Но и к оставшимся в России советская власть не питала никакого доверия: «Сколько волка не корми, он все в лес смотрит!» Я не раз слышал такую характеристику старых профессоров из уст советских вероучителей. И даже самые добросовестные из уцелевших старых профессоров, с точки зрения советской власти, не шли дальше популярной в этой среде формулы: мы аполитичны, а потому и лояльны. Простая лояльность, вполне достаточная во время гражданской войны, признавалась совершенно недостаточной после большевистской победы. К тому же, «лояльность профессора» могла научить молодежь только лояльности. Этого советская власть никак не могла допустить. «Коммунистическое воспитание молодежи» – таков был лозунг, выдвинутый еще Лениным на III съезде комсомола в 1920 году.

Отсюда большевики пришли к выводу, что нужно создать собственную, красную профессуру, которая, учась у руководителей ВКП (б) марксистской теории, будет учиться одновременно у «лояльных» профессоров фактическим знаниям. Потом, достаточно подготовившись, они заменят своих «буржуазных профессоров». Тогда дело «коммунистического воспитания» будет в надежных руках.

Уже к началу 1928 года в ИКП были следующие отделения: история, философия и естествознание, экономика, история литературы и критики, мировая политика и мировая экономика, общее отделение. Впоследствии эти отделения (факультеты) были реорганизованы в самостоятельные институты красной профессуры по специальностям. Среди профессорского состава были виднейшие партийные и беспартийные ученые страны, руководители ВКП (б) и Коминтерна. Укажу некоторые имена:

Беспартийные ученые: Рожков, Платонов, Сергеев, Грацианский, Бахрушин, Тарле, Греков, Струве, Крачковский, Марр, Мещанинов, Рубин, Громан, Базаров, Л. Аксельрод, Деборин, Преображенский, Мишулин, Косминский, Тимирязев (сын) и др.

Партийные профессора: Бухарин, Покровский, Луначарский, Ярославский, Радек, Крумин, Квиринг, Е. Преображенский, Вышинский, Крыленко, Пашуканис, Берман, Варга, Миф, Бела Кун (Восточная Европа), Эрколи – Тольятти (Юго-Западная Европа), В. Коларов (Балканы), В. Пик (Центральная Европа), Куусинен (Финляндия), Страхов (Китай; русский псевдоним одного китайского коммуниста), еще несколько китайцев и японцев. Периодически с докладами в стенах ИКП выступали, кроме названных лиц, – Сталин, Каганович, Калинин, Мануильский, Бубнов, Эйдеман и др.

ИКП предъявлял к поступающим довольно высокие академические требования. Сам прием происходил в порядке отбора лучших кандидатов на конкурсных экзаменах из состава лиц, допущенных специальным постановлением Мандатной комиссии ЦК ВКП (б). Как правило, требовалось, чтобы кандидат имел образование в объеме университета или соответствующего факультета другой высшей школы. Предварительным условием допущения к устным испытаниям было представление письменной вступительной работы, в которой кандидат должен был показать свою способность и призвание к исследовательской работе. После рассмотрения письменной работы и проведения устных экзаменов экзаменационная комиссия ИКП выносила свое заключение, кто из кандидатов и насколько удовлетворяет академическим требованиям Института.

Это заключение шло в ту же Мандатную комиссию ДК. Мандатная комиссия докладывала весь мандатный материал Оргбюро ЦК ВКП (б), которое выносило окончательное постановление о принятии кандидата в ИКП.С этих пор икапист (так назывались студенты ИКП) становился номенклатурным работником ЦК ВКП (б) и заносился в картотеку «руководящего актива». В дальнейшем всякие изменения в жизни этого «руководящего активиста— перевод, командировка, назначение на работу, снятие, арест – могли происходить только с ведома и по постановлению ЦК «Теоретический штаб» ЦК – ИКП – дал действительно много кадров как Сталину, так и его противникам. Как и при каких обстоятельствах одни икаписты превращались в «соратников и учеников Сталина», а другие во «врагов народа» и «извергов фашизма», – я расскажу дальше. Отмечу лишь пока некоторых из тех и других.

Через ИКП прошли, стали врагами Сталина и погибли в камерах смертников НКВД или в изоляторах концлагерей – Слепков, Астров (редакторы журнала «Большевик» и сотрудники Бухарина по газете «Правда»), Айхенвальд, Марецкий, Краваль (секретарь Бухарина), Стецкий (заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), член ЦК), Стэн (член ЦКК), Карев, Бессонов, А. Кон, В. Кин (Комакадемия), К. Бутаев, К. Таболов, Самурский, Михайлов (секретари обкомов), Мадьяр, Ломинадзе, Шацкий (Коминтерн). Этот список может быть продолжен до сотни имен. Через ИКП прошли и стали близкими сотрудниками Сталина – А. Щербаков (умер на посту члена Политбюро в 1945 г.), Мехлис (член ЦК ВКП(б) и бывший министр Госконтроля), Абалин (гл. редактор журнала «Коммунист»), Федосеев (бывший главный редактор журнала «Большевик»), Александров (член ЦК и бывший шеф пропаганды), Суслов (секретарь ЦК), Поспелов (бывший главный редактор «Правды», директор Института Маркса – Энгельса – Ленина, секретарь ЦК), Ильичев (бывший главный редактор «Известий» и «Правды», кандидат ЦК), Митин (член ЦК), Юдин (член ЦК и главный редактор органа Коминформа, посол в Китае), Константинов (начальник Управления пропаганды и агитации ЦК), Сурков (один из руководителей Союза писателей). Этот список тоже мог бы быть продолжен. Уже эти имена говорят о том, что ИКП был действительно неким «теоретическим штабом», где с одинаковым усердием обе стороны (сталинцы и антисталинцы) разрабатывали, так сказать, «идеологическую стратегию» будущих внутрипартийных войн.

В среду правых я был введен моим другом и старшекурсником ИКП Сорокиным. Мы часто собирались на квартире известной в тех кругах Королевой.

Зинаида Николаевна Королева не принадлежала к тем знаменитым «кухаркам», которых Ленин призывал «учиться управлять государством». По происхождению она была дворянкой, по воспитанию подлинной «гранд-дамой», но по своим политическим взглядам она сделалась самой крайней революционеркой еще с институтской скамьи.

В 1916 году она ушла из медицинского института на фронт в качестве сестры милосердия. Февральская революция застала ее в одном из госпиталей под Киевом. Вскоре начали создаваться солдатские революционные комитеты, и она была втянута в работу одного из местных комитетов. Будучи лишь технической секретаршей, она выполняла весьма важные функции – редактировала и сама сочиняла воззвания, приказы и требования местного комитета к солдатам, народу и правительству.

Солдаты ее полюбили за простоту характера, хотя и относились к ней с некоторым недоверием. «Сама буржуйка, а кроет буржуев на чем свет стоит, тут что-то неладное, братцы!» Когда однажды такой солдатский разговор дошел до Зинаиды Николаевны, она попросила председателя солдатского комитета созвать экстренный митинг, чтобы сообщить полезную информацию. «В России революция. Вся Россия – митинг», – писал об этом времени Артем Веселый. Так было и на фронтах. Солдаты жили митингами, разжевывая на них два лозунга дня: «война до победного конца» справа и «мир хижинам – война дворцам» слева.

Оба лозунга казались слишком крайними, и средний фронтовик внутренним инстинктом чувствовал, что недостает какого-то среднего и разумного решения вопроса войны и мира. С тем большей охотой солдатская масса прислушивалась к новым решениям и предложениям. Этим, может быть, и объяснялось, почему митинг, созванный для Зинаиды Николаевны, оказался столь многолюдным, что она сперва заколебалась, не отказаться ли ей от своей затеи выступить перед такой многочисленной аудиторией. Но друзья по солдатскому комитету ее подбодрили, а председатель комитета сказал и вводную речь, закончив ее словами, вызвавшими веселое оживление: «итак, слово имеет Революция Николаевна, бывшая Королева!» Контакт с массой был найден. Зинаида Николаевна выступила.

– Я не помню ни одного слова из того, что я тогда говорила. Это был мой первый революционный дебют, и вы – не можете представить, как ужасно я волновалась! Когда я предложила созвать митинг, я собиралась рассказать солдатам о русских «революционных буржуйках», – о Вере Фигнер, Софье Перовской, Вере Засулич, Екатерине Кусковой, «бабушке русской революции» Брешко-Брешковской, чтобы рассеять все эти предрассудки о «бабах» и «буржуйках». А что я наговорила, не помню, убейте, не помню!