. Наше население составляло тогда около 195 миллионов.

В другой раз пишет о 1928 годе, о поре индустриализации: «Задумано было огромной мешалкой перемешать все 180 миллионов». А в действительности население было около 150 миллионов. Как видим, в одном случае ему надо было сгустить краски путем уменьшения цифры, и он запросто уменьшает ее на 45 миллионов; в другом — для этой же цели надо было цифру увеличить, и он без колебания увеличил ее на 30 миллионов. Так что плюс-минус 30–45 миллионов для этого математика-правдолюба никакая не проблема. А уж ошарашить читателя уверением, что при строительстве Беломорканала погибло 100-200-300 тысяч, ему легче, чем плюнуть…

Так же он все наврал и о строительстве канала, и о посещении его Горьким, и о книге. Как весь вонючий «Архипелаг», это написано по слухам, по антисоветским россказням, по уголовным байкам. А уж за Солженицыным, конечно, Радзинский: «Кровь и трупы на строительстве Беломорско-Балтийского канала, воспетого писателями Сталина…» Тут же и тот самый Ардов. Он возмущается, что Михаил Зощенко в своем очерке о поездке на канал писал о его строителях-уголовниках. «Ну что же 58-я статья? — негодует батюшка Ардов. — Ведь мы знаем, кто составлял подавляющее большинство заключенных „каналоармейцев“. А о них что написано?» То есть этот знаток в рясе хочет сказать, что подавляющее большинство составляли политические заключенные осужденные по 58-й статье. Это надо думать, процентов 90–95. Однако же вот что читаем в новейшем исследовании И. В. Пыхалова «Сталин и его время» (Ленинград, 2001). Приведя соответствующую таблицу официальных цифр, он делает вывод: «Таким образом, среди заключенных, содержавшихся в лагерях ГУЛАГа, большинство составляли уголовники, а „политических“, как правило, было менее 1/3… Еще меньше было „политических“ в исправительно-трудовых колониях» (с. 24). Внял, батюшка?

Теперь о смертности в лагерях и тюрьмах. Это уж специально для Солженицына с Радзинским и Куняева: в пору строительства канала она, по официальным данным, была такова: в 1931 году — 3,03 %. в 1932-м — 4,40, в 1933-м, в год открытия канала, по причине голода — 15,94 %. Миновал голод, и в следующем 1934 году резкое снижение до прежнего уровня — 4,26 %. За 1945–1952 годы, когда сидел творец «Архипелага», смертность в лагерях снизилась с 6,66 % (еще шла война) до 0,80 %. Того ниже была смертность в тюрьмах и колониях, редко превышая 2–3 %. Вывод автора: «Таким образом, как свидетельствуют факты, вопреки уверениям „обличителей“, смертность заключенных при Сталине держалась на весьма низком уровне» (с. 25). Едва ли этот уровень так уж превышал общий уровень по стране. И специальный довесок для Главного Обличителя: «Даже в самые тяжелые 1942 и 1943 годы смертность заключенных составляла около 20 % в год в лагерях и около 10 % в тюрьмах. В год! А не в месяц, как утверждает, к примеру, А. Солженицын» (с. 26). Как видим, врал Главный Обличитель, преувеличивая в 12 раз. Это ему просто…

Впрочем, И. Пыхалов, видимо, не заметил или не обратил внимания на следующие строки Солженицына о смертности на Беломорканале: «Говорят, что в первую зиму строительства, с 1931 на 1932 г., вымерло сто тысяч строителей-заключенных. Отчего ж не поверить?» Вот его главный творческий принцип: «Говорят. Отчего не поверить?» И дальше: «Скорей эта цифра даже преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность один процент в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломорканале сто тысяч могло вымереть за три месяца с небольшим». Так было в парижском издании Ymca-press (1974). А в московском издании «Советского писателя» (1989) автор приписал: «Без натяжки можно предположить, что и триста тысяч вымерло». Это рассчитано на полных идиотов да на стеснительного Куняева, который уменьшил эту цифру до 70 тысяч. Он горестно восклицает ныне о 1956 годе: «Как мы в то время верили любому демократическому краснобайству!» Так ведь и сейчас веришь столь же оголтело, и не пытаясь даже проверить краснобайство элементарным практическим соображением. Ну хоть бы, если уж отбросить всякие соображения гуманности, подумал бы о том, как схоронить, куда деть триста тысяч трупов, кто заниматься этим мог? Вон в Доме Советов оказалось тысячи две-три убитых, так ведь в распоряжении Ельцина были отряды милиции, ОМОНа, мощнейшая техника. А там?.. И потом человек не лопата. Та сломалась в некий миг, и можно выбросить, взять новую, если есть. А люди умирают чаще всего не сразу, а медленно, болеют, постепенно доходят до полной неработоспособности. Так подумал бы и об этом: как с ними-то быть? Кто за больных выполнял норму выработки на ударной стройке?

А кроме того, надо бы знать, что статистика таких явлений, как смертность, периодизируется не днями, а годами. Как указано выше, смертность в лагерях в те самые военные годы, о которых упомянул Солженицын, составляла около 20 процентов в год. А если, как он уверяет, она была один процент в день, то значит, в год — 365 процентов, т. е. врет уже не в 12 раз, а почти в двадцать, и у него получается, что в год лагерь вымирал три с половиной раза с лишним. Лихо, правда?

И вот что проделывает дальше прохиндей Нобелевской премии. Во французском издании он называет восемь фамилий руководителей строительства канала и пишет, что «за каждым следует записать тысяч по тридцать жизней» (т. 2, с. 99). 30 тыс. х 8 = 240 тысяч. Маловато. Не хватает еще 60 тысяч душ. Обнаружив это, в московском издании прохвост уже накинул: «за каждым следует записать тысяч по сорок (!) жизней» (т. 2, с. 93). 40 тыс. х 8 = 320 тысяч. Вот это в самый раз, даже, как говорится, с доходом в 20 тысяч. Чай теперь его душенька довольна…

Куняев, радуясь сравнительно приличному по нынешним временам тиражу «Нашего современника», внушает мне: «Подумай, почему». Я уже подумал. А вот ты подумай, почему Солженицын врет в таких масштабах, почему заодно с ним врут Радзинский, Ардов, а ты, защитник великой русской идеи, оказавшись в этой компашке, книгу о строительстве канала называешь «страшной», коллективизацию — «кровавой», русофобию — «коммунистической», злобу — «чекистской» и т. п.

Михаил Зощенко, по определению Радзинского, — один из «писателей Сталина», в этой книге, столь страшной для Куняева, писал: «В дни, когда я был на Беломорском канале, в одном из лагерей был устроен слет ударников этого строительства. Это был самый удивительный митинг из всех, которые я когда-либо видел.

На эстраду выходили бывшие бандиты, воры, фармазоны и авантюристы и докладывали собранию о произведенных работах… Это были речи о перестройке всей своей жизни и о желании жить и работать по-новому… Я на самом деле увидел перестройку сознания, гордость строителей и желание жить иначе, чем прежде…»

67
{"b":"5311","o":1}