— А как же! — И он со значением похлопал себя по колену. (Я знала все значения французской жестикуляции, но этот жест растолковать не смогла.)
— Что это значит?
— Фланелевые серые брюки.
Шефу надоело слушать наш диалог, и он попросил перевести последнюю фразу.
— А-а-а, — лукаво засмеялся он, похлопывая Жан-Жака по плечу.
— А-а-а! — точно в тон ответил ему француз.
— Но я ничего не понимаю! — возмутилась я. И на двух языках последовала благожелательная лекция.
Этикет береговой одежды яхтсмена непосредственно произошел от английского стиля, узнала я, самый традиционный предмет гардероба — темно-синий двубортный блейзер с золотыми пуговицами имеет в родоначальниках китель морского офицера капитанского флота. Золотые пуговицы отражают логотип портного или магазина, а в Англии есть даже специальные компании, которые выпускают пуговицы только для капитанов-яхтсменов. В большой цене старые пуговицы от реальной морской формы. Недавно конвертик с десятью позолоченными кружочками ушел на Женевском аукционе за восемь тысяч фунтов стерлингов.
Я сморщила нос:
— Было бы за что платить!
Француз и шеф уставились на меня с почти священным ужасом.
— La femme, — снисходительно пробормотал Жан-Жак.
Далее я узнала, что темно-синий пиджак с ослепительно белыми брюками смотрится сногсшибательно только в пределах гавани. По мере удаления от зоны порта правила хорошего тона диктуют сменить нижнюю часть туалета на экземпляр из светло-серой фланели.
(Ага, теперь понятно, почему Жан-Жак так любовно похлопал себя по коленке.)
Можно носить блейзер с бежевыми слаксами или вельветовыми брюками красного оттенка.
— Но, — шеф поднял указательный палец вверх, — только в том случае, если капитан уже однажды пересек Атлантику.
Жан-Жак понял все без перевода и, смеясь, кивнул головой.
— Вообще-то классикой, — продолжил он, — считается пара: двубортный блейзер и коричневые брюки из грубого твида. Обязательны рубашка в тонкую полоску и полосатый галстук. И никакой синтетики.
Прослушав эту лекцию, переводя попеременно некоторые тонкости Жан-Жаку и шефу, я почувствовала себя расслабленно и впервые подумала о том, как все-таки здорово, что у меня такая профессия.
— Ну что же, — Жан-Жак встал из-за стола и изящно поклонился, — вынужден попрощаться с вами, дорогие друзья. Мы ведь еще увидимся. Моя яхта «Женевьева» ждет меня.
Когда после бурных уверений в дружбе со стороны шефа Жан-Жак все-таки ушел, показалось, что в баре стало темнее, а отвратительная музыка загремела громче.
— Удивительно, сколько в этом человеке жизнелюбия и оптимизма, — пробормотала я.
— Мда... — протянул шеф. — А вы в курсе, что десять лет назад в железнодорожной катастрофе погибли двое его детей, а пять лет назад его жена Женевьева покончила с собой, не в силах пережить эту катастрофу.
— Что вы говорите? И он вам это все рассказал?! — воскликнула я, впервые отмечая в голосе шефа человеческие нотки.
— Да. — Его взгляд был обращен куда-то вдаль. — Каждый год Жан-Жак проводит несколько месяцев подряд в частной клинике в Швейцарии.
— Какой ужас! — Я подавленно разглядывала кофейную гущу на дне чашки.
— Вы готовы? — первым очнулся шеф и взглянул на часы.
— О да! — Я встала из-за стола.
— Тогда поехали! Нас ждут! Честно говоря, я волнуюсь.
Серебристые ели и кедры защищали особняк магната Леско от чужих глаз. Саут-Вест-Мэрин-драйв, самый фешенебельный район Ванкувера, словно парит над городом.
В ясные дни отсюда можно разглядеть границу с американским штатом Вашингтон. Этот район считается символом успеха и процветания. Другим символом являются плоты на реке Фрэйзер. Вот и сегодня пыхтящие буксиры с усилием тянут их к лесопилкам.
Машина подвезла нас по гравийной дорожке прямо к роскошной двери из красного дерева. Мы позвонили в старомодный звонок и стали ждать. Спустя три минуты дверь распахнулась, на пороге стоял величественный старик.
— Вы к кому? — Его цепкие черные глаза моментально «считали» информацию.
— Мы к господину Леско, нам назначено, — отчеканила я, ежась под острым взглядом дворецкого.
— Входите, я доложу, — веско сказал старик, оглядев нас подозрительным взглядом частного детектива, и мне почему-то захотелось развернуться и убежать из этого дома, в котором все вопило о благосостоянии хозяина.
— Вон видишь, — шеф толкнул меня локтем в бок, — на стене висит грамота?
— Ну и что?
— Леско мне в прошлый раз рассказывал, что она подписана королевой Англии!
Я оглядела просторную гостиную, куда нас привел дворецкий. Что еще можно было ожидать от дома, в котором висит грамота с подписью королевы? Магнат неслышно вошел в гостиную, несколько секунд с удовольствием созерцал наши лица, а затем громко кашлянул. Мы обернулись, шеф заулыбался, господин Леско протянул ему руку и заговорил неожиданно глухим, как из подземелья, голосом.
Обед был накрыт в огромной сводчатой, как станция московского метро, столовой. Стол был уставлен изысканной фарфоровой посудой, вазочками с фиалками, стекло и серебро слепили глаза. Шеф сразу же приступил к делу: деревообрабатывающие станки не давали ему покоя. Я стала переводить и растерялась: наш хозяин шепелявил, отчего многие слова звучали совсем по-другому, и мне приходилось переспрашивать. За столом прислуживал официант с выправкой офицера, блюда были настолько французскими, что невозможно было понять, что ты ешь — мясо или рыбу. Шеф быстро жевал, жестикулировал и постоянно перебивал господина Леско. Тот улыбался, шевелил мохнатыми бровями, отпивал вино из пузатого венецианского бокала и слушал шефа. Видимо, в русском предпринимателе он узнавал себя, ведь бизнес — самая горячая и самая постоянная страсть.
Уже стемнело, когда мы покинули особняк господина Леско. Довольный сделкой, канадский магнат смеялся гулким смехом, похожим на лай собаки Баскервилей. Шеф улыбался и без конца пожимал руку магнату. Лесная промышленность России спасена, да и банковский счет шефа будет пополнен. Все довольны.
В машине по пути в гостиницу шеф продолжал улыбаться. Его идея обрела вполне реальную оболочку и больше не изматывала его мозг. Он рассеянно глядел по сторонам, невнимательно слушал мои замечания, а потом заметил:
— Вы вполне можете успеть домой, если улетите ближайшим рейсом.
— Вы меня отпускаете? — Я не верила своим ушам.
— Конечно. Вы хорошо поработали, можете теперь отдыхать.
Вихрем я ворвалась в отель, подбежала к стойке регистрации и попросила выписать счет. Рейс в Москву ровно через час. Я спешно собрала свои вещи, упаковала чемодан и покинула уже такой обжитой уютный номер. Выкатывая чемодан на улицу, к стоянке такси, я увидела знакомого портье. И меня осенило: «Серега Синицын!» Прежде чем я успела опомниться, русская фамилия сорвалась у меня с губ! Но я знала, что ошибки не будет.
Портье вздрогнул, дернулся всем телом, тележка, груженная багажом, накренилась, и чемоданы медленно, словно раздумывая, стали съезжать на безупречно чистый асфальт. Уши носильщика заалели, водружая «ла багаж» назад, на тележку, он старательно делал вид, что не понял меня.
— Вам такси, мадам? — нетерпеливо осведомился таксист, выходя из машины и принимая у меня из рук чемодан. — В аэропорт?
— Да-да, конечно. — Я криво улыбнулась и, не глядя на растерянного портье, уселась в машину.
Надо же, встретиться в другом полушарии с Серегой! Одноклассником, с которым просидела за одной партой почти восемь лет! Серега был влюблен в меня с первого класса, носил за мной портфель, а однажды на день рождения подарил сшитое самим сердечко и зашил в него письмо — объяснение в любви. Это было первое объяснение в любви в моей жизни.
Помню, как наши родители водили нас девятого мая на Красную площадь, и мы выстаивали длинную очередь к могиле Неизвестного солдата, сжимая в руках букеты тюльпанов... Что же с ним произошло? Мы так и не успели поговорить, а жаль...
