Виктор смотрел не на Рок, а на Нильса. Брат чувствовал себя гораздо лучше, он был в этом совершенно убежден. Возможно, возникшая из прошлого истина излечила его от демонов? Возможно, он единственный, кто вышел победителем из этой драмы? Мимолетно Виктор вспомнил, как он ломал инкрустированную дверцу секретера, как обнаружил исколотые и изрезанные фотографии. Уж не тяжесть ли гнева, рассеянного по всему дому, действовала на него так удручающе?
– Ты, наверное, никогда не разрешишь мне снимать здесь?
– Конечно, нет. За исключением тех случаев, когда ты меня хорошенько об этом попросишь, и если речь будет идти об очень хорошем фильме.
– Что ты называешь хорошим фильмом?
– Фильм, на котором плачут.
– Тебе мало было слез за последнее время?
Они дошли до аллеи, посыпанной гравием, и оказались на самом солнцепеке.
– Виктор... Мне очень хотелось бы вам доказать, и тебе, и всем остальным, что у меня есть талант.
– Давай, доказывай!
Только Нильс собрался ответить, как из-за амбара показался отец, держа за руку Тома. Должно быть, он рассказывал малышу что-то очень интересное, потому что тот впился в него глазами, повернув за ним голову.
– С нами он не был таким терпеливым,– хотел пошутить Нильс.
– Только к тебе это не относилось.
С самого начала они были по разные стороны баррикад. Силуэт Марсьяля и вцепившегося в него мальчугана вернул Виктора на тридцать лет назад. Они с Максом с любопытством наблюдали за белобрысым малышом, только что потерявшим свою мать, и никто не предлагал им быть с ним добрыми, но они все равно были.
– Ну, пойдем, что ли,– сказал он Нильсу.
Если тайна, обнаруженная в Роке, не уничтожила их, теперь ничто не помешает им любить друг друга, что бы ни произошло.
Кати стояла на пороге дома и подавала им знаки, крича, что обед готов. За ней стояла Виржини и, прислонив к лицу ладонь козырьком, смотрела, как они подходят.
– Это она,– шепнул Виктор.
Нильс кивнул головой, слегка смешавшись.
– Да не волнуйся ты, история никогда не повторяется, слава Богу!
Протянув руку брату, он подтолкнул его вперед.
