Александр Бачило

Пробуждение вурдалаков

Директор Шатохин подписывал бумаги. Перед ним на столе лежала их целая стопка. Василий Трофимович брал верхний лист, читал его, держа в вытянутой руке, морщился каждый раз брезгливо, но все равно ставил подпись. Секретарша Александра Петровна ловко выхватывала подписанное и убирала с глаз долой - в папку.

Расправившись со стопкой, Шатохин снял очки, широкой ладонью потер лицо, зевнул.

- Все что ли? - спросил устало.

- На подпись - все, - секретарша пожала плечами, - а в приемной сидит один...

- Санкин, пенсионер? - встревожился директор.

- Да нет, молодой, - Александра Петровна глянула в бумажку,

- Окользин из КБ...

- По личному?

- Говорит, по производственному.

- Значит, опять склока в КБ! Как пауки в банке, честное слово. Ладно, зови этого, и хватит на сегодня.

Допущенный Александрой Петровной, в кабинете появился скромный молодой человек с рыжеватой и несколько встрепанной шевелюрой. Смущенно глядя на директора сквозь очки, он поздоровался и представился инженером Окользиным, Сергеем.

- А отчество? - тепло улыбнулся Шатохин.

- Юрьевич, - признался инженер.

- Так-так! - директор указал на стул и, не давая посетителю раскрыть рот, заговорил сам.

- Хорошо, что вы зашли, Сергей Юрьевич. Расскажите-ка мне, что там у вас делается, в КБ. Когда оснастку под семьсот двенадцатый надеетесь сдать?

Семьсот двенадцатый заказ был ахиллесовой пятой конструкторского бюро, и Шатохин нарочно упоминал его, разговаривая с конструкторами. Это заставляло их держаться в рамках.

На этот раз, однако, коронный вопрос не произвел ожидаемого эффекта.

- Скоро сдадим, - равнодушно пожал плечами посетитель, - Но я хотел поговорить не о КБ...

"По личному," - подумал директор определенно.

- Я насчет грубельных печей, - продолжал инженер. - Случайно увидел проект... Мы что, собираемся строить участок в Неглинево?

- М-м... - Василий Трофимович помедлил, соображая, к чему бы такой вопрос. Проект был давно утвержден и передан строителям. - А что, собственно, вас беспокоит?

Окользин зябко поежился, глянув куда-то в окно.

- Нельзя этого делать, - тихо сказал он. - Это опасно. Я сам из Неглинево. И родился там, и в школе учился, и... Ну нельзя! Ей-богу, нельзя!

- Не волнуйтесь, Сергей Юрьевич, - Шатохин удивленно смотрел на инженера, - никто и не собирается устраивать площадку в самом селе. Она будет в трех километрах, и это совершенно не опасно. Ну не могу же я прямо в городе грубель обжигать, кто мне разрешит? А там болото, земля бросовая, совхоз от нее отказался...

- Да не бросовая! - перебил его Окользин. - А заповеданная. То есть, заказанная человеку, зареченная, понимаете? Испокон веков люди там не строили ничего, не сеяли, лес не рубили. Потому что это кладбище...

Шатохин озадаченно уставился на инженера. Про какое-то кладбище на месте будущей грубельной площадки он слышал впервые.

- И что же, - осторожно спросил он, - там и памятники есть? Надгробья какие-нибудь?

Окользин, неуютно сутулясь, смотрел в пол.

- Ничего там нет. Это очень старое кладбище.

- А каких, примерно, времен?

- Неизвестно. Нигде оно не упоминается, я специально смотрел архивы в краеведческом. Мне кажется, его и не хотели упоминать. Говорили просто недоброе место, а кроме неглиневских никто и не знал, почему недоброе.

- Ага, - оживился директор. - Значит, упоминаний и документов никаких? Ну а сами вы как узнали про кладбище?

- Мне рассказывал дед Енукеев, а до этого еще - бабушка моя, Мария Денисовна. Когда я мальчишкой был, она предупреждала, чтоб не вздумал туда, на кладбище, ходить.

Василий Трофимович нетерпеливо отмахнулся.

- Что вы мне тут: бабушка, дедушка... Бабушка-то, небось, надвое сказала? И потом, откуда там взяться кладбищу? Болото да гнилой осинник. Весной я сам выезжал с комиссией.

- Не простой это осинник... - задумчиво произнес Окользин. - Это колья проросли...

Директор осекся.

- Чего-о?

Тут только в глаза ему бросился какой-то болезненно всклокоченный вид инженера. Вот и шнурок на левом ботинке не завязан...

- Колья, - повторил Сергей с мрачной убежденностью. - Когда-то местные жители закопали там больше сотни этих... вурдалаков. И каждому в спину вогнали осиновый кол. Иначе от них не избавиться... Но ни в каких источниках не сказано, что будет, если вурдалака раскопать и кол у него из спины выдернуть.

"Э-э, - думал Василий Трофимович, согласно кивая инженеру, - паренек-то того! Хорошо, если на бытовой почве или, скажем, наследственное заболевание... А ну как признают, что он на работе свихнулся? Вот тебе и производственная травма!"

- Во всяком случае, - продолжал Окользин, - строительные работы на месте кладбища представляют опасность, и поэтому я предлагаю вообще не строить площадку для обжига грубеля, а приобрести финскую экологически чистую технологию. Установку можно будет расположить здесь, на территории завода. Только понадобится валюта...

Сергей остановился и впервые поднял глаза на директора.

"И глаза бешеные," - подумал Василий Трофимович.

- Скажите, Сергей Юрьевич, - осторожно спросил он, - а вы куда-нибудь еще обращались по этому вопросу?

- Нет. Куда же я мог обратиться?

- Ну, не знаю... в отдел культуры, там, в исполком, в облсофпроф, в поликлинику... то есть, пардон, я не то...

- Вы считаете меня сумасшедшим? - спросил Окользин.

- Да бросьте вы, другое я имел ввиду, - тон директора не допускал никаких сомнений в его искренности и глубоком сочувствии. Мне ведь мало, понимаете, одного вашего слова, чтобы отозвать проект. Меня и самого спросят: на каком основании? А? Чувствуете? Требуется официальное заключение. Чье? Учреждения, уполномоченного решать вопросы всякой там охраны памятников природы и общества. Справка нужна! А будет справка - мы с вами, конечно, тут же, без разговоров примем руководящее решение. Ощущаете?

- Д-да, - Окользин неуверенно кивнул и поднялся. - Значит, вы в принципе не возражаете против... э-э... доработки проекта?

- Ну конечно, не возражаю! Дорогой мой! Все мы должны бережно относиться к нашим кладбищам! Если они имеют место... Словом, желаю вам всяческих успехов и жду в ближайшее время у себя. С полной победой.

Так говорил Василий Трофимович, провожая Окользина за дверь. Но мысли у директора не были похожи на слова.

"Иди, иди! - думал он, - Пусть вурдалаками твоими да и тобой самим занимаются общественные организации. А у меня на психов времени нет, работы по горло... Ни черта с твоим Неглинево не сделается, туда уже стройматериалы завезли... "

2.

Над широкой квадратной прогалиной, появившейся в лесу на месте бывшего болота, поднимались разноцветные дымы. Сизый все еще шел от кострищ, оставленных лесорубами, черный колечками взлетал над глиняными кучами - там деловито покряхтывал бульдозер. У края прогалины приютилась избушка-времянка. Из ее трубы тоже валил дым, но темно-серый, угольный.

Дверь избушки отворилась, и на крыльцо вышел средних лет мужчина в телогрейке, засаленных брюках с клапанами и новых, не гнущихся еще кирзовых сапогах. Мужчина свернул за угол, постоял там с минуту, жмурясь на закат, а затем уже двинулся дальше - мимо штабелей осиновых хлыстов, по бульдозерной колее.

От болота осталась лишь мутная лужа, человек в новых сапогах брезгливо форсировал ее по осклизлой доске, взобрался на кучу щебня и помахал бульдозеристу: шабаш! Мощный двигатель сердито взревел в ответ и сразу поперхнулся. Из кабины высунулся молодой паренек-бульдозерист.

- Ну, Кругалев, оцени! - заорал он на весь лес, видно отвыкнув от тишины.

Кругалев окинул взглядом стройплощадку.

- Да-а... - сказал он без одобрения. - Наворотил... И куда же ты, Витек, все торопишься? Сгонял бы лучше в село, понюхал насчет левака. Я в прошлом году вот также недалеко от дачного кооператива котлованил. Так с одних погребов, веришь - нет, столько имел - все лето гулял, чуть в ЛТП меня не посадили. А котлован так под снег и ушел, недорытый...