Мотор взревел — мы ринулись прочь от берега. Я сразу же заметил, что пальцы обеих рук Аллана в свежей и засохшей крови, ногти сорваны.

— Что это? — кивнул я на его руки.

— Пустяки. — Аллан остервенело мотнул головой и сплюнул за борт. — Всю ночь отколупывал шурупы. Раму прикрутили намертво, сс-собаки…

— Эк ты ее, — поддел я Аллана, намекая жестом на его неделикатное обхождение с юной девой.

— Сука! — рявкнул Бетел, поглаживая рукой правую сторону черепа. — Половину волос вырвала!

Кроме криков Адама и Евы на пляже, других звуков до нас не доносилось. Берег с пламенеющими делониксами медленно отступал вдаль…

Впереди — в сотне метров — по воде шла белая полоса. Рифы! Я никудышный мореход. Аллан, судя по всему, тоже. Острые кинжалы кораллов наверняка исполосовали бы нашу лодчонку, если бы не начавшийся прилив. Уровень воды поднялся настолько, что легкий «содьяк» смог проскочить над рифом — считанные сантиметры отделили наше днище от гребня мощного известнякового барьера, выстроенного невзрачными полипами. Впрочем, может быть, все дело было не в приливе, а в чикчарни, который решил сменить гнев на милость и перейти на нашу сторону.

В «содьяке» лежал какой-то сверток из плотной ткани. Я развернул его. По синтетическому днищу лодчонки рассыпались сотни полиэтиленовых пакетиков с белым кристаллическим порошком. Вот оно что! Наркотики. Библейская ситуация оказалась вывернутой наизнанку. Адам и Ева в роли змеев-искусителей — можно ли при думать более извращенный сюжет?

Парень с девушкой были контрабандистами — представителями профессии, весьма популярной на Багамских островах. Видимо, они приплыли на Андрос на заре и решили использовать ранние часы в свое удовольствие.

Поразительно, но традиции «бахамара» чрезвычайно сильны на Багамах в самом конце XX века. «Бахамар» — так когда-то называли акваторию Багамского архипелага испанцы. В переводе это слово означает «мелкое море», но мели здесь в общем-то ни при чем: с «бахамаром» всегда связывались представления о пиратстве и контрабанде. Площадь акватории — сто тысяч квадратных миль. Нынешние справочники утверждают, что в архипелаге насчитывается 700 больших и малых островов. Однако в докладе 1864 года приводились такие цифры: двадцать девять островов и 2387 «скал». Понятно, что здесь было где укрыться «джентльменам удачи» и прочим морским ребятам. Навигация в Багамском архипелаге всегда считалась особо опасным делом, и местные мореходы пользовались заслуженной славой: они умели ориентироваться по разноцветным рифам и мелям примерно так же, как европейские моряки ориентируются по картам и лоциям.

В наше время плавать в этих водах разрешается только в дневное время. Разумеется, на контрабандистов сие правило производит чисто комедийное впечатление. Они пользуются тем, что Багамы — как государство — располагают невероятно протяженной береговой линией, наладить четкую охрану которой практически невозможно. Не удивительно, что торговцы наркотиками чувствуют себя здесь более вольготно, чем когда-то пираты в «бахамаре». Увидев наркотики, Аллан страшно оживился.

— Это героин! — зашептал он, хотя вокруг на километры простиралось чистое море. — Нам страшно повезло. Поплыли на Большой Абако. Я знаю, кому это можно сбыть без всякого риска. Мы разбогатеем в два счета.

Я послушал-послушал его, потом завернул пакетики в ткань и засунул себе под куртку.

— Распоряжаться этим добром буду я, — заявил я Аллану таким тоном, что он почел за лучшее не спорить.

Когда мы высадились спустя несколько часов близ Николс-Тауна, первое, что я сделал, — это вылил на сверток оставшееся горючее из бензобака и поджег зажигалкой, конфискованной у сникшего Аллана.

— Потрясающий акт гуманизма, — попытался он съязвить. — Советский эксперт уничтожает отраву, которая могла бы стоить жизни тысячам невинных душ.

— Козел! — отвесил я ему первое пришедшее в голову ругательство. — Позволить себе засыпаться на наркотиках в чужой стране может только наследственный олигофрен…

— Все. Хватит лирики! — Эдик отбросил покрывало и выключил комп. На долю секунды экран высветил его лицо — Эдик был весь в поту. Еще бы — просидеть два часа под душным чехлом. — Кажется, нашел. Ты идти можешь?

— Могу. Но зачем? Куда? И что ты нашел, бога ради?!

— Потом, потом, — заторопился Эдик. — Кажется, нас засекли. Хватай свою амуницию и выскакивай.

— Ты разве выходил в эфир?

— Выходил. Быстрее же! Твой личный кимп — с дисплеем или с индикатором? — С дисплеем.

— Очень хорошо. Черт! Монетка! Чуть не забыл. Хорош бы я был… Бежим. Если отскочим метров на двести — спасены.

Только выйдя из машины, я понял, что меня контузило весьма крепко. Ноги ватные, земля плывет, перед глазами роятся светящиеся точки. И все же я побежал. Эдик тянул меня за собой и, подставив бок, семенил рядом и пытался даже нести…

Мы успели. Перед нами встали характерные заросли дикой ага вы, и мы, рискуя остаться без глаз, напарываясь на колючие листья, искровянив себе руки и ноги, залегли в самом центре этой гущины.

Тут же — словно ожидая, когда мы наконец затихнем, — в небе гигантским бенгальским огнем расцвела осветительная ракета. Лучи двух прожекторов, протянувшиеся с территории Атлантического подводного центра, скрестились на сиротливом «Бронко», уткнувшемся в неприступную ограду из нескольких рядов колючей проволоки. И тут же сквозь «колючку» ударил луч боевого лазера. Сначала взметнулся фонтан белого, отороченного оранжевым огня, а потом до нас долетели хлопок, и треск, и гром, и яростное шипение огня, и снова треск.

Мне в голову закралась совсем неуместная мысль. Что-то похожее, наверное, творилось на Багамах шесть лет назад, вообразил я, во время празднования 500-летия открытия Америки. 12 октября — День Открытия и так считается национальным багамским праздником, а в 1992 году это было, видимо, нечто необыкновенное.

К острову Самана-Ки — месту, куда подошел, как сейчас принято считать, Колумб, — приплыли пересекшие Атлантику «СантаМария», «Нинья» и «Пинта» — копии, разумеется, но выполненные со всей тщательностью и в натуральную величину, — и был фейерверк, и карнавал, и пляски, и смех, и корзины цветов на волнах, и плавучие костры, отражавшиеся в воде, и воздух звенел тысячами радостных голосов…

Сейчас тоже был фейерверк. Но без плясок. И без цветов. «Форд Бронко II», арендованный мною утром у гаитийца в Нью-Тауне сроком на неделю, перестал существовать, не пробыв у меня и суток. Ловко…

Около пожара сразу же возникло много людей. Они что-то кричали, переругивались, бегали с оружием в руках. Осветительная ракета погасла, тогда прожекторы стали шарить по округе своими длинными белыми руками. Раза два луч мазнул по розеткам агавы, но нас никто не увидел.

Через час все стихло. Мы выбрались на дорогу, злобно ругаясь сквозь зубы и отряхивая одежду. Утром это место наверняка обнаружат по капелькам крови, оставленным нами на колючих листьях.

— Куда теперь? — поинтересовался я у Эдика. — Через двое суток утром Володя будет ждать нас в Конго-Тауне. Это километров семьдесят отсюда. Если доберемся — улетим. Путь будет трудный. Нам придется пересечь все три байта Андроса — Северный, Средний и Южный.

— Перегруженные битами, пойдем по байтам, — попытался скаламбурить я, хотя прекрасно знал, что «байтами» на Андросе называются широкие естественные протоки, прорезающие остров насквозь.

— Осилишь? — озабоченно спросил Эдик. — Будем идти скрытно. Питаться чем попало. Северный и Средний байты в самых узких местах четырехкилометровой ширины.

— Бог даст, не утонем, — улыбнулся я. — А от голода на Багамах еще никто не умирал. Даже беглые рабы, чье положение было гораздо хуже нашего. Пошли потихоньку. И начинай рассказывать, пока нас еще до конца не поджарили лазером. Что тебе удалось обнаружить? С кем ты наводил связь? Каким образом нас засекли? И в конце концов — кто записан на видеомонетке: я или не я?

— Ты, если начинать с конца, — ответил, помолчав, Эдик. — И одновременно — не ты. Это комподел.