- He бoйcя, пaпoчкa, ceйчac зaжгyт нoчнoe ocвeщeниe, oни чтo-тo зaпaздывaют. Вoт посмотри, - указала она рукой.
Cправа от нашей скамейки, среди кудрявых деревьев, виднелась площадка, размером с цирковую арену. Площадка была из того же голубого асфальта, что и проходившая перед нами дорога. На ней выделялись концентрические оранжевые круги. Площадкa напоминала большую стрелковую мишень.
В центре площадки стояло кaкоe-то невероятноe насекомое, нечто вроде oгромного крылатого паука. У него было совершенно круглое, как глобус, туловище с черной матовой спинкой и полупрозрачным опаловым брюшком. Границу между брюшком и спинкой образовывал блестящий ажурный пояс из белого металла. От пояса отходили вниз тонкие кpивыe ножки. От пояса же торчали горизонтально крылышки, длинные и узкие, как клинки мечей.
Выcокий, cовершенно лысый мужчина, запрокинув голову назад и привстав на нa цыпочки что-то подвинчивал у основания одного из крыльев. Потом он отошел в сторону и скрылся в тени деревьев.
Крылышки странного сооружения вздрогнули и сделали несколько коротких взмахов. Затем вибрация их столь убыстрилaсь, что крылышек стало совсем невидно. Послышалась музыкальная нота. Глобус отделился от площaдки и поплыл вверх. Он поднялся чуть выше крыш окружающих домов, и движение его замедлилось. Он повис почти неподвижно в воздухе. На опаловом брюшке возникли световые блики. Они постепенно разгорались и становились ярче. Скоpо вся нижняя половина шара наполнилась ослепительным cолнечным свечением. Возобновилось движение шара вверх. По мере подъема, свет с cтaнoвилcя всe ярче и ярче. В отдалении я заметил еще несколько таких недвижно повисших искр. Казалось, эти летающие светильники были прикреплены к черному бархатному куполу, по кoторому изредка проплывали слабо мерцающие облака. Звезд за ними не было видно.
Я подумал, что это неплохое усовершенствование моей старой ленингpадскoй идеи: вместo беспорядочного зажигания воздуха, здесь светится в электромагнитном луче газ особого состaва, заключенный в кварцевый шар.
Ровный и мягкий свeт заливал вce окружающее меня на земле. Он походил на вечерний солнечный свет.
Я и Лена поднялись со скамейки и cнова покатили вперед. Пестрая толпа, скользившая вокруг нас, выглядела при этом освещении еще наряднее. Меня особенно забавляло, что все окружающие пpедметы не отбрасывали никаких теней, свет исходил со всех сторон, он, казaлось, насыщал воздух.
Лена скользила справа и немного впереди. Она то и дело оглядывалась и подбадривала меня улыбкой:
- Пять километров уже позади... Уже восемь километрoв наши... Еще немногo потерпи, папочка, осталось меньше пяти километров.
Я сделал несколько быстрых движений, и странное ощущение слабости и беспомощности вдруг овладело мной. Мысли были быстрые и очень отчетливые. Но я не способен был произвести ни малейшего физического усилия. Ноги мои дрожали и сгибались в коленях, руки повисли вдоль тела, ладони разжались и распрямились. Рычажки ускорителeй выcкользнули нз рук. Если бы они не были пристегнуты к блузе, то упали бы на землю. Я катился теперь исключительно по инерции.
Лена закрепила рычажок своего ускорителя в положении макcимального хода и обхватила меня обеими руками. Она тoлкалa и тaщилa меня, но мы, всё же подвигались очень медленно.
- Папа, включи свои моторы, или ты не можешь даже сжать руку в кулак?
Я бессильно покачал головой в ответ. Oна обошла меня спpaва и взяла мой yскоритель в cвою руку. Eй было, видимо, очень трудно одновременно держать включенными и мои моторы и поддерживать меня самого в равновесии. Teлo мое болталось, подобно тряпичной кукле.
На лице Лены выступили мeлкиe капельки пота. Она прикусила нижнюю губу, и большие серые глаза ее сузились.
Теперь мы неслись значительно скорее. Снова мелькали дома: серые, коричневые, белые, с плоскнми крышами, с большими террасaми, обвитыми зеленью.
Впереди показался Bеликий континентальный путь. Наша дорога пересекала его под острым углом и терялась в нем, как маленький ручеек, впадающий в полноводную реку. У перекрестка мы остановились.
По голубой глади Bеликого пути нескончаемыми потоками шли машины. Они блестели всеми цветами и оттенками эмалевых красок: яркокрасные, желтые, кaк цвeтoк подсолнечника, темносиние, изумрyднo-зелeнные. Они двигались с легким шорохом, кaк cтaйка птиц над заснувшим прудом.
Изредка проплывалм громадные экипажи, выполненныe целиком из прозрачной пластмассы. Внутри виднелись смеющиеся мужчины и женщины. Это, навeрное, были туристские компании, путешествующие рaди удoвольствия.
Лена не в силах была больше поддерживaть меня, и я опустился на край дороги. Еще неcколько усилий, и я буду в аэропopте, но я не способен бoльше шeвельнуть ни одним мускулом. Беспомощный и бессильный, я сидел у берега этой великой реки вечного движения.
Мысли мои начали путаться. Может быть, не к чему мне возвращаться в Ленинград. Достаточно переслать Bере хлеб. Сейчас мы попpocим хлеба у кого-нибудь из проезжающих. Надо только хорошенько зaвернуть его в бумагу. Я достал из кармана Димины чертежи, развернул и распрaвил иx.
Огромный, бирюзoво-голубой пассажирский экспресс мчался, казалось, прямо на нас. За круглым и выпуклым, как рыбий глaз, передним стеклом сидел Tруфанов. Седые волосы его были гладко зачесаны.
Взгляд Tруфанова был строгий, почти суровый. Kpyпнaя сеть мoрщин перecекала его лицо. За спиной Tруфанова смутнo виднелись фигуры пассажиров, полулежащих в длиннных удобных креслах.
Труфанов, видимо, узнал нас. Он машет левой рукой. Рот его широко раскрывается. Oн, нaверное, что-то кpичит нaм, но звук голоса не проходит сквозь толстое выпуклое стекло.
Mощный низкий рев гудка ударяет в мои уши, машина не сворачивает, а движется прямо на нас. Я чувствую, что Лена пытается оттащить меня, но у нее, видимо, нехватает cил. Машина, замедляя ход, надвигается всё ближе. Выпуклое блестящее стекло находится уже не спереди, а прямо надо мной. Я откидываюсь на спину, прижимаюcь изо всех сил к асфальтовой глади. Наверное, Tруфанов тормозит. Тяжелый кузов машины плывет на меня медленно и плавно. Медный приемный виток проходит над моим